Вожди и оборотни - Виктор Илюхин

Джаббарова действительно «изобличали» лица, арестованные или осужденные за тяжкие преступления. Получить от них любые показания для Гдляна и его команды не составляло большого труда. Люди были уже сломлены длительным содержанием под стражей, грубым обращением, физическими и психическими издевательствами. Им уже было все равно, что говорить. Следователи просили показать на кого-то — и они «показывали». Иногда для них оговор казался спасительной соломинкой, уцепившись за которую они пытались выкарабкаться на свободу.

Под угрозой расстрела оговорил Джаббарова бывший первый секретарь Гиждуванского райкома партии С. Рахимов, бывший начальник УВД Навоийского облисполкома Хаитов, просидевший под стражей более трех лет, а потом полностью оправданный судом, бывший председатель колхоза «Халкабад» Гиждуванского района Урунов и другие.

Однако и сам Джаббаров оговорил себя в совершении того, чего никогда не совершал. Он вспоминает: «С первых дней пребывания в изоляторе я словно находился в кошмарном сне, тюремные условия содержания, отрыв от семьи, позор — все это повлияло на меня. Я не помню, когда пришел в себя… Через неделю приехал Каракозов, он сказал, что Гдлян и Иванов не смогли встретиться со мной в силу наших прежних отношений и поэтому он будет допрашивать сам. «Запомни, — сказал он, — что ты отсюда не освободишься, ты конченый человек, можешь избежать исключительной меры наказания и получишь меньший срок лишения свободы лишь при условии, что станешь по одну сторону баррикады со следствием и признаешь предъявленные обвинения.

Одновременно подумай о семье и родственниках. Все может случиться…»

Эти показания Джаббаров давал, находясь в изоляторе и не имея контактов с другими арестованными. Но как они похожи с показаниями иных репрессированных лиц.

Джаббарову не хуже чем кому-либо были известны семейные аресты в Бухаре. Он хорошо знал, как вдруг ночью людей увозили куда-то и вновь они возвращались домой через месяцы, годы, а то и вовсе не возвращались. Как не вернулся Мирзабаев Махмуд, вызванный на допрос к Гдляну, а через сутки его труп обнаружили около здания, где размещалась следственная группа.

На первом же допросе Гдлян напомнил об этом: «Ты нас знаешь по Бухаре, с нами нельзя шутить. Защищать тебя никто не будет, все боятся за себя». В конце разговора он сказал: «Так как ты недавно работаешь в должности, поэтому установим тебе задание на 40 человек, у кого брал взятки на общую сумму в 300 тысяч рублей». Тут же протянул чистый лист бумаги и велел писать фамилии взяткодателей…»

Джаббарову угрожали арестами жены, детей, шантажировали, грозили подвести под расстрел, опозорить перед всем миром. Следователь Ревеко постоянно твердил: «Если добровольно не сдашь миллион рублей, то мы арестуем несколько руководителей области, на допросах «выбьем» у них деньги, они дадут показания, что эти деньги и ценности твои, это мы умеем, ты в этом можешь не сомневаться».

Добавлю, что сомневаться не приходилось, особенно после того, как они продемонстрировали фальшивки с ценностями, изъятыми у Худайбергенова Атауллы. «Ты пойми, — не унимался Ревеко, — что пресса, прокурор, суд — все в наших руках. Все зависят от нас». Постоянно твердили, что теперь Гдлян — свой народный депутат. Он вхож в ЦК КПСС и давно не подчиняется Генеральному прокурору.

Джаббарова «сломали». В себя он придет через год и будет убедительно и объективно опровергать выдвинутые против себя же самого обвинения. Эпизоды взяточничества разваливались, как карточные домики, а их Гдлян настроил около сотни. Столько же Джаббаров оговорил и людей. А в общем-то оговаривали друг друга одновременно. Оговор и явился основным «доказательством», кроме него ничего не подтверждало объективно дачу или получение взяток. Не было установлено самих действий, совершенных Джаббаровым за деньги в интересах дающего. Если Гдлян «определил» ему получение взяток на сумму свыше 400 тысяч рублей, то они действительно оказались мифическими. При неоднократных обысках у Джаббарова изъяли 515 рублей, ювелирных изделий на две тысячи рублей, на 100 рублей облигаций и арестовано имущества чуть больше чем на 4 тысячи рублей. Вот и все богатство «махрового» взяточника.

Дело Джаббарова подлежало прекращению на стадии предварительного следствия. Однако в прокуратуре Союза решили, что пусть лучше, как в случае с Р. Абдуллаевой, окончательное решение примет суд. Уж слишком были остервенелыми обвинения в адрес прокуратуры в развале гдляновских дел, в защите мафии.

Дело слушалось в Ташкентском городском суде. Государственное обвинение поддерживал старший прокурор одного из отделов прокуратуры Союза ССР А. С. Арбузов. После проведения судебного слушания он убедился в нелепости представленных доказательств и отказался от обвинения.

6 марта 1990 года суд вынес оправдательный приговор и освободил Джаббарова из-под стражи в зале заседания. Одновременно с приговором суд вынес частное определение в адрес Генерального прокурора СССР и отметил, что все обвинения, все факты получения и дачи взяток в ходе следствия были сфабрикованы, допущен явный произвол в отношении невиновного лица. Суд потребовал от Генерального прокурора обязательного расследования беззакония, совершенного Гдляном и Ивановым и некоторыми другими следователями. Так через год и четыре месяца содержания Джаббарова под стражей закончится долгий путь к истине. Путь издевательств, клеветы и публичных оскорблений.

Раджабов Назир Раджабович проведет под стражей чуть меньше, чем Джаббаров — 9 месяцев. Их арестовали в один день, 19 октября 1988 года. Раджабова выпустят на свободу 19 июля следующего года, во время следствия, которое закончится вынесением постановления о прекращении дела за отсутствием события преступления.

Конечно, девять месяцев необоснованного нахождения под стражей — это не полтора и не три года. Но для честного, невиновного человека даже один день, даже один час — глубокая трагедия.

За девять месяцев тюрьмы Раджабов пережил мучений столько, сколько не перенес за всю предшествующую жизнь. Родился он в 1939 году, окончил десятилетку, потом учеба в политехническом институте, работа инженером-конструктором на одном из заводов Казахстана, затем возвращение в родные края, в Узбекистан. Он совершил головокружительную карьеру. В 36 лет Раджабов уже секретарь Бухарского обкома партии, а в 39 — заведующий отделом строительства и городского хозяйства ЦК КП Узбекистана. В нем отметили острый ум, большую эрудицию и блестящие организаторские способности. Он лауреат государственных премий СССР и Узбекистана. Раджабову пророчили большое будущее. Сам он, видимо, меньше всего думал об этом. Добросовестно трудился там, куда его посылали. Работал министром сельского строительства, четыре года первым секретарем Наманганского обкома партии, а с 1987 года и на момент привлечения к уголовной ответственности — первый секретарь Самаркандского обкома.

Почему Гдлян выбрал своей очередной жертвой именно Раджабова? Думаю, что здесь заложено несколько причин. Во-первых, — это служебный путь Раджабова. Гдлян рассчитывал, что тот обладает огромной информацией и если начать его «отрабатывать», то он выведет на очень могущественных фигур, как в Ташкенте, так и в Москве.

Во-вторых, Гдлян просто не мог переносить превосходства других людей над собой, превосходства в уме, таланте, в служебной карьере. Если же такие люди встречались на его пути, то он непременно входил с ними в конфликт. Все, что могло затмить Гдляна, для него было неприемлемо, нетерпимо и им отвергалось. Формы отвержения могли быть разными.

В-третьих, Гдлян с остервенением работал против Раджабова и потому, что весьма скоропалительно и принародно им был выдан вексель о делегатах-взяточниках на XIX партийной конференции. Хотя на тот период он не обладал вескими фактами. Я не говорю о доказательствах, а только о фактах.

Все это вместе взятое и предопределило грубое, вероломное вмешательство в жизнь Раджабова. По нему словно дорожным катком проехала гдляновская машина следствия. Нет необходимости останавливаться на всех обстоятельствах его дела. Упомяну лишь некоторые.

В течение десяти дней Раджабов отрицал получение и дачу кому-либо взяток. Ему не верили, требовали дать показания. Снова получили отказ. Тогда на Раджабова обрушили весь набор «раскалывания» несговорчивых.

Он вспоминает, что Гдлян долго измывался над ним, угрозы следовали одна за другой. Он требовал оговора. «Напиши добровольно, — говорил Гдлян, — что ты получал взятки от сорока человек, в том числе должны быть упомянуты десять человек из Намангана и тридцать человек из Бухары и Ташкента, на сумму 400 тысяч рублей и передал взятки 12–15 человекам «наверх» и минимум двоим — троим обязательно из аппарата ЦК КПСС. Если не напишешь, соберем показания от людей, которые находятся в тюрьмах и в зонах, на миллионы рублей, и обеспечим расстрел, и если ты не придешь ко мне в камеру смертников, то я не мужчина. Напишем о тебе в газетах и журналах, так как все корреспонденты — наши люди, достаточно попросить Коротича, и в журнале «Огонек» появится отрицательная статья о тебе, и опозорим, как следует. Ты никогда не будешь иметь свидания с родственниками и труп твой не получат, не играй Раджабов с огнем. Сделаешь, как я говорю, максимум через полтора — два года будешь дома! «На мой вопрос: «Суд же должен судить?», — он ответил: «Судьи против нас не пойдут, и скоро ты в этом убедишься, Теребилов будет здесь, т. е. в тюрьме».