Братство Майкрофта Холмса - Куинн Фосетт

Я убивал время, пытаясь определить принадлежность остальных висевших вверх ногами гербов. Золотая коза с алыми рогами и копытами, на лазурном фоне, принадлежала, скорее всего, маркграфу Истрийскому, а вот другая коза удивила меня: стройная серебряная фигурка, стоявшая на задних ногах в языках пламени, на зелёном фоне. Незнакомым был и герб с изображением алого поля, напоминавшего цветом английский штандарт или мантию епископа, на серебряном фоне. Да и чёрную бычью голову на фоне двухцветной лазурной и алой вертикальной полосы я тоже никогда не видел. Руку с кривым симитаром, торчащую из облаков, я после недолгих раздумий приписал Боснии и Герцеговине.

Глядя на стены, можно было прийти к выводу, что Братство ставило себе цель свергнуть все царствующие дома от Москвы до Лондона. Именно это и говорил Майкрофт Холмс, отправляя меня на встречу с мистером Викерсом.

За окнами уже начали сгущаться сумерки, когда дверь в дальнем конце зала отворилась, пропустив очень худого человека, я ощутил нервную дрожь. Он прямиком устремился к Дортмундеру и протянул ему руку. Я поднялся с места, готовый представиться. Но вошедший не подошёл ко мне. Они с Дортмундером о чём-то быстро переговорили шёпотом, после чего тощий вышел, и мы опять остались вдвоём в полутёмном зале.

— Скоро нам принесут лампы, — заявил герр Дортмундер таким тоном, будто делал мне великое одолжение, — и, возможно, что-нибудь поесть. Уже становится поздно. — Он склонился к огню.

— Не могу сказать, чтобы здесь радушно принимали гостей, — ответил я на дурном подобии немецкого языка.

— Фон Метц скоро прибудет. Он хотел сам поговорить с вами. — Судя по выражению лица Дортмундера, это была великая честь.

В этот момент я вспомнил, что это имя называл Майкрофт Холмс, предупреждая меня о предстоящих опасностях. Но с тех пор я где-то ещё слышал его. На сей раз мне не пришлось долго напрягать память: перед мысленным взором возник низкорослый убийца, который на краю пропасти в Люксембурге назвал его дьяволом. И снова я задумался над тем, кем же были эти люди и почему они предприняли это отчаянное покушение на мою жизнь. Ко мне вновь вернулся страх, который я почувствовал при мысли о том, что это были не простые грабители, нападавшие на неосторожных путников, и я внутренне задрожал, продолжая между тем спокойно разговаривать с Дортмундером.

— Буду ждать этого с нетерпением. — Я попытался изобразить на лице интерес, чтобы тем самым убедить своего собеседника и возможных наблюдателей в том, что принадлежу к тому самому типу тщеславных людей, которых Братство привлекает к выполнению своих заданий.

— Не рассчитывайте обмануть его. Он чрезвычайно могущественный человек. Чрезвычайно, — повторил Дортмундер, и мне показалось, что на его неподвижном лице мелькнула тень страха. Да и движения его неуловимо изменились, как у человека, до ужаса боящегося того идола, которому молится.

Я изобразил на лице мину, содержавшую смесь любопытства и скепсиса: именно так Джеффрису следовало отреагировать на запугивание. Но против воли мною овладевало беспокойство.

Человек, который вскоре вошёл в комнату, был не очень крепок, среднего роста; русые волосы тронула седина, а голубые глаза были настолько светлыми, что казались ледяными. Но от их взгляда бросало в жар. Вошедший был одет в кожаную куртку для верховой езды с замшевым воротником. Я опять поднялся на ноги, но не мог заставить себя сделать ни шагу навстречу — этот человек излучал зловещую ауру, подвергавшую в ужас.

— Это герр фон Метц, — произнёс Дортмундер.

Вошедший при этих словах окинул меня взглядом, выдававшим в нём человека с непредсказуемым характером, привыкшего к беспрекословному повиновению.

— Благодарю вас, герр Дортмундер, — сказал он на отличном английском языке. Несомненно, так он желал продемонстрировать мне своё благоволение. — Наш разгильдяй наконец-то явился. К счастью для вас, молодой человек, на этот раз я простил нарушение моих планов. Но я поступаю так не часто. Если вы ещё раз запоздаете с докладом, мы будем вынуждены начать разыскивать вас. Чтобы убить. — Он, вытянув перед собой руку, шагнул ко мне и оглядел с головы до ног. Это не было приветствием; фон Метц разглядывал меня, словно фермер, раздумывающий, как поступить с быком: оставить на племя или пустить на мясо.

— Я был вынужден отклониться от маршрута, — сказал я, ощущая себя школьником, оправдывающимся перед строгим учителем.

— Мы знаем, что поезда, случается, опаздывают, и готовы смириться с отклонением от графика, — не без ехидства ответил фон Метц. — Мы здесь не настолько оторваны от мира. Некоторым из нас тоже приходится иногда путешествовать. Меня информировали о ваших передвижениях с того момента, как вы расстались с Викерсом, за исключением вашего пребывания в Люксембурге. К сожалению, моему представителю пришлось срочно уехать оттуда, и я не успел вовремя заполнить брешь. Если бы он был на месте, вам не пришлось бы совершить эту, в общем-то необязательную, поездку. Но ему придётся держать передо мной ответ. — Он взглянул мне в лицо, словно ударил.

Я начал понимать, что слова о могуществе фон Метца не были пустыми.

— У меня такое впечатление, что с вами там… э-э-э… случились какие-то приключения.

— Приключения! — хрипло хохотнул я. — Да меня дважды чуть не убили.

— Значит, не хотели. Если бы кому-нибудь понадобилось убить вас, он сделал бы это, — ответил фон Метц. Надеюсь, мне никогда больше не придётся слышать такой голос. — Расскажите, что с вами приключилось с того момента, как вы выехали из Лондона. И имейте в виду, что на галерее находятся люди, и вас немедленно застрелят, если я подам знак или вы сами сделаете резкое движение.

Из Темзы извлекли тело неизвестной молодой женщины, ставшей жертвой злодейского убийства. Во рту у неё нашли записку; видимо, она успела спрятать её до того, как её принялись пытать, и так и не отдала своим мучителям и убийцам. Она была написана тем же почерком, что и анонимное письмо, доставленное М. X. незадолго до того, как он дал Г. поручение войти в контакт с Братством. Записка была повреждена, но тем не менее её удалось разобрать. Она была адресована М. X.; женщина писала в ней, что её обнаружили, но у неё есть опиум, и она примет его, чтобы не дать своим врагам возможности для торжества.

Этот случай чрезвычайно сильно потряс М. X., и он сообщил в Скотленд-Ярд, что несчастная жертва была обладательницей секрета, слишком опасного, для того чтобы поделиться им с кем-либо, и что она с полным основанием опасалась за свою жизнь. Он сделал копию записки, и, полный, по его собственным словам, дурных предчувствий, передал её в Скотленд-Ярд.

Когда он лицом к лицу встретился с людьми из Адмиралтейства, ему было не до пустяков. Единственная хорошая новость, полученная им перед встречей, состояла в том, что поезд «Меркурий» будет в его распоряжении с нынешней полуночи. М. X. отправится на побережье и переправится через пролив, как только покончит с делом А.

Первый из двоих, Гарольд Ворсит, письмоводитель А. по работе с секретной корреспонденцией, молодой человек, обеспеченный семейными связями лучше, чем собственными деньгами. М. X. в конце концов решил, что он глупец и транжира. Ворсинг проводит много времени в обществе молодой вдовы, венгерской графини Эржебет Наги. Ни для кого не секрет, что он безумно влюблён в неё. Эта связь вовсе не благоразумна. Графиня известна тем, что служит тому, кто лучше платит. В настоящее время деньги к ней поступают из России.

Второй из клерков, тоже письмоводитель, хотя и ниже рангом, Артур Аптон, служит в А. уже шесть лет, и ни разу не был замечен в неблаговидных поступках. Но всё же М. X. обратил на него внимание.

Заверив посетителей в том, что содержание разговора не выйдет за пределы этой комнаты, М. X. заявил: он убеждён в том, что один из них, а возможно, и они вдвоём, имеют отношение к налёту на его квартиру и похищению пакета с документами А. Он также сказал, что за последние двенадцать месяцев из Адмиралтейства была похищена колоссальная сумма денег более семидесяти тысяч фунтов. «Но исключительно в шиллингах и пенсах, так что хищение было не так уж легко обнаружить. И в возвратных счетах всё сходилось. Полагаю, вы считали, что это пройдёт незамеченным; в течение некоторого времени так оно и было. План был настолько прост… Нужно было всего-навсего округлить некоторые суммы в ведомостях, а разницу положить в карман, не так ли?» — обратился он к мистеру Аптону.

Бедняга принялся горячо протестовать и доказывать, что и понятия не имел о таких вещах.

«Я обратил внимание именно на ваши записи. Сначала вы действовали не так откровенно: несколько округлённых чисел среди двух десятков не бросаются в глаза. Но первые успехи пробудили в вас жадность, и в последние месяцы количество округлений неуклонно росло. Я предполагал, что деньги должны куда-то уходить, связался с вашим банкиром и узнал, что вы открыли второй счёт, предназначив его для мелких расходов. На самом деле он должен был прикрывать ваши хищения. М. X. перевёл взгляд на Ворсинга. Вы, сэр, получали взятки от этого человека. Конечно, брать деньги у русских или турок было бы ещё хуже, но и этого вполне достаточно для того, чтобы вы расстались со своим местом, за то, что рассказали ему о своих обязанностях по работе с ведомостями».