Жить и умереть свободным - Сергей Зверев

Таежный убийца не спешил нападать на лося в лоб. Ведь одного движения головы с мощными рогами было бы достаточно, чтобы жертва прошила ему бок или шею. Присев в снег, тигр негромко, но угрожающе зарычал, чтобы вселить в добычу страх. Лось, однако, никак не отреагировал на этот рык. Он так и остался стоять с опущенной мордой, демонстративно выставляя свои роскошные рога. Тигр, неотрывно глядя на лося, осторожно подался вправо, чтобы попробовать напасть на жертву сбоку. Но маневр хищника был быстро разгадан: сохатый тут же повернулся в ту сторону, откуда собирался напасть убийца. Хищник еще несколько раз попытался обойти лося сбоку, но тот всякий раз разворачивался в ту сторону, откуда грозила опасность. При этом рога его по-прежнему грозно смотрели на нападавшего. Конечно, если бы рыже-полосатая кошка охотилась на лося летом, все решилось бы куда проще. Достаточно было одного рывка в сторону и резкого прыжка на спину лося, чтобы мгновенно переломить ему хребет. Однако теперь лапы хищника вязли в снегу, и это лишало его необходимой быстроты маневра.

Вечерело, холодный ветер теребил верхушки деревьев, пронизывал хищника до костей. Голодный и озябший хищник начинал терять терпение. К тому же давал о себе знать и сломанный клык; ноющая боль заставляла тигра нервничать. Очередная попытка напасть на лося сбоку закончилась неудачей: сохатый грамотно изменил положение тела, вновь встав мордой к нападавшему.

Так продолжалось раз десять: тигр пригибает тело, осторожно перемещается в сторону, а лось, внимательно отслеживая все маневры противника, остается на месте и лишь перемещается на одной точке сообразно движениям хищника

И тут тигр решился…

Прыжок – и мощные передние лапы ударили в шею лося! Однако прыжок получился не таким быстрым и пружинистым, как хотелось бы. В последний момент лось умудрился коварно выставить копыто, которое и попало хищнику в шею, отбросив его назад. Тигр завалился на спину, пронзительно заскулив от боли. Теперь ему было явно не до сохатого. Он катался по снегу, и его рык гулко отражался от густой стены сосняка. Конечно же, лось не преминул воспользоваться этим замешательством: даже не взглянув на поверженного противника, он бросился по вырубке и сразу же свернул в заросли кедровника. Послышался шелест ветвей, хруст наста, и вскоре все стихло. Раненый хищник не стал его преследовать; на это просто не хватало сил…

…От голодной смерти рыже-полосатую кошку спасла внезапная и счастливая находка: в нескольких десятках метров от места схватки он обнаружил вмерзшую в снег тушу олененка. Туша была уже старой, изрядно погрызенной лисицами и полевками, к тому же сильно отдавала тухлятиной. Но выбирать было не из чего: превозмогая отвращение, хищник с урчанием вгрызся клыками в мороженое мясо.

Немного насытившись, амурский тигр отошел в ельник, отыскал укромное место под широкими лапами, прилег, устало положив морду на передние лапы. Получалось, что даже относительно безобидный лось теперь становился для него нелегкой добычей, требующей максимальной отдачи сил. А это означало, что надо было поскорей возвращаться к человеческому жилью, где доступных жертв было куда больше, чем в негостеприимной заснеженной тайге.

Однако идти к поселку тигру не хотелось. Вот он и решил продолжить путь по тайге в поисках какого-нибудь другого человеческого жилья…

Глава 10

Заходящее солнце уже коснулось сизых зубцов леса, когда Михаил Каратаев наконец решил сделать привал. До лагеря китайских браконьеров-лесорубов оставалось километров шесть через редколесье, но до наступления темноты охотник вряд ли смог бы пройти это расстояние.

Лыжи теперь были совершенно бесполезными: снег таял буквально на глазах. Весна уже не улыбалась застенчиво, как еще вчерашним утром. Она входила в тайгу со своими теплыми, порывистыми ветрами, с острыми солнечными лучами, пробивающимися сквозь ветви и смывающими снег с кочек, пригорков, с влажным снежком, с искристыми лужицами на проталинах…

Но теперь это весеннее буйство лишь мешало продвижению вперед. Прочные унты на собачьем меху, конечно же, не пропускали влагу, но каждый шаг по раскисшему снегу теперь давался все трудней и трудней. Лыжи постоянно проваливались в сугробы. Под ногами то и дело хлюпало. Можно было не сомневаться, что к сумеркам влагу на поверхности снега прихватит морозцем, и тогда передвигаться станет и вовсе невозможно; ведь вода превратится в лед, идти по которому на лыжах еще трудней, чем по слякоти.

Вот Каратаев и принялся искать какое-нибудь место, пригодное для ночлега. Место это, с одной стороны, должно было быть укромным и желательно сухим, а с другой – позволять хорошенько наблюдать все происходящее поблизости. Встречаться с медведем-шатуном или каким-нибудь другим хищником охотнику больше не хотелось. Невысокая пологая сопка с редкими зарослями кедровника, над которыми возвышались величественные иссиня-черные ели, выглядела вполне привлекательно для ночлега. Поправив рюкзак, Миша двинулся вперед.

И тут под ногами послышался омерзительный хруст, и невысокий сугроб словно бы разверзся под ногами. Охотник попытался было инстинктивно ухватиться за низко нависшую лапу ели, но хвоя предательски выскользнула из варежки, и Миша почувствовал, что он летит куда-то в тартарары. Послышался хруст ломающихся лыжных палок. Сверху густо посыпались комья влажного снега. Таежный охотник мгновенно сгруппировался, чтобы ничего не сломать при падении. Упав на дно ямы, он лишь ударился о стенку подогнувшимся коленом…

Глаза не сразу привыкли к полутьме. Осмотревшись, Каратаев сразу же понял, в какую скверную ситуацию он попал.

Это была волчья яма. Тут, в дальневосточной тайге, подобных ям гораздо больше, чем можно себе представить. Оголодавшие волки, которые нередко сбиваются в стаи и нападают на людей, – суровые будни таежных поселков. Вот люди и вынуждены копать такие ямы на всех волчьих тропах. И не только поблизости от своего жилья, но и вблизи просек, железнодорожных полустанков и передвижных геологоразведочных партий.

Эту яму, видимо, вырыли обитатели браконьерского поселка и сделали это минувшей осенью. Миша сразу же обратил внимание на мощный дубовый кол, криво возвышавшийся посередине ямы. К счастью, при падении острие кола не задело охотника: этот кол уже нашел одну жертву. На промерзшей земле валялась полуистлевшая туша волка. Несомненно, серый хищник, провалившись в яму, наделся на этот кол, словно бабочка на иглу биолога, долго бился в конвульсиях, пока не расшатал кол и тот не склонился под тяжестью жертвы.

Теперь предстояло придумать, как отсюда выбраться. Волчья яма была вырыта на совесть – не менее трех с половиной метров глубины. Стены выглядели абсолютно отвесными и даже немного сужались к жерлу. Ждать помощи было абсолютно неоткуда; вряд ли в такое время в этом диком районе могли бы оказаться люди. Даже браконьеры-китайцы теперь наверняка не наведывались в эти места: ведь тут не было ни хорошего леса-кругляка, ни ценных пород древесины, ни даже вырубок, по которым можно было бы вывозить ворованный лес.

Так что предстояло спасаться самостоятельно…

Миша не без труда выдернул со дна ямы кол, осмотрел его, попробовал о колено на прочность. Дерево выглядело вполне крепким и, по мнению охотника, могло бы выдержать его вес. Прислонил кол к стене под углом в сорок пять градусов и, упираясь руками в противоположную стенку, попытался было продвинуть правую ногу наверх. Однако подошва соскользнула с очищенной от коры древесины; выбраться наверх таким способом было нереально.

Миша приподнял кол, приложил его к стене. Извлек из рюкзака крепкую бечевку, протянул ее к противоположным краям стены, измеряя таким образом расстояние, затем приложил бечевку к колу, сделал метку.

Теперешний его план выглядел вполне исполнимым: следовало закрепить древесный кол на высоте полутора метров параллельно дну ямы, да так, чтобы его концы плотно уперлись в противоположные стены. А уж затем, вскарабкавшись на этот импровизированный турник, попробовать дотянуться до края ямы и выбраться наверх. Но кол следовало заметно укоротить.

Топора у Каратаева не было – он сломался, когда охотник копал могилу псу Амуру. Подумав, Миша достал самодельный нож из клепаной стали, с рукоятью из резной кости. Длинные зимние вечера в тайге, бесконечен и прихотлив узор… Нож был что надо: при желании им вполне можно было перерубить надвое банку армейской тушенки. Однако дубовый кол оказался куда плотней; Миша сразу понял, что укорачивать его придется несколько часов.

Но другого выхода не было; на кону стояла его жизнь.

Пот лился из-под меховой шапки, ныли руки, и вскоре пленник сбросил и белый маскхалат, и бушлат, и рукавицы. Работа продвигалась очень медленно: за полчаса он сумел перепилить широченный дубовый кол лишь на несколько сантиметров. Да и кол попался слишком уж сучковатым. Однако Миша упорно сражался с бездушным куском древесины – ведь это был его единственный шанс на спасение.