Битва на Калке. 1223 г. - К. А. Аверьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После принятия решения о начале похода против монголо-татар князья разъехались по своим владениям и, как замечает новгородский летописец, «начаша вое пристраивати, кожьдо свою власть» (то есть в своей волости). А.Б. Головко датирует начало похода первой половиной апреля. Основой для этого стала фраза Ипатьевской летописи: «оттоудоу [то есть из Киева] же придоша месяца априля и пршдоша к рТ. цТ. ДнТ. проу». Летописец оставил место для даты после слова «априля», чтобы позднее поставить точное число — прием, известный по многим документам того времени.
По расчетам А.А. Астайкина, князья стали собирать рати во второй половине марта, а в апреле стали выдвигаться войска: «В начале месяца первыми выступают галичане и волын-цы, в середине — смоляне и „галицкие выгонцы“… К концу месяца выдвигаются из своих городов и остальные русские князья». 23 апреля отпраздновали Пасху, а на следующий день, 24 апреля, Мстислав Киевский вывел свою дружину из Киева[203].
Однако в этих предположениях историки не учитывают особенностей любой мобилизации, главной из которых является необходимость достаточно длительного времени для сбора войск, их снаряжения и т. п. Скажем, в 1914 г. русская армия смогла закончить мобилизацию лишь на 40-й день, тогда как немецкая — уже на 10-й.
Подобные проблемы стояли перед военным командованием и в XIII в. В.А. Кучкиным была предпринята попытка выяснить — сколько времени занимала мобилизация в Древней Руси? Это было сделано им применительно к московско-тверской войне 1375 г., хронология которой довольно подробно была зафиксирована летописцем. Оказалось, что в пределах одного княжества она занимала 12–14 дней[204].
Но как быть в случае внезапного набега противника? Выход видели в том, чтобы первыми против врага выступали конные воины, в то время как пехотинцы, представлявшие главную силу русских ратей и которых необходимо было снабдить оружием и амуницией, выходили позднее, уже под непосредственным началом своих князей. При этом мимо внимания историков проходят вопросы интендантской службы — собравшихся воинов необходимо было снабжать немалым количеством провизии и фуража.
В этом плане следует обратить внимание на сообщение Ипатьевской летописи: «А Коуряне и Троубчане и Поутивли-ци… придоша коньми». Летописец сознательно заостряет внимание, что пришли только конные дружины, а пешей рати с ними не было. Здесь не упомянуто имя князя Олега Курского, принимавшего самое активное участие в битве на Калке. С основными своими силами он пришел позднее.
Новгородская первая летопись сообщает, что место сбора княжеских дружин было назначено «на Днѣпрѣ на Зарубе». Несколько поколений историков вели дискуссию по поводу локализации этого места. Первым попытался это сделать Н.М. Карамзин. В «Книге Большому Чертежу» он нашел указание на Зарубину гору, которую связал с древнерусским городком Зарубом на месте села Зарубинцы под Каневом: «А против реки Трубежа, на правом берегу, на Днепре гора Зарубина»[205]. Здесь находился брод, впервые упоминаемый летописью под 1096 г.[206] Именно для его защиты и был построен городок Заруб на правом берегу Днепра (ныне затоплен водами Каневского водохранилища), в 80 км ниже Киева. Еще до этого, в 1948–1949 гг. под руководством известного археолога М.К. Каргера (1903–1976) близ Заруба, в урочище Церковщина прошли раскопки, открывшие остатки двух каменных церквей Зарубского монастыря XI–XII вв.[207]
Авторитет историографа привел к тому, что все без исключения последующие исследователи полагали, что именно здесь в 1223 г. собирались русские рати[208]. Между тем, описывая события, связанные с битвой на Калке, летописец уточнял, что князья «приидоша к рТцТ ДнТпру на Зарубъ къ острову Варежьскому»[209]. Это было сделано не случайно, поскольку название Заруб является достаточно распространенным. Укажем на одноименный летописный город Смоленского княжества, находившийся на реке Десне в районе нынешнего села Рогнедино на севере Брянской области. Он являлся центром одноименной смоленской волости, впервые упомянутой в уставной грамоте великого князя Ростислава Мстиславича 1136 г. (ныне датируется 1150 г.): «А в Зарубе дани 30 гривен, а из того епископу три гривны»[210]. По мнению ряда исследователей, смоленский Заруб в 1160-х гг. принадлежал княжне Рогнеде Мстиславне, родной сестре Ростислава Мстиславича, который скончался именно здесь в 1167 г. На этот период приходится расцвет поселения, а время жизни поселения определяется началом XII — второй половиной XIII в., вплоть до сожжения Заруба во время одного из военных походов в 1285 г.[211]
Установить место, где собирались русские рати, позволяет упоминание Варяжского острова. Византийский император Константин VII Багрянородный в своем сочинении «Об управлении империей» (948–952) знает его как остров Святого Георгия, лежащий ниже переправы Кракия[212]. Эти объекты принято отождествлять с островом Хортица и бродом Кичкас, располагавшимся в 15 км ниже последнего из днепровских порогов. Здешние места постоянно использовались как русская база против кочевников, которые постоянно использовали брод во время своих сезонных миграций. Для обороны от них тут была устроена засека из поваленных деревьев, называвшаяся, согласно «Словарю русского языка XI–XVII вв.», зарубом. При этом, поясняя данное слово, авторы словаря приводят пример из летописи, непосредственно связанный с событиями битвы на Калке: «Совокупивше землю рускую всю противу татаромъ и приидоша къ рецѣ Днѣпру на зарубъ къ острову Варежскому»[213]. Поскольку летописи не различали строчных и прописных букв, последующие их издатели сочли слово «заруб» именем собственным, тем самым породив соответствующую ошибку.
К сожалению, летописи не содержат цифр общей численности русских ратей во время похода на Калку. Относительно военного потенциала отдельных княжеств в домонгольское время имеются лишь отрывочные данные. Так, в середине XII в. Юрий Долгорукий, согласно свидетельству Воскресенской летописи, выставил на помощь своему союзнику Святославу Ольговичу «тысящу бронникъ дружины Бѣлозеръскіе»[214]. При этом речь в данном случае идет о профессиональных воинах.
Советский военный историк А.А. Строков (1907–1987) полагал, что «при исключительной опасности Русь могла выставить и более 100 тысяч человек»[215]. Эта цифра близка к показаниям В.Н. Татищева, называвшего цифру в 103 тысячи русских воинов и 50 тысяч половцев. Он подробно перечисляет состав войск, собравшихся под началом киевского великого князя Мстислава, устроившего смотр ратей: «Князь великий изчислил все войска, которых с ним было: киевских, переяславских, городенских, черных клобуков и поросян 42 500, со Владимиром Рюриковичем, смольян и туровцов 13 тысеч 800, с князем Мстиславом черниговских и северских 21 300, да вятич 2000, со князем Мстиславом галичан, владимерцев, лучан и подунайцов 23 400 и протчие младшие князи с ними, всего сто три тысячи (по-моему, 89 950), какого русского
