Польский пароль - Владимир Петров

— Нет, благодарю. И вообще, мне не хотелось бы задерживаться, отвлекать вас от дел.

— Скажи, пожалуйста, какая деликатность! — Грефе растопыренными пальцами поскреб кудряшки над ухом. — Я бы назвал это настырной деликатностью — есть у тебя такое качество, Крюгель. И оно мне нравится. Хотя, может быть, оно не совсем вписывается в общий эталон образцово-показательного немца…

— Прошу прощения, доктор, — перебил Крюгель, — Как насчет бункера?

— Да никак! — отмахнулся Грефе. — Можешь считать, что я его лично осмотрел и остался доволен. Тебя это устраивает? Ну и отлично. Я всегда был убежден, что образцово-показательные немцы — народ покладистый и практичный…

С откровенным сарказмом доктор начал философствовать насчет нравственно-психологического феномена юберменша-арийца, однако Крюгель молча пожал плечами и вышел. Не слушать же ему бред полупьяного технаря, свихнувшегося на своих недоносках-ракетах?

Нет, Крюгель не обиделся. А на что, собственно, обижаться? Разве только на самого себя, на то, что такие, как он, образцово-показательные немцы, которых в общем-то миллионы, не могут, не наберутся решимости заткнуть рот бесноватым одиночкам, шизоидным кретинам, толкающим в пропасть целую нацию.

Таким, как Фриц Грефе. И ему подобным.

На подходе к офицерскому бараку Крюгель удивленно остановился: ему показалось, что в его комнате кто-то есть. Час назад, уходя к доктору Грефе, он умышленно оставил настольную лампу включенной — пусть думают некоторые особо любопытные, что он находится у себя дома (свет от лампы был чуть виден слабым пятном сквозь плотные шторы). Сейчас ему показалось, что пятно двигалось, словно кто-то переставлял лампу. Может быть, по какой-то надобности вошел дежурный офицер — у него есть запасной ключ. Но кто ему позволил?

В комнате Крюгеля сидел штурмбанфюрер Ларенц. Спокойно расположился за столом и читал газету. Впрочем, увидав хозяина, он учтиво извинился:

— Прошу прощения, оберст, за такое вторжение. Но долг обязывает. В вашем окне была щель, вы нарушили приказ о светомаскировке. Естественно, как комендант, я не мог пройти мимо.

Никакой щели не было — Крюгель после ухода специально осматривал окно снаружи, портьера плотно его прикрывала. Штурмбанфюрер просто выдумал благовидный предлог. Интересно, что он здесь делал?

Снимая фуражку, Крюгель бегло оглядел комнату и сразу понял: был обыск… Неплотно прикрыта дверца у тумбочки, сдвинута подушка, чуть выдвинут из-под кровати походный чемодан. Очевидно, эсэсовец торопился, уж очень грубо действовал, по-хамски, бесцеремонно.

«Неужели арест?» — похолодел Крюгель. Но тогда почему не расстегнута кобура штурмбанфюрера и почему он явился один, без своих молодчиков? Нет, тут что-то другое… Тоже неприятное, но другое.

— Я вас слушаю, Ларенц. Что-нибудь случилось?

Штурмбанфюрер снял золоченое пенсне, положил его на газету, благодушно прищурился.

— Вы меня удивляете, оберст! Почему обязательно должно что-то произойти? Я же объяснил цель своего появления здесь, Разве это неубедительно звучит? Вы шокированы? Напрасно. Мы же солдаты, оберст.

«Солдаты!..» — усмехнулся Крюгель лицемерию эсэсовца. Но ведь даже солдаты не шарят по чемоданам друг у друга. За это наказывают ременными бляхами — у солдат существует тариф для подобных шкодников. Может, сказать об этом лощеному штурмбанфюреру?

Легко представить, как он взбесится, как отшвырнет свое профессорское пенсне…

Крюгель сел на койку, расстегнул пуговицы мундира, неопределенно вздохнул:

— Да, вы правы, штурмбанфюрер. Мы солдаты. И именно в этом все дело… Так что же насчет нарушения светомаскировки? Теперь последует наказание в приказе, как я полагаю?

— Нет, — улыбнулся Ларенц. — Все ограничится словесным предупреждением, несмотря на существующие строгости. Учитывая наши товарищеские отношения.

— Благодарю вас, штурмбанфюрер…

«Ну вот и спелись», — с иронией подумал Крюгель. Хороша картина: хозяин застает жулика в собственном доме и его же благодарит за «посещение». Какие только коленца не выкидывает иногда щедрая на подвохи и каверзы жизнь!

Собственно, роли-то уже начисто переменились: теперь хозяином чувствовал себя штурмбанфюрер Ларенц. Удобно развалившись на стуле и нацепив пенсне, деловито шелестел газетой.

— Как вы оцениваете эту сводку с Западного фронта, полковник? Тревожные факты, черт побери! Не кажется ли вам, что янки и англосаксы бросают в Нормандию всю свою боевую мощь?

— Разумеется. В ближайшие дни там может сложиться очень острая ситуация. Я даже подчеркнул фразу, которая объясняет причины этой возможной ситуации.

Газету — вчерашнюю «Дас Рейх» Крюгель читал еще вечером, до ужина. Его особенно удивило и обеспокоило сообщение о том, что англо-американские войска расширили плацдарм до семидесяти километров и фактически отрезали Котантенский полуостров.

— Извините, оберст, но вы подчеркнули не то. Не главное из того, что опубликовано в газете. Вот оно на первой странице: «Посещение фюрером Западного фронта. Фюрер о новом оружии рейха». Тут написано, что наш верховный главнокомандующий в своей ставке в районе Марживаля сделал сенсационное заявление представителям прессы о первом применении «оружия-фау». Газета пишет: «Новое оружие обеспечит нам превосходство в технике и будет способствовать повороту в ходе войны». Вот что я бы на вашем месте с удовольствием подчеркнул, герр Крюгель!

Крюгель промолчал, пожал плечами: в конце концов, это дело вкуса. Вообще-то, у него и привычки нет подчеркивать газетные строчки. Получилось просто случайно. Он, разумеется, понимал, что штурмбанфюрер вовсе не пытается с помощью такого крючка ставить под сомнение его, Крюгеля, лояльность. Это было бы глупо.

Однако понимал он и другое: зацепка с этой газетой отнюдь не случайность. Надо обязательно ждать продолжения.

— Да-да, вы правы! — усмехнулся Ларенц. — Вы правильно думаете, что мой поздний визит к вам связан именно с этой статьей. Как ни странно.

Крюгель вовсе об этом не думал. Но сказал:

— Вы всегда логичны, штурмбанфюрер.

— Абсолютно! — довольно хохотнул Ларенц. — Вы еще раз правы. Очевидно, в этом — я имею в виду железную логику моих действий и поступков — вы убедились уже тогда, когда получили мой подарок. Этот солдатский молитвенник «Духовная броня». Я был логичен, признайтесь?

— Безусловно! — поддакнул Крюгель, совершенно, однако, недоумевая: при чем здесь молитвенник?

— Еще в декабре, ожидая вашего приезда сюда, я понял, что вы добропорядочный христианин, искренне верующий католик. Иначе зачем бы вы, получив назначение в эту глухомань, сразу же отправились в церковь? Помните старинную кирку на Кенигштрассе? Вы, так сказать, возблагодарили всевышнего. Я угадал?

Крюгель умел сдерживаться. Но тут ему стало не по себе: холодный пот явственно заструился по вискам… Значит, прав был тогда капитан Пихлер — за ними все-таки следили… Неужели, начиная оттуда, от старинной обшарпанной кирки, эсэсовцы уже копали и докопались до самой глубины?

Он заставил себя сжаться, внутренне напрягся и промолчал. Только кивнул. Голос наверняка выдал бы волнение. Он ждал, что последует дальше.

В бесцветных глазах Ларенца таилась усмешка. Впрочем, он ее и не скрывал. Многозначительно помолчал, разглядывая Крюгеля в упор, хлопнул по столу.

— Однако вернемся к этой газете! Вернее, к событиям, которые произошли 17 июня в районе ставки фюрера у Марживаля и о которых в газете не сказано ни слова. А произошло там, как мне только что сообщили но каналам «зихерхайтдинст», чрезвычайное происшествие. Самолет-снаряд Фау-1, выпущенный якобы на Лондон, на самом деле обрушился на командный пункт фюрера и взорвался совсем неподалеку. Вы понимаете, оберст Крюгель, что это такое?

— Понимаю… — Крюгель наконец-то понял, в чем дело, и облегченно перевел дыхание. — Но ведь мы не имеем никакого отношения к Фау-1. Вы отлично знаете, что их производством и запуском занимается ведомство рейхсмаршала Геринга, люфтваффе?

— Это только внешняя сторона! — сказал штурмбанфюрер. А в принципе прав рейхсфюрер Гиммлер: все ракетчики связаны между собой, и среди них полно саботажников. Вы же помните эту историю в марте с фон Брауном, да и с нашим грязнулей Грефе тоже? Это крайне тщеславные продажные люди.

— Что следует из этого? — осторожно поинтересовался Крюгель.

— Только то, что нам необходимо поднять бдительность. Еще больше заострить карающий меч! — Комендант, все время сидевший недвижно, в замершей позе на стуле, наконец поднялся. Но лишь для того, чтобы пройтись по комнате, размяться. — Завтра к нам прилетает инспекция во главе с известным вам группенфюрером Бергером. И это внушает мне серьезное беспокойство. Весьма серьезное…