Алакет из рода Быка - Роман Николаев

Прием оказался удачным. Тигр всею своею тяжестью налетел на копье, и оно глубоко вонзилось в грудь зверя.

Но крепкое древко не выдержало удара, с треском переломилось, и Алакет едва успел отскочить в сторону. Все же лапа хищника скользнула по его виску и щеке. Перед глазами заплясали красные круги, юноша зашатался, чувствуя, будто проваливается в бездну.

Второй тигр метнулся к лежащему без сознания юноше, но в ту же минуту между хищником и Алакетом оказался Бергун с клевцом в руках.

Собрав все силы, Бергун ударил тигра по голове, но крепкий череп зверя выдержал удар.

— Над глазами! Ударь над глазами! — услышал молодой охотник отчаянный крик Паана, бегущего с горы к месту схватки. Тигр бросился на Бергуна. Но тот отскочил в сторону и затем, сделав выпад, резнул лезвием клевца над глазами хищника.

Кровь хлынула в глаза тигру. Он присел.

Паан в два прыжка оказался рядом с племянником и метнул легкое копье. Со свистом оно вонзилось тигру в сердце. Бергун бессильно опустился на камень. Руки его дрожали.

Паан склонился над Алакетом. Тот глубоко вздохнул и, не открывая глаз, приподнялся на локтях. Кровь текла по его лицу.

— Благодарение духам, — сказал Паан, — рана не опасна. Алакет только оглушен тяжелой лапой зверя.

Паан с необычной для него нежностью пристально посмотрел на Бергуна, затем перевел взгляд на Алакета и взволнованно воскликнул:

— Достойные внуки Хориана!

Все селение вышло встречать охотников. У крайних домов стояли, оживленно переговариваясь, женщины. Поодаль собрались самые древние старики, которые не могли принять участия в охоте. Они изредка важно перебрасывались одним-двумя словами. Повсюду сновали востроглазые ребятишки.

Но вот собравшиеся оживились. Все глаза обратились к холмам. Показались охотники. Они ехали группами по шесть-восемь человек, держа в руках длинные копья. Их плечи и крупы коней украшали шкуры убитых ими хищных животных. Кони, чуя звериный запах, беспокойно раздували ноздри и прядали ушами. Сзади двигались нагруженные тушами повозки. Впереди на горячих скакунах ехали предводители охоты — Ченбак и Хангэй. Рядом с ними покачивался в седле Алакет. Голова его обмотана тканью с запекшейся кровью. Бледное лицо юноши было спокойно, но глаза сияли радостью. На плечи его накинута шкура тигра. Немного в стороне ехал на буланом коне Паан. Длинные волосы его, ничем не прикрытые, развевались на ветру.

Через спину его коня, прикрывая переднюю луку седла и часть шеи с волнистой гривой, перекинута шкура второго тигра.

Толпа дружными возгласами приветствовала героев охоты. Склонившись перед стариками, охотники въехали в селение. Возле крайнего дома стояли Мингюль, ее мать и маленькие братья и сестры. Девушка с тревогой вглядывалась в приближавшихся всадников. Вдруг она увидела воина с тигровой шкурой на плечах. На голове повязка с запекшейся кровью. Лицо белое, как облако… Алакет!

Точно на крыльях Мингюль бросилась навстречу юноше. Неизъяснимое счастье наполнило сердце Алакета. Лицо озарилось улыбкой. Но в следующее мгновение глаза девушки широко раскрылись, в них вспыхнул испуг, словно перед ней появился ужасный подземный дух. Закрыв лицо руками, она бросилась в толпу. Алакет не видел, какое смятение отразилось на лицах охотников. Но, чувствуя что-то неладное, юноша хлестнул коня и, не оглядываясь, проехал мимо. Подъехав к дому, Алакет соскочил с коня и вошел в жилище за Хангэем. Женщины хлопотали у очага. На груде шкур, нахмурившись, восседал Гелон. Он даже не взглянул на племянника. Удивленный, Алакет присел, прислонился к стене. Немного погодя прибыли Дунгу, Паан и сыновья Гелона.

Когда все расселись вдоль стен, Гелон встал с места и, окинув родственников суровым взглядом, начал:

— Алакет! От времени, когда растаял последний снег, до времени, когда должен выпасть следующий, ты совершил подвиги, достойные больших похвал. Вместе с Дунгу ты одолел десятерых хуннов, а в последующих боях всегда был в первых рядах удальцов. Сегодня ты справился с тигром.

Алакет насторожился. Он знал, что динлины никогда не расточают впустую похвал. И если в присутствии юноши старший сородич начинает перечислять так подробно его заслуги, это редко предвещает что-нибудь хорошее. Не будь Алакет так погружен в сладкие грезы о Мингюль, он бы сразу понял, в чем дело, но образ ее заслонял все остальные мысли и мешал сосредоточиться.

— Но не думаешь ли ты, — продолжал Гелон, — что твои заслуги дают тебе право презирать законы рода и племени? Что значат нежные взгляды, которыми ты уже не первый день обмениваешься с Мингюль? Об этом говорит все селение, и только твой отец не замечает ничего.

Теперь Алакет понял. Он почувствовал, что надвигается что-то ужасное, непоправимое. Юноша взглянул на отца. Хангэй сидел, низко опустив голову. Таким растерянным и пристыженным он выглядел во время беседы со старым Хорианом, когда маленький Алакет промахнулся, стреляя из лука. Но сейчас вместо любви и жалости Алакет почувствовал, что в груди его нарастает страх за Мингюль и безудержный гнев на тех, кто хочет разрушить светлые мечты.

— Ты не почитаешь обычаев своих отцов, — гремел Гелон, — и идешь по пути тройного преступления! Ты забыл, что динлин не может ввести в дом вторую жену, пока не женится на той, которую за него просватали еще в колыбели. Но этого мало, ты посягаешь на то, что принадлежит твоему соплеменнику, более того — роду твоего князя, ибо Мингюль просватана за Дугундэя из рода Барана. И, наконец, ты совершаешь третье преступление, перед которым бледнеют оба первых, словно холодный туман перед лицом снежной бури. Ты забыл, что в жилах Мингюль, как и твоих, течет кровь Быка. Ты осмеливаешься питать к своей сестре чувство, которое дозволено только по отношению к женщине чужого рода! Но, может быть, я ошибся? Скажи, Алакет, может быть, ты не питаешь к Мингюль иных чувств, кроме привязанности брата? Почему же тогда ты, въезжая в селение, не мог отвести взгляда от этой девушки? Ты, словно глухарь, зачарованный собственной песней, не замечал ничего вокруг и даже не поклонился старикам! Что случилось с тобою? Отвечай!

Алакет встал, его взор встретился со взглядами, полными укора и осуждения. Он смело и прямо посмотрел в лицо Гелона.

— Я не хочу лгать, старший отец. Ложь недостойна динлина. Я люблю Мингюль не как брат, а так, как мой отец любит мою мать, как мои дяди любят своих жен! Душа моя в лучах восходящего солнца, сердце мое — во всепожирающем пламени! И если только Мингюль меня любит, я буду защищать наше счастье, как барс добычу, пока гибель не настигнет меня! А если ее сердце не ответит моему, я спокойно отдам себя на суд рода!