Феечка во френдзоне (СИ) - Гусина Дарья

— Фак! Фак!

Сзади всплыла взлохмаченная голова Никиты. Жуковский глубокомысленно оглядывался.

— Маша? Куда мы едем?

— Ты спятил?! Ты меня до смерти напугал!!!

— Хе-хе, подумала, что это вампир?

Жуковский покачал чехлом, словно крылом.

— Да, между прочим! Мы могли попасть в аварию!

— Вряд ли. Ты неплохо водишь.

К моему изумлению и возмущению, Никита спокойно перелез на переднее сидение. Чертика он переставил назад.

— Ты что там делал?!

— Спал.

— Другого места найти не мог? Ты… вы… вы с Никой так загулялись, что… — договаривать что-то вроде «уединились в гараже» я не стала, — сил не хватило до спальни дойти?

— Ты нас видела? — Никита зевнул и довольно ухмыльнулся. — Да, не хватило. Почему это тебя удивляет?

— Ни капельки не удивляет!

Я медленно тронулась с места, раздумывая, повернуть назад или двигаться по намеченному маршруту.

— Я с тобой, — быстро проговорил Жуковский. — Ты обещала познакомить меня с родителями.

— Ничего такого я не обещала! С какой стати?!

— Ну хорошо! Ладно! Мы просто гуляли! Я просто захотел посидеть в крутой тачке и заснул! И представить не мог, что ты меня повезешь куда-то… с утра пораньше. Свози меня к себе в гости. К тому же, я все равно уже знаю, что ты фея. Хочу посмотреть, как живут феи.

— Ты должен сейчас быть в поместье и закреплять свой успех, — процедила я сквозь зубы, набирая прежнюю скорость. Навигатор услужливо подсказывал маршрут.

— Не волнуйся, мой успех никуда не денется. Я всегда добиваюсь того, чего хочу.

— Зачем тогда обратился ко мне? Добивался бы… собственными силами.

Никита почесал колючий подбородок и проговорил:

— Ты права. Все слишком запуталось. Я решил, что мне пора кое-что тебе рассказать…

— ерез … сти… … ните… аправо… — задушевно сообщил нам навигатор, — … ленный … пункт… алые… хари…

— Хари? — нахмурился Жуковский. — Какие еще Алые Хари? Куда ты меня завезла?

— Малые Глухари, — пояснила я. — Есть еще Большие Глухари. Мои родители живут в Малых. С навигатором все в порядке. Тут всегда так — сильный магический фон.

… Калитка, оплетенная феичьим плющом, как всегда слегка покочевряжилась и, наконец, пустила нас на лужайку перед домом. Разумеется, металлические зубья на заборе не отказали себе в удовольствии свернуться в пасть и угрожающе пощелкать над головой Никиты. Жуковский пригнулся и слегка побледнел, но от предложения подождать меня в бентли (поспать там, к примеру, раз кое-кто так прижился на заднем сидении) отказался.

— Ого! — проговорил он, остановившись перед домом и задрав голову.

Я сама окинула коттедж свежим взглядом. Он вырос перед нами во всей красе, без обычного морока. С улицы люди видели обычный одноэтажный дом с участком в десять-двенадцать соток. Перед посвященными (и передо мной, дочерью, на которую жалко тратить чары укрытия) коттедж представал кривовато-косоватым мини-замком, с несколькими башенками и налепленными кое-как балкончиками. Что характерно, мама периодически перекрашивала наружные стены в разные интересные цвета и оттенки, но рано или поздно на поверхность всегда вылезал диснеевский розовый. Нике здесь бы понравилось.

— Чудо, — пробормотал Жуковский. — Как в сказке.

Я пожала плечами. Обычное жилище фей, вернее, истинной феи и ее мужа-человека, типичного безумного ученого из комиксов.

— Эй! Есть кто живой?! — крикнула я, войдя в дом.

Никто не откликнулся, лишь из кухни, трепеща крылышками, вылетели два пикси. Личики у них были озабоченные. В лапках садовые эльфы тащили миниатюрное ведерко с ядовито-зеленоватым желе. Пикси торопились, и желе расплескивалась в разные стороны.

— Осторожно! — крикнула я предостерегающе.

Жуковский, закаленный событиями в поместье Фрейзов, шустро шарахнулся к стене. Пикси улетели, громко и непонятно вереща. Я так и не научилась понимать садовых эльфов — мама всегда переводила мне их лепет — но несколько слов уловила.

— Понесли на огород свежее средство от слизней, — объяснила я Никите. — Скорее всего, мама в теплицах, а папа в лаборатории.

Я водрузила Чертика на обеденный стол. Пусть пока постоит здесь. Все равно мама держит на кухне массу всего, что с трудом можно причислить к миру кулинарии. Вот и Жуковский с изумлением осматривался вокруг. Больше всего его, видимо, поразили мамины экспериментальные грядки с клубникой. Клубничные побеги обвивали окно, выходящее в сад. Клубника на них созревала в режиме нон-стоп. Спелые ягоды падали в поддоны и скатывались в медные тазы, стоявшие на горящей плите. Варенье в них кипело и булькало. Дойдя до правильной консистенции, оно поднималось кверху крупными каплями, некоторое время парило в воздухе ароматными облачками, а затем само разливалось по банкам.

— Прошлая партия вышла неудачной! — раздалось от двери. — Стерилизацию и закрутку теперь приходится выполнять вручную. Мой деверь обожает клубничное варенье. Он, в принципе, любое варенье обожает.

— Дядя Валера, — объяснила я онемевшему при появлении мамы Жуковскому.

Впрочем, онеметь было от чего. Видимо, поняв по поведению калитки, ворот и защитной магии дома, что дочь привезла в отчий дом кого-то из «своих», мама не стала накидывать морок. Ее крылья трепетали за спиной, помогая удерживать равновесие. В руках мама держала высокую стопку глиняных горшков. Самый верхний цеплялся за потолок и угрожающе раскачивался. Опомнившись, Ник бросился помогать.

— Благодарю вас, о гость, — проворковала мама, блестя улыбкой и выразительно поглядывая в мою сторону. — Маша, так мило, что ты привезла к нам своего друга.

— Это… Никита, — сказала я. — Мы работаем вместе.

— В бутике?

— Нет, мам. В саду. Да, мам. Ты прекрасно об этом знаешь. Ты подглядывала. Шпионила! Я видела твоих стрекоз. Фу такой быть, мам, — с шутливой укоризной протянула я.

— То, что дети выросли, еще не значит, что за ними не нужен присмотр, — парировала мама. Она ничуть не смутилась, лишь слегка подняла соболиные бровки.

«Твоя мама — красавица», — сказал мне ошалелый взгляд Никиты.

Я усмехнулась в ответ. Феи с возрастом только расцветают. Особенно, когда влюбляются по-настоящему. Мама до сих пор по уши влюблена в отца. И ее крылья стали еще ярче.

— Госпожа Ромашкина, — запинаясь, проговорил Жуковский, натужно краснея под весом горшков. — Я тоже необыкновенно рад… Куда их поставить?

— Боже, боже, он очарователен! — воскликнула мама, всплеснув руками. — Какая учтивость Сегодня такой прекрасный день! Столько очаровательных гостей! Поставьте вон там, в угол.

— А кто еще у нас сегодня в гостях? — насторожилась я.

Мама неопределенно улыбнулась и, клянусь, бросила какой-то… задумчивый, немного оценивающий (словно производила какие-то вычисления в уме) взгляд на Никиту. Мне это очень не понравилось. Такими взглядами мама и тетя Аниса обычно обменивались, когда говорили «о Машином будущем», что применительно к стандартному направлению их разговоров означало «о Машином замужестве». Я двинулась к лестнице, собираясь подняться на второй этаж.

Только я поставила ногу на первую ступеньку, на полке рядом с часами из неувядающих цветов (распустившиеся ноготки намекали, что пора бы и позавтракать) заверещал наш филин, Крапинка. Никита, как и многие другие гости принявший живую птицу за чучело, вздрогнул.

— Детки! — радостно крикнула мама. — Папе нужна помощь в лаборатории! Что-то плохое случилось — Крап трясет перьями! Быстро-быстро, бегом-бегом, ножками, детки! Ах, Маша, когда же у тебя вырастут крылья?

Я схватила Ника за руку и потащила его к выходу. Когда Крапинка трясет перьями, это означает, что у папы опять произошел какой-нибудь инцидент. В прошлый раз это были сбежавшие на волю белые мыши. Папа опылил их феичьим порошком, и грызуны, вымахавшие до размеров кроликов, разворотили клетки, выскочили на лужайку и долго гоняли по ним соседского кота Феофана, любителя понаблюдать (а то и лениво поохотиться) за нашими пикси.