Кубок лунника - Анна Клименко

– Какое вам дело, госпожа Вейн? Главное, что сами вы здесь. Не стоит переживать, их не найдут, а потому и мне ничего не угрожает.

И он небрежным щелчком взбил кружева на манжетах, а потом принялся молча пить чай, при этом глядя в перламутровоеблюдце.

– Вы хотели мне рассказать, – осторожно напомнила ведьма.

В желтых глазах мелькнуло нечто похожее на иронию.

– А вы готовы слушать?

Малика кивнула. Граф отставил чашку на стол, с хрустом сгрыз засахаренный орех и сказал:

– Мне неприятно вспоминать все это, госпожа Вейн. А еще мне бы хотелось, чтобы вы дали мне обещание… Нет, поклянитесь – чем угодно, хоть именем Эо, хоть рогами Йоргга. Эта история не должна всплыть где-либо кроме этих покоев. Вы меня понимаете?

– А если я поклянусь памятью моей матушки?

– Сойдет, – лунник коротко усмехнулся, быстро допил чай. – тогда слушайте. Мы вернемся в то утро, когда я пришел в себя на чисто застланной кровати, укутанный в шерстяное одеяло. Рядом на табурете стоял стакан воды, бронзовая ступка, от которой пахло травами. Солнечный зайчик медленно полз по блестящему полированному пестику, а где-то рядом звенел комар. Слишком утомительное описание, верно? Но эта картина, солнце на полированной бронзе, отпечаталась в моей памяти так же ярко, как… простите, как первый человек, которого мне пришлось убить. Поэтому я буду излагать свою историю так, как запомнил, а вы обещали выслушать, госпожа Вейн. В конце концов, должен же я кому-то рассказать о том, что именно произошло в тот памятный день, и о том, какие события воспоследовали. Итак, я очнулся, словно вырвался из омута крепкого сна. Я долго лежал, боясь шевельнуться – запоздало меня с головой накрыла волна ужаса оттого, что уже произошло, и от ощущения полной неизвестности. Странное все-таки существо – лунник. Я не успел испугаться, когда меня убивали, а когда спасли, трясся под одеялом. Но мне тогда было всего пятнадцать. Не так уж и мало, но и недостаточно много для того, чтобы трезво оценивать ситуацию. Я понятия не имел, что меня ждало в ближайшем будущем, и это казалось ужаснее перепиливания горла тупым ножом.

И вот, я съежился и ждал, ждал… В лучах утреннего солнца плясали пылинки, все так же звенел невидимый комар. Высоко над моей головой белели аккуратные своды потолка, ниже переходящие в завешенные гобеленами стены, в двух-трех шагах от меня хрупкий туалетный столик изгибал черные ножки, а еще дальше – загадочно темнела арка выхода. Я все ждал, кто же оттуда появится, но никто не приходил, как будто неведомые хозяева дома обо мне забыли.

В конце концов я сел на постели, потрогал горло – рана стянулась в рубец. Меня раздели догола, но от осознания этого простого факта страх внезапно ушел. Остался неприятный осадок на душе оттого, что кто-то прикасался к моему бесчувственному телу. Я кое-как завернулся в простыню, поднялся на ноги. Мне все казалось, что надо убираться из этого дома; потолок давил, сцены охоты на гобеленах резали глаз алыми пятнами вышитой крови… И я не знал, стоит ли мне разыскивать своего спасителя, чтобы поблагодарить. Ведь мне было неизвестно, для чего он меня забрал к себе. В те времена я совершенно не верил в то, что люди способны сделать добро просто так… Я и теперь в это не верю, госпожа Вейн.

Но в тот миг, когда я окончательно решился на побег, раздались тихие шаги; кто-то легкий шел навестить мальчишку-лунника, а спустя еще несколько мгновений вошла она . Самая прекрасная из всех женщин, которых я когда-либо видел в своей жизни. Почтенная жена ведьмака Хаора Ливори. И она пришла не одна, неся на руках человеческого детеныша. Вы уже обо всем догадались, не так ли, госпожа Вейн?

…Малика откашлялась. Ей не хотелось в этом признаваться, но перед глазами так и стояла аляповатая картинка: солнце, ненастоящая, слишком алая кровь на гобеленах, бронзовая ступка с растертыми травами и тощий, грязный мальчишка, на котором и места живого не осталось.

– Замок выдал вас, граф. Об этом я уже говорила.

– Вы чем-то похожи на нее, госпожа Вейн, – он пропустил слова Малики мимо ушей, – у нее тоже были зеленоватые глаза и легкие, словно пух, длинные волосы. Только вы заплетаете их в косу, словно боитесь, что ветер спутает, а Шани с гордостью носила распущенные волосы будто шелковую пелерину и позволяла ветру играть с ними. Но не в этом дело… В то утро я впервые за несколько лет поел за столом обычной человеческой пищи. Ошибаются те, кто думает, будто лунники способны только жрать сырое, еще теплое мясо своих жертв. Кровь – это сила. А людская пища – кусочек счастья. Шани все смотрела на меня и бормотала «бедный малыш». После завтрака ведьмак Хаор осмотрел мое горло, а затем предложил немного передохнуть и собираться в путь. Опасно было оставлять меня в их доме, госпожа Вейн, они и так слишком рисковали, но он все же позволил мне провести остаток дня в их доме… И в этом была ошибка Хаора.

На следующее утро еще не успело рассвести, как они уже ломали двери. Те самые честные жители Этернии, ради которых вы уже не раз подвергали свою жизнь опасности. Я успел натянуть кое-какую одежду, когда ко мне ворвалась Шани в ночной сорочке, бледная как смерть. Она сунула мне в руки ребенка, пристально посмотрела в глаза, а затем, так и не проронив ни слова, бросилась вон. На кончиках пальцев у нее змеились яркие фиолетовые молнии… Но это ее не спасло. Мне пришлось перекинуться (что далось мне отнюдь не легко, утром-то!) и, держа спеленутого ребенка в зубах, я кое-как выбрался на крышу. К этому времени, госпожа Вейн, вооруженные кто чем, а заодно и именем Всеблагого, честные жители Блюменса рвали в клочья тела Хаора и его жены. Последнее, что успел выкрикнуть ведьмак, было слово «проклинаю». Шани не успела сказать ничего, безвинное, чистое создание. И я, воспользовавшись тем, что никто не смотрел вверх, сорвался с крыши и полетел так быстро, как только мог. Через пустоши. К лесу.

Лунник замолчал и уставился на Малику своими звериными глазами. Боль воспоминаний снова проснулась, пробегая сполохами по землистому лицу. Он сидел неподвижно, и ведьма знала: сейчас, сию минуту, этот не-человек заново переживает все, что произошло полтора века тому назад.

– Не буду надоедать вам рассказами о том, как мне пришлось растить девочку. Я назвал ее Шани в честь матери, хотя, полагаю, до этого у нее было другое имя. Когда Шани исполнилось двадцать лет, вышел королевский указ о прекращении всяческого преследования ведьм и лунников. Начались вспышки лунной немочи, вымирали целые поселения, а потом и нежить полезла словно тараканы. В общем, когда меня уговорили принять титул графа и предложили присматривать за этими землями, Шани была совсем взрослой. И, знаете как это бывает, госпожа Вейн… Только ты заматывал ее в пеленки, не успел и глазом моргнуть, как она уже совсем взрослая и красивая женщина. В общем, я не стал ее удерживать рядом с собой, снабдил золотом и отправил поближе к столице. Она писала мне письма – о том, как вышла замуж за почтенного человека, хоть он и был ее старше на десять лет, о том, как через пятнадцать лет родила сперва мальчика, а потом девочку. Ведьмин век долог, и дети им даются трудно, а Шани, моя малышка, была самой настоящей ведьмой. Потом я получил письмо от нее, где чужой рукой было написано: Шани поразил недуг, лунная немочь. Стоит ли говорить, что я сорвался с места, и не прошло и пол ночи, как был у ее постели? Но, увы, я опоздал. Тот, кто мог ее исцелить, опоздал! Она лежала холодная и строгая, словно блик лунного света, и на ее лице, как мне казалось, застыл невысказанный упрек. Потом нянька привела двух малышей, двух беспомощных птенцов, Нэйда и Джин… Вы удивлены, госпожа Вейн? Тому, кто назвался Нэйдом, уже немало лет – ну да он ведьмак, как и его мать… как и его сестра. Мне дали прочесть записку, которую Шани нацарапала перед смертью, едва лишь придя в сознание. Она доверила мне заботу о ее детях, и особенно просила присматривать за девочкой. Ибо Джин унаследовала очень мощный магический дар, который должен был неизбежно повредить ее рассудок. Я принял решение в ту же ночь, госпожа Вейн. Я забрал Джин к себе, потому что луннику проще совладать с сумасшедшей ведьмой, чем простому смертному. Не забывайте, что я должен был беречь детей моей несчастной маленькой Шани. И я сделал все, чтобыло в моих силах, и так продолжалось до тех пор, пока недоумок Дин не растревожил курган Хаора Ливори.