За что меня невзлюбила «партия жуликов и воров» - Геннадий Гудков

Е. Альбац: А почему именно в августе?

Г. Гудков: Тогда была сессия, я требовал министра в отставку, критиковал реформу, критиковал законы – тогда они на всякий случай компромат, – как они считают, – на меня стали собирать Я об этом знал давно, знал по фамилиям – кто, какие совещания, кто какие слова говорил, – все это мы знаем.

Е. Альбац: А вот сказали бы журналистам, мы бы об этом написали. Может быть, это остановило бы.

Г. Гудков: Не остановило бы. Но дело в том, что если бы даже что-то и приостановило, то я бы потерял источник информации. Атак он у меня был. Поэтому начали работать тогда, и я об этом. Ну, что делать? Либо идти, в соответствии со своими принципами и взглядами, либо трусливо прятаться. Я предпочел идти. Я же ничего не делал противоправного. Все эти «марши» – в соответствии с российской конституцией, российскими законами, что, я кого-то куда-то призывал, провоцировал какие-то массовые беспорядки? – наоборот, старался предотвратить, участвовал в обеспечении безопасности всего, кроме 6 мая, когда я не участвовал, – я не поверил, что люди придут на улицу 6 мая, и никто не поверил, по-моему, даже те, кто оказался во главе колонны, тоже не верили.

Е. Альбац: Тем не менее, пришло больше ста тысяч человек.

Г. Гудков: По крайней мере, 60–70 тысяч – даю гарантию, что они были. Я остался почему на мосту? Я вообще пришел как частное лицо.

Е. Альбац: Давайте не будем в это уходить.

Г. Гудков: Скажу только два слова. Когда произошло это ЧП, я сначала думал, что это провокация радикальных элементов. Но чем больше проходит времени, тем больше у меня крепнет уверенность, что это провокация, организованная властью.

Е. Альбац: Столкновение с полицией 6 мая на Болотной?

Г. Гудков: Да. У меня такое впечатление крепнет, что это все-таки было умышленное действие, к которому, во-первых, власть очень хорошо подготовилась – были силовые подразделения стянуты огромные, устрашающее оцепление, цепи. И самое главное – 6 мая, по сути дела, было спусковым курком этих политических репрессий. Нужен был повод, нужно было показать, что вот эти митингующие – это маргиналы, которые готовы к кровавым событиям, которые страну тянут в болото, в пучину всяких революций, – нужно было показать. А потом уже начать шлепать один за другим – ну, пока еще не физически, – лидеров оппозиции: арестовать, обыскать, вызвать повесткой, отнять деньги, завести дело, снять депутатскую неприкосновенность. Думаю, что 6 мая было очень нужно власти.

Е. Альбац: То есть, своего рода поджог рейхстага.

Г. Гудков: Ну, типа.

Е. Альбац: Наверное, у вас сохранились какие-то источники…

Г. Гудков: Знаете, как бывает? Иногда просто приходят люди, или к моим помощникам, говорят: передайте вашему шефу, что вот этот телефон слушается там-то и там-то. Мы его просто уважаем за его взгляды, его позицию, нам противно. Видимо, это какие-то родственники, делают через каких-то людей, – трудно установить, – даже так бывает, что приходят, предупреждают. Потому что людям противно творить подлость, люди не хотят продавать свою совесть.

Е. Альбац: Тем не менее, они соучаствуют.

Г. Гудков: Это одни. А другие соучаствуют активно, и еще с большим удовольствием.

Е. Альбац: Что вы знаете. Или предполагаете – как будет ситуация развиваться дальше?

Г. Гудков: Дальше можно только предполагать.

Е. Альбац: Решения приняты?

Г. Гудков: Вокруг Путина есть две группы людей. Даже не группы, а просто две точки зрения. Первая точка зрения – «бурматовщина», и так далее, – «мочить в сортире до конца», – много людей, не буду называть фамилии, они понятны – вот этот агрессивный воинствующий подход сегодня Путину больше нравится, по всей вероятности – он кивает, соглашается, а может быть и сам считает это правильным. Как мне сказал один кремлевский товарищ: ну, сколько вышло? – Тысяч сто. – Ну, пусть 126, – мы считаем 26, вы – сто. Почему мы должны садиться с вами за стол переговоров? Вы кто такие? 126 тысяч – да плевать, за нами сто миллионов. Кто вы такие есть?

Е. Альбац: А вторая группа?

Г. Гудков: Вторая группа – наиболее яркая позиция того же Кудрина. Он говорит – нет, ребята, надо договариваться, нельзя доводить до того, чтобы вышел миллион.

Е. Альбац: Но Кудрин сейчас не во власти.

Г. Гудков: Не во власти, но он все равно в той команде.

Е. Альбац: У него остались люди, поддерживающие его точку зрения.

Г. Гудков: А есть и другие люди, вхожие во власть, которые говорят – нет, нельзя, Россия слишком хрупкая страна, гражданский мир надо сохранять любым способом, и надо как-то договариваться. И главное, сегодня совершенно понятно, вокруг чего можно объединить всю оппозицию и договориться, – включая гарантии для политической власти сегодняшней, чтобы не произошло то, что произошло в «плохих» странах. Это новое избирательное законодательство, роспуск парламента и выборы нового парламента, это проведение поэтапных, постепенных политических реформ, включая конституционную реформу, это гарантии Путину и его окружению, не совершавшему никаких преступных деяний в их личной судьбе, в том, что до 2018 года никаких не будет серьезных протестов. Но и его должны быть гарантии – что он после 2018 года не пойдет на пятый срок. Наверное, об этом можно договориться.

Е. Альбац: Путин – до 2018 года? Ой, Геннадий Владимирович, вы нас не любите.

Г. Гудков: Если мы договоримся, какая разница, кто во главе страны? Если мы договоримся об этих шагах? Я все время на оргкомитете задаю один простой вопрос, получая, кстати, абсолютно понятный ответ, – я часто задаю этот вопрос, потому что там много горячих голов. Говорю: ребята, скажите, наша задача – что мы хотим? Помимо тактических приемов? Давайте ответим на вопрос, – мы хотим, чтобы была политическая реформа, которая дает перспективу России как государству, или мы хотим, чтобы Путин ушел в отставку?

Е. Альбац: Мы хотим сменяемости власти, – наверное, так.

Г. Гудков: Нет. Люди, понимающие, для чего они это делают, они говорят: нам нужна политическая реформа. Я говорю – вам тогда какая разница, с кем?

Е. Альбац: Давайте не будем сюда уходить, потому что есть вещи, которые не происходят. Нельзя говорить о политической реформе, когда у власти находится человек, который создал эту систему. Вы хотите, чтобы он срубил сук, на котором он сидит? – так не бывает.

Г. Гудков: Бывает.

Е. Альбац: Нет, нигде.

Г. Гудков: Бывает.

Е. Альбац: Не бывает, нигде не происходило. Это ровно, что пытались сделать в СССР, и ничего не получилось.

Г. Гудков: Александр Второй провел реформы, которые сегодня могли бы рассматриваться как рубка суков, на которых он сидит.

Е. Альбац: Ну да. А потом что?

Г. Гудков: Другой вопрос, что элита его сдала. Я внимательно читал огромный труд, посвященный покушению на Александра Второго, его сдала собственная элита, потому что она не пережила тех новшеств, которые он планировал в ближайшее время в России осуществить. Он же подготовил, по сути, конституционную реформу, конституционную монархию в России. И именно в этот момент его и грохнули.

Е. Альбац: И он не сумел ничего сделать с бюрократическим аппаратом империи. Но это отдельный, очень интересный разговор. Геннадий Владимирович, если вас лишают депутатской неприкосновенности, вы остаетесь в России, уезжаете?

Г. Гудков: Остаюсь в России, никуда не уезжаю.

Е. Альбац: А если ваши источники вам сообщат, что вас будут брать, что будете делать? Арестовывать?

Г. Гудков: Пусть берут.

Е. Альбац: Вы понимаете насколько, – это для любого человека в нашей стране опасно, а для человека, которого они считают врагом и предателем – вдвойне.

Г. Гудков: Ну, что теперь делать?

Е. Альбац: И сын ваш тоже не уедет?

Г. Гудков: Сын тоже не уедет из страны.

Е. Альбац: И вы не советуете своим коллегам по оппозиции, что надо готовить запасной аэродром за пределами?

Г. Гудков: Нет, я ни в коем случае не осуждаю коллег, которые готовят запасные аэродромы, или уже уехали – я не могу их осуждать, потому что это решение каждого. Я считаю, что если человек может позволить себе уехать – это абсолютно нормально. К сожалению, сегодня этим правом воспользовались уже несколько миллионов российских граждан – правда, не из-за политических целей, других, но, тем не менее – мы потеряли очень продуктивную, очень важную часть общества при этой многомиллионной миграции. Поэтому я не осуждаю. Это просто мой выбор такой. Я человек публичный, я не могу, дав обещание и слово, публично его не сдержать. Поэтому, естественно. я вынужден пройти этот путь.