Ангел. Бесы. Рассказы - Тамерлан Тадтаев

ничего, в следующем бою не буду зевать и получу еще несколько, но не такие пустячные, как эта. Потом быстренько соберусь и махну во Владик к Матильде. Представляю, как она испугается, увидев меня, перевязанного вдоль и поперек. Боже, вскрикнет она, где твоя рука, и бросится мне на шею и крепко-крепко обнимет. От ее страстных объятий раны на моем изуродованном войной теле откроются, забинтованные конечности станут влажными и теплыми, закапает кровь, и земля подо мной станет алой. Боль будет адской, но я вытерплю и скажу: полегче, моя козочка. И она трепетно, необыкновенно нежно поцелует меня, потом схватит за культю, затащит в дом и признается своему папочке: вот он, мой суженый, верней, то, что от него осталось, и, пока я не потеряла его совсем, ты должен благословить нас…

В городе было тихо, боев в ближайшее время не предвиделось, и я решил проведать своего друга Бесу – слышал, приболел он, может, ему лекарства какие нужны, а принести некому. Отодрав от шрама на шее грязный пластырь, я закинул автомат на плечо, помахал ребятам рукой – никто не видел моего прощального жеста, ну да плевать, – перешел мост и двинул в город.

На углу возле музея я встретился с одним своим приятелем, имя которого вылетело из моей контуженой головы, а спросить, как его зовут, было неловко. А тот изо всех сил пытался обратить мое внимание на свою забинтованную ногу, двигал ею, притопывал и даже постанывал, как будто испытывал мучительную боль, хотя лицо паренька сияло, – уж не спятил ли он? Впрочем, я знал, кто он: передо мной стоял отчаянный трус, он даже на перестрелках не отмечался и все же умудрился получить шикарную рану. Где, спрашиваю, справедливость? От злости у меня челюсти свело, а тот уже считал себя крутым и посмел обняться со мной. Я немного опешил от такой дерзости, но, подумав, решил не обижать парня, дружески похлопал его по спине и снисходительно спросил:

– Где это тебя?

– Вчера шел босой, – приятель расцвел от такого внимания к себе. – И здесь на этом самом месте наступил на осколок и поранился.

– Фу ты, – у меня отлегло от сердца. – Я думал, что-то серьезное. Ты хоть в больницу ходил, обработали врачи рану? Осколки на земле по два–три года валяются. Они опасны не меньше, чем ржавые гвозди на гнилых досках. Ты с этим не шути, братишка, иначе сепсис – и тютю.

– Я сделал все как надо, – улыбался безымянный приятель. – Спасибо за заботу. Сам-то как? А где твой пулемет?

– Махнулся с усатым Бота.

– На автомат?

– Ну да, – я погладил оружие по вороненому стволу.

– А ты знаешь историю этого автомата?

– Нет, а что?

– А то, что все, кто владел им, погибли, – приятель стал перечислять имена ребят, загибая пальцы, за которыми я внимательно следил.

– Шесть человек! – ахнул я и склонил голову, будто жалел безвременно покинувших наш бренный мир парней, не успевших как следует насладиться жизнью.

На самом деле мне было плевать на прежних владельцев: с одним я как-то сцепился, и он чуть не пришил меня – туда ему и дорога. Я скинул с плеча автомат, внимательно осмотрел, но не нашел на нем колдовских заклинаний или знаков. Оружие как оружие, только приклад с одной стороны обугленный – один из шести чуваков, которому оно принадлежало, сгорел в доме, только автомат успели спасти, может, даже шлепнули бедолагу из-за него. Ну да это фигня, я знаю хорошего гробовщика, вчера, кстати, встречался с ним, и он, несмотря на свою занятость – много заказов, – обещал сделать новый, из орехового дерева. Еще он сказал, что вырежет на прикладе мои инициалы, красиво, в кельтском стиле.

Я пожелал приятелю здоровья – спросить как зовут, не решился, все равно забыл бы, зато нажил бы себе врага, и моя спина стала бы для него желанной мишенью, – попрощался с ним и дернул к дому Бесы.

Июль жарил вовсю, и по дороге я подумал, что не худо бы иметь самокат с моторчиком. Уж я бы погонял на таком устройстве с ветерком, установил бы на нем пулемет и на ходу палил бы. С такими веселыми мыслями я дошел до перекрестка, откуда был виден холм. А там, наверное, снайпер с недремлющим оком в кустах затаился, скучает, чтоб его клещ энцефалитный покусал. И хотя мне ужасно хотелось получить рану – чтоб разжалобить Матильду и тем самым приблизить день нашей свадьбы, – но не от стрелка-профессионала. Такой точно не даст мне уйти с царапиной, если попадусь ему на мушку. Я остановился за старой кирпичной стеной углового дома, приготовился к рывку, но, заметив на противоположной стороне перекрестка грузного очкастого мужика с камерой, осадил коней. А тот навел на меня свой киносъемочный аппарат и попросил пробежаться по его команде.

– Будете снимать? – я выпрямился, взял автомат в руки, как будто собирался из него стрелять, и, бросив грозный взгляд на холм, бесстрашно улыбнулся, обнажив несколько желтых, давно не чищенных зубов.

– Да, если можно! Хотя нет, подождите.

– Что еще?

– А это не опасно?

– Конечно, опасно! Там, на холме, рота снайперов зарылась!

– Так, может, не надо?

– А плевать, если только по телику покажете! – я представил, как Матильда сидит на диване, смотрит передачу новостей и вдруг видит меня бегущего с автоматом через улицу. Ручаюсь, от таких кадров она завизжит от восторга. Да это круче, чем пропитанные кровью бинты, к тому же в рану может попасть инфекция, сепсис, и прощай, Матильда. А здесь я прославлю себя без особого риска, на снайперов плевать, они во время жары неактивны, впрочем, среди них есть фанаты, ничем не брезгуют, сукины дети, бабушек мочат, настоящие маньяки.

– Покажем, конечно! – орал очкарик. – Бегите!

До репортера было шагов двадцать, не больше, и я мгновенно очутился возле него.

– Камера не была готова, – сказал очкарик. – Сейчас только настроил. Если можно, пробегитесь еще раз, но только не так быстро.

– Ладно, без проблем.

– А вы можете стрелять на ходу? – спросил он робко, ни на что не надеясь.

– Конечно! – офигеть как круто, о таком боевике можно только мечтать, настоящий геройский трюк. Передернув затвор, я навел автомат на холм. – Готовы?

– Да.

Я встал лицом к холму и двинулся обратно к кирпичной стене боком, приставными шагами, лупя из своего оружия, рискуя попасть на око снайперу. От коротких очередей стало еще жарче, я наполнил тишину грохотом, автомат дергался в руках, гильзы отскакивали в сторону веселые, словно кузнечики, а трассеры красиво легли