Эпицентр - Кирилл Партыка

Вдруг я увидел… Лучше бы мне было этого не видеть, черт побери! У стены дома рядышком приткнулись два тела: старик в драных лохмотьях и старуха в выцветшем байковом халате. Халат задрался, обнажив ее жилистые сухие бедра. Рядом валялся пластиковый пакет, из которого выкатилась и застыла на брусчатке банка с консервированной фасолью. Под телами натекла широкая красная лужа. Какая нелегкая понесла этих несчастных под пулями добывать пропитание?! И как они вообще оказались тут, куда другие такие же давно не забредали и где никакой еды почти не осталось?! Эту пару будто кто-то специально подсунул мне: на, полюбуйся!.. Много ли еще угодивших под выстрелы, предназначенные не им, осталось лежать на улицах? Я хотел думать, что немного, что эти старик со старухой — единственные, случайные жертвы. Но обманывать себя было бесполезно.

Я резко крутанул руль и выжал газ.

Выехал на городскую возвышенность, с которой как на ладони просматривался штаб Комода, оборудованный почему-то в новомодном супермаркете, построенном перед самой Чумой. Машину я поставил под прикрытием скопища «пиратских» гаражей, а сам, побродив в их лабиринте, нашел наконец удобную точку наблюдения. В темной щели между гаражными боксами заметить меня было невозможно. Я поднес к глазам захваченный из машины бинокль.

Комодовский «штаб» по всему периметру охраняла цепь бойцов. Следов сражения я не заметил. На стоянке парковались полтора десятка машин. Возможно, в супермаркете сейчас происходил «сходняк», перетиравший между уцелевшими случившуюся шнягу. Они ее непременно перетрут, у них просто нет другого выхода. Интересно, что они предпримут далее? Найти ответ на этот вопрос, сидя в темной щели, представлялось маловероятным. Главное, я почти убедился, что Комод жив — иначе в его логове не наблюдалось бы такого оживления и организованности.

Я вернулся к джипу и поехал на Соборную площадь. Она сплошь была завалена трупами. Храм выгорел дотла. Стены его стали черными от копоти, а позолота куполов едва угадывалась под толстым слоем сажи. Я увидел то, что ожидал, останавливаться здесь было незачем. Но в груде тел мне вдруг почудилось какое-то шевеление.

Я вгляделся. Движение повторилось. Кто-то был еще жив и отреагировал на звук моего двигателя. Я вылез из машины и, держа автомат наготове, стал осторожно приближаться. Кто его знает, что там за раненый? Может и пальнуть в полубессознательном состоянии.

Я подошел вплотную, отпихнул ногой труп, придавивший живого. Это был Святоша в танкистской робе. Он застонал. Вся грудь его комбинезона пропиталась кровью, я заметил на ней с полдесятка пулевых отверстий. С такими ранениями не живут и минуты. Но Святоша был жив. Значит, про действие героина не врали. И значит, срок этой противоестественной жизни уже недолог.

Раненый открыл глаза и глянул на меня слепыми глазами. Я присел на корточки. Помочь я ему не мог, но просто так повернуться и уйти у меня тоже не получалось.

Святоша разлепил спекшиеся губы и хрипло прошептал:

— Дьяволы… одолели. Одолели все-таки…

— Помалкивай, — сказал я. — Вредно тебе разговаривать.

— Мне… уже… не вредно.

Я достал фляжку и влил ему в рот немного коньяку. Он закашлялся, потом жадно глотнул. Глаза его чуть просветлели.

— Ты кто?

— Какая разница. Лежи.

— Нет, ты скажи, ты дьявол или ангел? Мне важно знать, потому что…

— Да человек я, человек. Дались тебе твои ангелы.

Он с трудом вздохнул, кровь на ранах запузырилась.

— Ты хороший человек? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — Где ты здесь видел хороших? А я так вообще…

— Ну все равно. Я должен сказать… Потом не успею. Понимаешь, Пастор все врал… про ад на земле, про покаяние.

— Это я и без тебя знаю.

Святоша вдруг напрягся и потянулся к фляжке в моей руке. Я поднес горлышко к его губам, и он сделал еще один добрый глоток.

— Все было не так. Я расскажу… Летел по небу ангел Господень. Летел далеко, чтоб к лучшему изменить мир. Но дьяволы ударили по нему… ударили, и он упал… и от него пошли смерть, ужас и скверна. От падшего ангела… Но он не виноват… Он выполнял волю Господню и был послушен его руке. Дьяволы виноваты… Им нужна его чистая сила, чтоб умножить свою, нечестивую… Ангел оборонился от них смертоносным кругом, чтоб не могли они его достать… Но они лезут… лезут.

Мне надоело слушать его предсмертно-наркотический бред, и я сказал, чтобы хоть что-то сказать:

— Что ж Господь не вмешается и дьяволов не разгонит к чертям собачьим?

— Дьяволов… к чертям… — Раненый вдруг улыбнулся, и из уголка рта у него сбежала струйка крови.

— Ну можно и чертей к дьяволам, — пожал я плечами.

— Он… не знает. Он ничего про это не знает… Он потерял… ангела.

Я дал ему еще глотнуть коньяку.

— Что-то ты путаешь. Как это — не знает, потерял?! Господь всеведущ и всемогущ. Не знать и потерять права не имеет.

— Не-ет… Ты не понимаешь… У Кошек спроси… Я даже вздрогнул:

— У кого?!

— Кошки… они все про это знают. Спроси… если сможешь.

— Тебе все это Кошки рассказали — про ангела и дьяволов?

— Нет, не рассказали. Они… рассказывать не могут. Через них Господь говорит. Он и раньше мне говорил… но я не понимал. А Кошки помогли.

— Ты их слышал?

— Да. Но не ушами. Их по-другому слушать надо… Душой. Они все знают и они мне открыли, чтобы я… Я хотел всем рассказать… Но не успел… не успел.

Он вдруг выгнулся дугой, захрипел, глаза его закатились. Потом тело обмякло и застыло в неподвижности. Я продолжал сидеть на корточках возле него. В этом бреду мне грезился какой-то смысл. Если поверить словам умершего, он тоже вступал в контакт с Кошками. Как и я. И Кошки передали ему какую-то информацию, вернее, представление о ней. Быть может, потому что их зыбкий коллективный разум не мог напрямую соединиться с нашим, совершенно чуждым, индивидуальным. Точек соприкосновения, наверно, крайне мало. Поэтому информация передавалась не конкретно, сформулированно, а в виде неких образов, эмоциональных намеков-символов, которые можно было усвоить и соотнести с чем-то понятным. Но откуда у Кошек может взяться какая-то информация? И почему с ними контактируют не все? Допустим, Святоша сидел на героине, который в Зоне неизвестным образом меняет возможности мозга и органов чувств. Но ведь и другие Святоши сидели на героине. Они что, тоже общались с Кошками и были осведомлены о полетах и вынужденных посадках ангелов Господних, по которым ударили дьяволы? Или это вообще какая-то чушь и случайное совпадение? А я пытаюсь подогнать его под собственные впечатления?…

— Эй ты! Брось оружие и лапы к верху, — как гром среди ясного неба прозвучало у меня за спиной. Я был настолько поглощен своими размышлениями, что ни «шестое», ни какое другое чувство не предупредило меня о подкравшейся опасности. Я медленно положил автомат на землю, так же медленно разогнул колени и оглянулся. Позади стояли двое Ментов в омоновском камуфляже и с карабинами «эскаэс» в руках. Один был пожилой, второй совсем мальчишка.

— Смотри-ка, — сказал молодой. — Мародер. Мертвых шмонает. И что с ним делать?

— А что с ним делать — отозвался старший. — В расход по законам военного времени.

Меня взяла злость. Все здесь играли в настоящую жизнь — с офисами, иерархиями и даже законами военного времени.

— Слушайте, мужики, — сказал я. — Вон мой джип стоит. Там полно всего. Я Ездок, зачем мне мародерствовать? Вы же в руках у меня ничего не видите. Просто к раненому подошел.

— Какие здесь раненые? — возразил старший. — Дохляки кругом. А в джип ты ворованное и натаскал. Комод приказал мародеров на месте расстреливать.

— А Комод, что, уже местный президент?

Пожилой ухмыльнулся:

— Да вроде того. Скоро он здесь порядок наведет.

— Кто, Комод? Вы, ребята, что, тоже герыча приняли?

— Ты полегче. — Мент передернул затвор. — Руки на затылок и марш к стене!

Вот, значит, как. Да именно так, как и предполагалось. Комод теперь тут будет наводить порядок. Возможно, под патронажем чужаков, которых неизвестно, как и для чего сюда занесло.

Однако расстреливать себя я вам, ребята, не позволю. Совсем вы заигрались.

Я, резко выбросив вперед руку, схватил ствол карабина и задрал его вверх. Одновременно саданул ногой молодого в пах. Грянул выстрел, и металл ствола обжег мне ладонь. Молодой рухнул на землю и закрутился, как полураздавленный червяк. Его напарник не успел выстрелить второй раз. Заученным приемом я вырвал у него карабин, а самого сбил с ног подсечкой. Я мог пристрелить их обоих. Или просто прикончить голыми руками, сломав гортань. Но я лишь оглушил пожилого ударом приклада. А его корчащийся напарник и так еще не скоро придет в себя.

Я забрал оба карабина, пистолеты с поясов моих противников и подсумки с запасными магазинами. Оставив борцов с мародерством так, как есть, я вернулся к джипу и поехал в «Арго».