Сила доброты. Как с помощью эмпатии менять мир к лучшему - Джамиль Заки

него, и расстроена. Хуже того, ей стало сложнее ухаживать за другими пациентами: «Я как бы винила их в том, что они — не тот малыш, о котором я хочу заботиться». Ей было стыдно за это («Я работаю здесь совсем с другой целью»), но, как бы там ни было, на время один ребенок затмил для нее остальных.

Чрезмерная эмпатия заставляет принимать героические меры для спасения жизни, даже когда они бессмысленны, и смягчать плохие новости, чтобы не ранить[191]. Один врач реанимации рассказал про младенца, который, скорее всего, умрет. Родителям уже намекнули на это, но слишком туманно, чтобы до них дошел реальный прогноз. «Они такие милые люди, — сказал врач. — Не хочется их расстраивать».

У работников сферы ухода могут проявляться симптомы, схожие с ПТСР, но не от собственной боли, а от чужой. Четверть медсестер в отделении реанимации новорожденных получают «вторичную травму»: бессонницу, навязчивые воспоминания и переутомление[192]. Это почти в два раза чаще, чем в других отделениях. Вторичная травма нередко провоцирует выгорание — общую слабость и утрату смысла. Выгорание случается с одним из трех специалистов реанимации — чаще, чем в других областях медицины[193]. Все удары принимают на себя наделенные эмпатией[194]. У них чаще бывает депрессия, чем у менее эмпатичных коллег, и они склонны обвинять себя в ухудшении состояния или смерти пациента.

Я вижу выгорание, переутомление и травмы во всем отделении интенсивной терапии. После нескольких смертей подряд у Мелиссы появились симптомы депрессии и тревожности.

«Дома после работы, — вспоминает она, — я садилась на диван и плакала». Сейчас она стала сильнее, но новости все равно не может смотреть. «Если сверх того, что я вижу на работе, я узнаю, как еще кто-нибудь в мире страдает, можно ли после этого радоваться жизни?» Я спросил одну сестру отделения реанимации, как она справляется с эмоциями. «Заталкиваю их поглубже, пока не начнутся проблемы со здоровьем», — ответила она, смеясь. Несколькими месяцами позже я встретил другую сестру в баре и задал ей тот же вопрос. Она указала на свой бокал.

В начале обучения будущие врачи и медсестры демонстрируют более высокие показатели эмпатии, чем те, кто выбрал другую специальность[195]. Во многих смыслах это хорошо. Пациенты эмпатичных врачей больше удовлетворены лечением, чаще придерживаются рекомендаций и даже быстрее восстанавливаются после болезни по сравнению с пациентами более отстраненных докторов[196]. Но на здоровье врачей это сказывается негативно.

Эмпатия, получается, палка о двух концах. Одни полностью отдают себя работе с риском выгореть, уволиться или то и другое сразу[197]. А другие просто абстрагируются. В первые недели обучения студенты-медики необычайно эмпатичны, но к третьему году их эмпатия ниже, чем в среднем у населения[198]. Это влияет на качество их работы. Врачи и медсестры недооценивают страдания пациентов и склонны дегуманизировать своих больных — видеть в них не личности, а организмы[199].

Отстранение помогает выжить на работе. В одном исследовании врачам и медсестрам рассказали о смертельно больном пациенте и попросили описать его чувства. Те, кто его дегуманизировал, реже испытывали выгорание[200]. Если эмпатичный врач повышает вероятность выздоровления, поддерживая больного, то неэмпатичный, получается, понижает.

В медицине существует порочный круг эмпатии, переутомления и черствости, и он затягивает в себя все больше людей. Управляемое медицинское обеспечение, когда расходы на медобслуживание регулируют страховые компании, себя не оправдало: увеличился объем работы и сократилось время на каждого пациента.

У терапевта на общение с пациентом не более пятнадцати минут, и обычно он прерывает пациента в первые тридцать секунд разговора[201]. С 2011 по 2015 год показатели выгорания среди врачей выросли на 10%[202]. Суточные марафонские смены вошли в норму, медицинский персонал больше устает, меньше проявляет эмпатию и не готов подолгу выслушивать пациентов и их родственников[203].

Сотрудники отделения реанимации новорожденных не поддаются этой тенденции и ищут способы проявить чуткость к таким людям, как мы с женой. Но их ноша тяжела.

Родители не захотели присутствовать во время отключения Франциско от аппарата, но в отделении реанимации принято, чтобы ребенок отходил в мир иной на руках. Сегодня вызвалась Илана. Она садится на диван, пока сестра отсоединяет от Франциско провода, запуская процесс умирания. Человек десять обступили их. Все стоят, только Лиз села рядом, а Мелисса опустилась на пол сбоку. Мы как плакальщики с картины эпохи Возрождения — все чуть склонились к центру композиции. Над нами висит картонная фигурка Микки-Мауса в младенчестве, под ней написано «Франциско». Лиз закрывает глаза и кладет два пальца на лоб ребенка. Аппарат искусственной вентиляции легких отключают. Воцаряется тишина.

Персонал несколько раз проверил, достаточную ли дозу морфина получил Франциско. Лиз и Мелисса периодически проверяют пульс, который сохраняется еще двадцать минут после его последнего вздоха. Когда Мелисса в четвертый раз смотрит на часы, из ее глаз текут слезы. Все обнимаются. Персонал начинает готовить тело к похоронам.

Через десять минут я уже в десяти кварталах от больницы, в маленьком скверике. Солнце пробивается сквозь листву, мимо проходит женщина с двойней в коляске. Трехлетка решительно устремляется куда-то бегом и падает на траву. Мой телефон напоминает, что нужно забрать одежду из чистки, но все происходящее кажется нереальным.

Еще несколько дней в отделении ощущается присутствие Франциско, всеми по-разному. Мелисса никак не может забыть, как подскочил его пульс на операции. Правда ли, что ему было больно? До конца она не уверена, но все равно корит себя: «Надо было мне бороться за него. Как представлю, что он даже не понимал, что происходит…» Остальные слова она проглатывает вместе со слезами. Сестра, присутствовавшая во время смерти Франциско, думает о родителях. «У них ничего не было, кроме него. И они не захотели его увидеть, взять на руки… Я это могу понять, но нам всем было из-за этого тяжелее».

Каждый справляется как умеет. Молли подолгу бегает. «Так я могу побыть в одиночестве и мысленно примириться с увиденным». Мелисса крепче прижимает к себе сына. Лиз поет вместе с радио по дороге домой, как ведущий передачи Carpool Karaoke. Приехав, она иногда сидит в машине еще несколько минут, наслаждаясь покоем. «Дома я мать четверых детей и все время всем нужна. Это время “между мирами” для меня — возможность переключиться с одной жизни на другую».

Все это — формы самопомощи при эмоциональной перезагрузке. Забота о самом себе не бывает лишней и порой помогает профессионалам сферы ухода спастись от выгорания и переутомления[204]. Но когда боли так