Визит сэра Николаса - Виктория Александер

— Вам это не нравится? — прищурив глаза, спросила она.

— Да, и даже очень не нравится.

— Прекрасно. — Она изобразила самую сладкую улыбочку. — Называть вас просто по имени было бы в высшей степени неприлично и намекало бы на отношения, которых между нами не существует.

Он процедил сквозь стиснутые зубы:

— Но вы обычно называли меня по имени.

— Тогда мне было девятнадцать лет, и я была до крайности глупа.

— Что-то я не помню такого вашего качества, как глупость.

— Память избирательна, сэр Николас. Я хорошо помню, что была достаточно глупа, чтобы думать… то есть чувствовать… — Она досадливо махнула рукой. — Это не имеет никакого значения.

— А я полагаю, что имеет. Он придвинулся ближе.

— Вы заблуждаетесь.

Сейчас она находилась на расстоянии вытянутой руки от него. Что она сделает, если он заключит ее в объятия?

— Все, что происходит между нами, чрезвычайно важно.

— Когда-то, может, и было важно, однако не теперь. Теперь это всего лишь мгновение из давно забытого прошлого.

— Вы забыли?

Что, если бы он прижался губами к ее губам и поцеловал со страстью, сдерживаемой вот уже десять лет?

— Да, — отрезала она, но не отступила ни на шаг.

— Все? — спросил он, глядя на ее губы, полные, упругие и неотразимые. — Абсолютно все?

— Тогда не произошло ничего значительного, что оказалось забытым, и ничего достаточно важного, что стоило бы помнить, — решительно и твердо возразила она. — Вы стоите чересчур близко ко мне, сэр Николас.

— Я стою недостаточно близко.

— Вы намереваетесь поцеловать меня?

— Я и сам не знаю, каковы мои намерения, Элизабет. Ее аромат обволакивал Николаса; слегка пряный, он, видимо, поэтому напоминал о Рождестве.

— Леди Лэнгли, с вашего позволения, — сказала она, но Николасу показалось, что она слегка наклонилась в его сторону.

— Вы помните наш последний поцелуй? Элизабет сдвинула брови:

— Разве мы с вами целовались?

— Раз или два.

— Вы, должно быть, с кем-то меня путаете. Я не помню, чтобы целовала вас, — заявила Элизабет, но Николас видел по глазам, что она лжет.

— Вы не помните, как ваши губы соприкоснулись с моими? Не помните, как ваше дыхание смешалось с моим?

—Нет.

Голос ее был тверд, однако она нервно облизнула губы, словно бы внезапно пересохшие от его слов.

— Не помните, как я обнял вас? — Он заметил, как бурно вздымается ее грудь от участившегося дыхания. — Как вы прильнули ко мне всем телом так, будто мы созданы друг для друга?

—Нет.

Она не отводила взгляда от Николаса, и он видел, что зеленые глаза Элизабет затуманены воспоминаниями, которые она могла отрицать, но не в состоянии была убить.

— И не помните, как нас обоих охватило желание с такой силой, что мы оба едва могли дышать?

Точно с такой же силой, опасной, возбуждающей и неотразимой, оно охватило их и теперь — охватило обоих, Николас чувствовал это.

— Нет, — произнесла она чуть слышно.

— А я помню, Элизабет. — Он собрал в кулак всю свою волю, чтобы не поддаться импульсу и не заключить Элизабет в объятия. — Я помню все.

— Вот и прекрасно, а я нет, потому что и помнить особо нечего. И предупреждаю вас, если вы вздумаете поцеловать меня сейчас, то я…

— Вы ответите на мой поцелуй.

— Более чем уверена, что нет.

— Очень и очень жаль. У меня в памяти сохранился ваш ответный поцелуй. Вы прильнули ко мне, словно к источнику жизни. Вы…

— Прекратите немедленно! — Судорожно дыша, она отступила на шаг и ухватилась за спинку кресла, словно ей нужна была надежная опора, чтобы устоять на ногах. — Чего ради вы все это проделываете со мной?

Николас по мере сил призвал себя к сдержанности и проговорил как можно спокойнее:

— Что такое я проделываю?

Вы отлично знаете что. Вы принуждаете меня вспоминать о том, о чем и помнить-то не стоило. О том, что существует… — Тут она сокрушенно покачала головой. — …только в вашем воображении.

— У меня не столь уж богатое воображение.

Николас подошел к столику, взял свой стакан, стараясь не обращать внимания на то, что рука у него слегка дрожит, и допил бренди.

— Я знаю, что причинил вам когда-то боль, и прошу у вас прощения за это.

Резким движением Элизабет повернулась к нему:

— Вам не кажется, что ваши извинения несколько запоздали?

— Вероятно. — Он снова налил себе бренди. — Но у меня ,были причины поступить так, как я поступил.

— Да, я понимаю. Позвольте, как это… — Она прищурилась, делая вид, что припоминает. — Ах да, вы сказали, что мои деньги и мои семейные связи соблазнительны, но что сама я, на ваш взгляд, чересчур легкомысленна. И добавили, что я забавна. Даже чересчур забавна. Кажется, так.

— Я вижу, что это вы помните.

— Неясно!

— Для меня это звучит совершенно по-особому.

— А мне по-особому запомнилось, что я была очень молода, очень глупа и сильно увлечена мыслью о жизни, полной приключений, которую вы намеревались вести. И… и… набросилась с этим на вас в самой абсурдной и душераздирающей манере! — Она обхватила себя обеими руками за плечи; вся ее фигура выражала бурное негодование. — Я была полной, невероятной дурой, и это я помню до ужаса отчетливо. Только это и более ничего!

— Но было очень много другого, чрезвычайно важного для нас.

Элизабет вздернула подбородок:

— Не было никаких «нас».

— И было и должно быть. Вы не были дурой. Полным дураком был я.

Элизабет с шумом втянула в себя воздух, но не сказала ни слова.

— Я не должен был упускать вас. Я совершил ошибку, Элизабет, всю огромность которой полностью осознал, лишь увидев вас снова. — Он сделал долгую паузу и смотрел на Элизабет, недоумевая в который раз за день, как он мог отказаться от нее. Единственное, чего он сейчас хотел, это немедленно заключить ее в объятия и все уладить между ними. И больше никогда не отпускать ее от себя. Но в эту минуту такое поведение тоже было бы ошибочным. — Я не намерен совершить еще одну.

— Что именно вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что за прошедшие десять лет я преуспел во всем, в чем хотел преуспеть, приобрел все, что хотел приобрести, за одним примечательным исключением. — Он выпил бренди, со стуком поставил стаканчик на столик и посмотрел на Элизабет. — Это исключение — вы.

— Вы хотите приобрести меня? Меня? — возмущенно повторила она, глядя на него так, будто не могла ушам своим поверить. — Как пароход или какое-нибудь предприятие?

— Я не формулировал бы это так грубо.

— Но вы это только что сделали! Он пожал плечами:

— Примите мои извинения. Еще раз.

— Они не приняты! Ни за ваше поведение нынче вечером. Ни за ваше поведение десять лет назад. А теперь… — Она резко повернула голову, указывая таким образом на дверь. — Будьте добры оставить мой дом. Немедленно.