Слепая зона - Ильина Наталья Николаевна

– Будем работать по делу вместе, я правильно понял? – поинтересовался он.

Дежин вздохнул.

– Будем. Только я не уверен, что это… – он толкнул к майору папку с делом Иванцова, и она, проскользив по гладкой поверхности, уперлась тому в запястье, – вам поможет.

Пухлая рука майора переместилась на папку, а Дежин потянул к себе копию результатов экспертизы. Оба погрузились в чтение. Дежин справился быстрее и с мрачным интересом наблюдал, как удивленно взлетели ко лбу косматые черные брови майора, когда он добрался до акта вскрытия тела студента. От созерцания растерянности на лице майора Максима оторвал телефон. Звонил Славик.

– Капитан Дежин слушает, – дежурным тоном оттарабанил Максим кодовое сообщение «я не один», едва не выпрыгивая из шкуры от нетерпения.

– Азиаты из наших. Больше пока ничего сказать не могу. Подумал, что ты захочешь это узнать.

– Спасибо, – выдохнул Дежин в трубку, покосившись на майора. – На связи.

– Позвоню. Либо ты удачливый сукин сын, либо мы не все знаем о тварях, – загадочно отозвался Вощин, и в трубке запиликало.

Глава 7

Резко дернувшись, как от удара током, я открыла глаза. Яркий свет немедленно сменился полной темнотой, но зато исчезла кошмарная тварь, которая пыталась разорвать меня на куски, с гадкой плоской мордой и тремя рядами острых черных зубов в разинутой пасти. Сон таял, неохотно уступая место привычным запахам и звукам. Я была дома, в своей комнате, в своей постели. Одна. Одна? Зажмурившись, словно это могло что-то изменить в моем восприятии мира, я попыталась обнаружить тварь, но ни возле моего горла (как в кошмаре), ни под потолком, как это было раньше, ее не оказалось. Тварь пропала. Исчезла. Испарилась. Я снова была свободна! Из-за неплотно прикрытой двери слышался звук текущей воды, негромкое позвякивание посуды о раковину и мамин голос. Она тихонько напевала свою любимую песню, а это значило, что настроение у нее кардинально изменилось за то время, что я провела в объятиях Морфея. Как была, босиком, не заморачиваясь на поиск шлепанцев у кровати, я отправилась на кухню. Теплый, нагретый солнцем пол подсказал, что на дворе день-деньской, ведь спать я легла утром. Внутри меня ширилось, распухало непривычное ликование. Хотелось обнять весь мир, а если не получится, то уж маму – точно! Твари не было!

– Светик, уже проснулась? – Мама выключила воду. – Вот хорошо, а то я сама тебя будить собиралась!

Мое ликование ощутимо просело. Мамин тон был радостно-возбужденным, слова сыпались горохом так быстро, что я при всем желании не смогла бы вставить даже междометие.

– У нас будут гости! Звонил Максим Сергеевич, сказал, что заедет вместе со своим другом, доктором, я фамилию не запомнила, но, судя по всему, этот доктор – человек уважаемый. Я тут ужин затеялась готовить, шарлотку поставила. Как думаешь, где накрыть стол?

Босые ноги приросли к полу. Мысль о том, что капитан слишком часто общается с мамой, забывая спросить меня, не успела толком оформиться в голове, когда я снова почувствовала присутствие твари. Холодное прикосновение к моему разуму, словно голову продуло коротким порывом ледяного сквозняка. Далекая, длинная, тягучая волна колебаний густеющего воздуха, и сразу за ней – визг тормозов, удар, звон разбитого стекла и громкий, ни на что не похожий вскрик за открытым кухонным окном.

– Господи! – воскликнула мама, кидаясь к окну.

Я с трудом передвинула по линолеуму чугунные ноги, зацепила табуретку и села, не в силах удержаться на ногах.

– Что? Что там?

Мой голос был чужим, как и деревянные губы, которые не желали слушаться.

– Авария. Господи, кажется, сбили кого-то!

Под окнами нарастал шум. Кто-то кричал, захлебываясь:

– Бой! Бой, миленький! Бой!..

Кто-то яростно отчитывал водителя, кто-то вызывал службу спасения.

Я чувствовала, как тварь дергается над чьим-то телом, и умирала вместе с ее жертвой…

– Это собака, Светочка. Большая собака, не человек! Видимо, выскочила прямо под колеса… – Мама повернулась в мою сторону. – Ох, на тебе лица нет!

Собака? Я превратилась в кусок камня. Мысли стали вязкими, как клей. Тварь возникла над головой из ниоткуда и, сытая, зависла под потолком, источая удовлетворение. Значит, она снова может не убивать? И люди – не единственный источник ее пищи? Это должно было меня обрадовать, но где-то там, под окнами, навзрыд плакала девушка над несчастной собакой. А водителю, кажется, требовалась медицинская помощь, судя по сердитым окрикам:

– «Скорую» пропустите! Разойдитесь!

Было почти четыре, когда снова позвонил Славик. Дежин схватил со стола трубку – так утопающий хватается за соломинку, – мелодия звонка оторвала его от заполнения очередной формы. На столе высилась гора бумаг, в глазах рябило, в горле стояла липкая горечь от десятой по счету чашки переслащенного кофе.

– Ватсон, не томи! – прохрипел Максим и кашлянул.

– Настроения нет томить, – устало сообщил Вощин. – Два брата-азиата убиты выстрелами в голову. Время смерти приблизительное, из-за вмешательства наших таинственных друзей картина сильно смазана, но не меньше месяца. Точнее будет после лабораторных исследований. По остальным останкам буду работать завтра, хуже, чем они есть, за ночь не станут. Могу сказать только, что имел место довольно мощный взрыв. Повреждения останков травматические, ожоги поверхностные, от кратковременного высокотемпературного воздействия. Твой коллега душу из меня вытряс, но и ему я большего сказать не смог. Сам с ним общайся.

Дежин помолчал несколько секунд, переваривая информацию, и переспросил:

– Думаешь, азиаты – братья?

– Уверен, но точный ответ даст только экспертиза. И еще – не наши они.

– В смысле? – не понял Максим.

– В прямом. Не казахи-узбеки-таджики. И даже не китайцы. Подозреваю, что выходцы из Юго-Восточной Азии. Галееву я о своих соображениях сообщил, пусть роет, но и ты на заметку возьми.

Славик замолчал, словно переводил дух, помедлил и осторожно спросил:

– Что там у Светланы?

– Она спала, когда я матери звонил. Собираюсь заехать к ней вечером, может, и ты присоединишься? Она напугана…

– Считаешь, что у меня стальные яйца? – усмехнулся Вощин. – Я, между прочим, тоже напуган и устал как собака.

– Да брось ты, Ватсон. Нечего прибедняться. Все мы тут напуганы. Ты подумай пока, может, тебе что-нибудь глаз-нюх резануло в этих азиатах, а вечером обсудим.

– Глаз-нюх, – передразнил Вощин. – Ты эти трупы видел? Считаешь, что девочке мало ужасов, нужно еще добавить?

Дежин, который внезапно почувствовал себя глубоким стариком, немощным и безразличным, не смог даже рассердиться.

– Трупы уже упаковали, когда я приехал. Считаю, что она должна знать, ведь тварь не к нам с тобой прицепилась, а к ней.

– Ну, как скажешь, – согласился Славик. – Скинь адрес и время, я буду.

Время – самая загадочная вещь на свете. Как бы долго оно ни тянулось, в конце концов его всегда оказывается мало. Мама металась между плитой, холодильником и столом, а я при всем желании ничем не могла ей помочь. Конечно, соорудить яичницу или омлет, сварить макароны или намазать булку маслом я вполне способна, но когда дело касается настоящей готовки, толку от меня никакого.

Шум под окнами из-за аварии давно стих: зеваки расползлись по своим делам, уехал эвакуатор вместе с разбитой машиной. Мама сказала, что водитель пытался отвернуть и врезался сначала в поребрик, а потом – в дерево. Я прислушивалась к звукам с улицы, но там больше ничего необычного не происходило. Тварь расплылась в углу и не шевелилась.

«Что ты привязалась? – в сердцах подумала я, сердито толкнув мысль в сторону неподвижной массы под потолком. – Что тебе надо от меня?»

Тварь переместилась ближе, толкая перед собой вязкий воздух. Я отчетливо ощутила холод в голове, как будто там, за глазами, за переносицей, поместили кусочек льда. Мою привычную темноту раздвинула картина: маленькая фигурка – я сама, какой представляла себя в детстве, – испуганно озиралась в чужом месте, заполненном высокими незнакомыми людьми. Люди – странные фигуры с размытыми лицами – двигались, не замечая меня, обтекая как невидимку. А я вставала на цыпочки, пытаясь разглядеть в толпе одно-единственное знакомое лицо – маму. Меня охватили отчаяние, страх и болезненное любопытство. И только наполовину эти чувства были чужими. Картинка была вырвана из давно забытого случая в детстве, когда я умудрилась потеряться в метро. Раньше этого не вспоминала, знала только по маминым рассказам, ведь мне было тогда всего-то года три, а тварь каким-то образом заставила воспоминания подняться из небытия!