Собрание сочинений. Том 1. Странствователь по суше и морям - Егор Петрович Ковалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Слава о Дост-Мухаммете достигает путешественника в Авганистане еще гораздо прежде, чем он вступит в его владения, и эта слава вполне заслужена владетелем. Он неутомим в занятиях, каждый день заседает с казием и муллами для решения споров и тяжб в своем народе; всячески заботится о развитии торговли и довел до того безопасность дорог в своих владениях, что купец может путешествовать совершенно покойно без всякого конвоя, – вещь неслыханная в прежние времена… Нынче он трезв в высшей степени, и тем подает пример своему народу к сохранению заповеди Корана. Его справедливость и беспристрастие выше всяких похвал. – Невольно поражаешься его разнородными познаниями и тем стремлением, которое он оказывает к приобретению этих знаний. Обращение его и все манеры чрезвычайно привлекательны», и проч.
О правосудии Дост-Мухаммета ходит множество рассказов в народе. Вот образчик его остроумного решения: какой-то богатый купец принес жалобу на неверность жены; казий и муллы недолго толковали в этом случае, и так как приноситель жалобы не принимал выкупа от обвиненного, то приговорили, как водится, предполагаемого обольстителя и неверную жену сбросить с башни; но Дост-Мухаммет призадумался и спросил, не являлся ли прежде в суд с подобными жалобами обвинитель? Да, отвечал ему казий, это уже третью жену отправляет он на тот свет с восьми саженной высоты. Тогда Дост-Мухаммет потребовал более точных свидетельств, и обвинитель сказал, что жена соседа видела с крыши, как соблазнитель обнимал его жену. «А когда тебе объявила об этом соседка?» – спросил Дост-Муххамет. – «Вчера ночью». – «Кто еще слышал это?» – «Никто, но она сама подтвердит». – «В каких же ты с ней отношениях, когда видишься с глазу на глаз, и еще ночью?» – Обвинитель смешался. Сделали строгий розыск и оказалось, что он был в преступной связи со своей соседкой, которая, чтобы избавиться от своих соперниц, клеветала на них и приносила их в жертву своей ревности. С виновными поступили как следует.
Кандагар составлял отдельное владение; в нем властвовал племянник Фет-хана, Коган-Диль-хан, сын Шир-Диль-хана, который, по своей железной воле, всех более походил на брата своего Фет-хана. Известен анекдот, рассказанный о нем Бюрнсом: Шир-хан, чтобы испытать характер одного из сыновей своих, десятилетнего мальчика, отрезал у него палец и сказал, что он будет не достоин называться его сыном, ни Баракзеем, если заплачет: ребенок вынес с твердостью это испытание. Военная сила Кандагара не многим уступала Кабулу, а положение у самого центра племени Баракзеев увеличивало его нравственное влияние, но владетель был не любим народом и находился во вражде с Дост-Мухаммет-ханом.
Пешавер составлял незначительное владение и переходил из рук в руки, большей частью как дань посторонней власти, и при вступлении англичан находился под правлением слабого Магоммет-хана.
Наконец, Герат, единственная область, оставшаяся в руках владетеля из прежнего царского дома. Камран властвует и нынче;[19] он жесток и несправедлив, не любим своим народом, нетерпим прочими владетелями Авганистана, которые глядят на него, как на жертву еще не вполне насыщенного мщения за кровь Фет-хана. Герат, при вступлении англичан в Авганистан, находился под некоторым влиянием персиян.
В таком раздробленном виде застали англичане Авганистан… и, изгнав местные власти, засели в крепостях, в городах посадили своих людей, а в Кабуле, главой всего Авганистана, шаха Шуджу – и образовались три разнородные власти: английская, народная и шаха Шуджи, из которых одна не признавала другой и не имела сознания в собственном своем влиянии; всякая действовала отдельно, сама по себе.
Сипай наш принадлежал к той части главной англо-индийской армии, которая была расположена в Кабуле, или правильнее в его окрестностях.
Император Бабер, любимый сын Азии и ее историограф, справедливо сказал: «нет города в мире краше Кабула», если это выражение отнести к его природе, а не к тому, что произвели в нем люди. Далее Бабер говорит: «Кабул представляет собой гору, озеро, город и пустыню», последний эпитет особенно пристал к нему в настоящее время, после того как англичане очистили Авганистан, а потому не должно смешивать того Кабула, о котором говорит наш сипай, с нынешним Кабулом.
Не знаю, с которого бы пункта указать вам на этот город: отовсюду он прелестен, кроме его внутренней стороны. Хорош он с полпути между ним и царским садом, когда взорам вашим представляется с одной стороны амфитеатр зданий, утопающих в садах; с другой, густая масса деревьев, рисующихся на ясном горизонте, как баснословная краса-царица востока; но еще лучше Кабул, если на него смотреть со стороны кладбища Бабера.
Вам, конечно, очень хорошо известно, что кладбища на востоке составляют предмет особенных забот правительства и благочестивых людей; они осенены садами, украшены цветниками и часто фонтанами и представляют любимое место для гуляний и для временного отдыха от дневных трудов мусульман. И действительно, где скорее можно забыться от суеты, от трудов мирских, как не на кладбище? Где более можно предаться мечтам сладостного самозабвения, утешить скорбь и тоску, грызущую вас, как не здесь, в юдоли самозабвения вечного. Отсюда происходит то величавое спокойствие, которое составляет лучшую часть характера мусульманина.
Гробница Бабера обозначена двумя плитами белого мрамора с надписью и глубоко иссеченными цифрами, означающими год смерти императора (1530 нашей эры); насупротив возвышается небольшая, но прекрасная мечеть, построенная в 1640 году шахом-Джиганом.[20]
Кладбище расположено у подножья холма, на который я поведу вас. Здесь стоит хорошенький павильон, сделанный, кажется, по приказанию шаха Шуджи, или Земана, и из него наслаждаетесь вы видами невыразимо восхитительными. Перед вами стелется обширная равнина, покрытая деревеньками, нивами и садами; между ними змеей извивается ручей, то пропадая в зелени дерев, то вновь показываясь игривей и прекрасней прежнего. На северном горизонте рисуется грозная Пюман, которой вершина покрыта снегами, а отклоны красуются роскошными садами и виноградниками. Город виден в беспорядочной массе; над ней господствует цитадель Бала-Гисар, с полуразвалившимися башнями и стенами, представляющими издали нечто дикое и романическое, особенно если воображение ваше перенесет вас в прежние времена, когда эти башни
