Витязь особого назначения - Кирилл Кириллов

Пнув выставленные ноги сидящего на полу, Ягайло залез внутрь, показав всем костистый кулак, чтоб вопить не вздумали, и пошарил по их одежде. У двоих ничего интересного не было, а вот у третьего, самого дохлого, но с наглым, избалованным лицом и капризно оттопыренной нижней губой, он нащупал серебряный медальон на тяжелой цепи. Стянул через голову брыкающегося юноши, наподдав коленом, чтоб не дергался, и вылез из экипажа в царившие под крышей сарая вечные сумерки. Пригляделся, держа руку на отлете.

Овальная серебряная бляха. На ней – чеканный орел в выложенной сверкающими камешками короне. Клюв и когти золоченые. Вещь старинная, цены немалой, по всему видать.

– Как думаешь, Евлампия, – обернулся к девице Ягайло, – сильно знатный человек такой владеть может?

– Да уж не смерд, это точно, – ответила та.

– Ну и славно, ты давай тогда лепоту на себя наводи, чтоб на двор такой замарашкой не являться, а я пока тут порядок обратно наведу.

Евлампия кивнула, взяла какой-то сверток и скрылась на задах конюшни. Ягайло неторопливо обошел возок, проверил ручки, попинал спицы колес, подпер дверь копьем. Покопавшись в заднем ящике, нашел запасные вожжи и в два раза обмотал ими крытую надстройку, прихватив двери. Огляделся на всякий случай. Никто из оруженосцев не обратил на его действия никакого внимания. Ну и славно.

Отроковица вернулась с заднего двора посвежевшая и даже как-то посветлевшая ликом, который только оттеняло грязноватое платье. У Ягайло почему-то защемило сердце: все-таки не женское дело таскаться по полным опасностей дорогам вслед за воинами. Рисковать животом своим.

– Чего уставился, витязь? – грубовато окликнула его девица. – Ты так во мне дырку проглядишь.

Все ее очарование вмиг слетело, как яблоневый цвет. Ягайло отряхнул с портов несуществующую пыль, разгладил пятерней траченные огнем волосы и вышел из сарая. Девица, подобрав подол, чтоб не мазнуть по навозу, засеменила следом.

Выйдя на дорогу, они влились в плотный людской поток, текущий к главным воротам городища. Огромные телеги, доверху нагруженные всяким скарбом, ехали вперемешку с дорогими экипажами. Мужицкие зипуны соседствовали с облезлыми жупанами студентов. Рыцарские латы поблескивали на фоне меховых накидок и высоких шапок чиновников. В одном потоке рядом шли задумчивые коровы и норовистые кони. Наглые голуби воровали просо у заключенных в клетки кур. Мухи тучами роились над снедью, которую нерадивые хозяева не озаботились прикрыть тряпьем. Юркие мальчишки сновали под ногами у взрослых. Иногда им наступали на босые ноги, отвешивали тумаков, но улыбки не сходили с их беззаботных лиц.

– Ты за мошной[20] приглядывай, – обернулся Ягайло к девице. – А то ворья тут наверняка…

– Так у меня ж мошны-то нет, вот, платочек и тот в руку взять пришлось, – недоуменно ответила Евлампия.

– Да не за своей, за моей. Сзади-то оно даже видней иногда: спереди, бывает, один внимание отвлечет, а другой в то время срежет.

Наконец перед путниками начали вырисовываться городские стены. В основном каменные, в три человеческих роста, но кое-где с вкраплениями старых, деревянных еще укреплений и совсем новыми заплатами. Крытая деревом галерея для стрелков нависала над огородами, что разбили горожане, прикрыв их от непрошеных гостей колючими кустами и частоколом. За огородами скромно прятался глубокий ров, через который был перекинут внушительный подъемный мост. Под мостом желтели головки кувшинок.

Широкое ответвление от главной дороги, ведущее к гудящему как муравейник рынку, принимало в себя основную часть потока. Через мост к распахнутым настежь городским воротам шли единицы. Ягайло и Евлампия встали в небольшую очередь за каким-то очень нервным посыльным, который переминался с ноги на ногу и поминутно оглядывался, словно тать, забытый подельниками на стреме.

Стражники в воротах не торопились. Толстые и одышливые, они принимали подорожные от путников. Читали – не сказать, чтоб внимательно, и дозволяли проехать в город. Иногда чинили личный и вещевой досмотр, но без особого пристрастия. А иногда пускали и так, видимо, знали проходящих в лицо. Налог же за въезд в город с каждой телеги драли неукоснительно.

Очередь двигалась медленно. Роптала на жару. На назойливых мух. На то, что стражники часто отлучаются испить водицы к стоящей недалеко бочке, но выступить открыто никто не решался. А до ворчания княжьим людям дела не было. Наконец спина посыльного скрылась за воротами. Ягайло вступил под сень надвратной башни и протянул начальнику караула подорожную. Тот принял ее, брезгливо, двумя пальцами, медленно развернул, почитал, шевеля вислыми тюленьими усами, и, свернув в трубочку, подал какой-то знак своим людям. Те налетели на Ягайлу сзади, прихватили за руки, завернули их за спину. Подбили под колени, заставляя опуститься прямо в дорожную пыль. Витязь напрягся, хотел было вывернуться, раскидать обидчиков, но в его горло над кольчугой уперлись два наконечника копья. Он расслабился, повис на руках обидчиков, понимая, что если и отбиваться, то не сейчас, а в более подходяще время и в более подходящем месте.

Хрустнув тонкими пальцами, так не идущими к его жирному телу, начальник караула пробежался ими по бокам витязя. Нащупал снятую с пленного поляка бляху. Залез рукой под кольчугу и потянул за нагретую человеческим теплом цепь. Поднял на вытянутой руке, рассмотрел, близоруко щурясь, и вдруг переменился в лице, вздрогнул и выкрикнул что-то короткое и шипящее.

Щекочущие горло Ягайлу наконечники копий отодвинулись. Пальцы на локтях и плечах ослабли. Витязя подняли из пыли, отряхнули запачканные колени, поправили кольчугу. Держащие его стражники отступили. Начальник караула, держа знак на вытянутых руках, как меч, с глубоким поклоном поднес его витязю. Дождался, пока тот сграбастает цепочку, и отступил, не поднимая лица.

Витязь выпрямился во весь рост, нырнул головой в цепь и пристроил бляху на гордо выпяченную грудь. Поправил нарочито и зашагал гоголем, раздвигая плечами понурую стражу. Евлампия догнала его мелкими шагами.

– Я уж думала, заарестуют тебя и посадят в холодную, – молвила девица.

– Да я уж и сам испужался, – признался витязь. – Хотя и вырвался б, наверное, до холодной, только бежать бы пришлось, ничего не узнав.

– А что это мы за амулет такой к рукам прибрали, что городская стража от него чуть ниц не падает?

– Да кто ж его знает. Но раз действует, так надо пользоваться. – Ягайло подмигнул девице озорным глазом.

Стиснутый стенами город, не будучи в состоянии разрастаться в ширину, тянулся вверх. Этаж надстраивался над этажом, верхние уступами нависали над нижними. На улицах царил вечный полумрак, лишь изредка прорезаемый лучами солнца, отыскивающими какие-то прорехи в плотной застройке.