Волк в овечьем стаде - Джей Брэндон

С каждым словом Кевин все ближе подносил пенис большой куклы ко рту маленькой. Я был уверен, что еще немного, и он вставит его туда. Но я не знал, смогу ли поверить ему, если это случится. Оставалось неясным, является ли поведение Кевина желанием угодить или он нам поверил. Во всяком случае, он знал, что нам было нужно. Шестилетний Кевин был куда опытнее своих сверстников. Он привык угождать взрослым.

Я не сомневался в виновности Остина Пейли, имея в виду закрытые дела, слухи и сдержанные подозрения. Все сходилось. Я помнил, как безоговорочно дети опознавали Остина. Но, когда я начал готовить к суду конкретное дело, ко мне вернулись сомнения. Дети не слишком надежные свидетели. Они зачастую идут на поводу у взрослых. К тому же я прекрасно знал методы следователей. Если возникает обвиняемый, на него можно повесить и другие преступления. Полицейские называют это избавлением от лишних дел. Они могут обвинить подозреваемого во всех нераскрытых преступлениях. Обвинения заслоняют судьбу конкретного человека.

Мне следовало отбросить эти сомнения. Это меня не касалось. Элиот бы в свое время сумел меня разубедить.

— Марк, — позвала Бекки.

— Ну, хватит на сегодня. — Я поднялся. — Не очень-то весело проводим мы время, не так ли?

Кевин улыбнулся в ответ.

Я положил руку ему на плечо.

— Ты же знаешь, мы хотим узнать правду, Кевин? Мы поверим тебе!

Он кивнул, затем спросил:

— Я могу пойти поиграть?

— Конечно.

— С куклами?

Мы с Бекки переглянулись. Ребенок нас озадачил. Она подернула плечами. Мы же не были психиатрами, в конце концов. Можно ли дать Кевину кукол, с их пустыми глазами, слегка отвислыми челюстями и натурально изображенными половыми органами? Возможно, ему нужно время, чтобы привыкнуть к ним. А если они напугают его, когда он проснется среди ночи? Его мать, убирая игрушки, может решить, что запустила в дом извращенцев.

— Почему бы тебе не поиграть с ними, пока мы будем говорить с твоей мамой, если хочешь? — остановил его я.

Когда мы выходили из комнаты, я наклонился к Бекки.

— Нам следует взять их с собой?

— Я обойдусь, — прошептала она, — у меня такие есть.

Она добилась желаемого результата, я разве что только рот не открыл. Бекки и сама испытывала неловкость, Но потому, что так неудачно пошутила, она решила, что я сочту ее недостаточно серьезной для этого дела.

Когда мы вышли на улицу, куклы лежали в моем дипломате. Мы были в северной части города, довольно далеко от здания суда. Время, казалось, остановилось, хотя день шел на убыль.

— Нам придется… — начала было Бекки.

— Вернуться? — Я оглянулся. — Пойдем выпьем. Только, ради Бога, не выдай ничего такого, чтобы вахтер кинулся проверять мой дипломат.

В новом Дворце правосудия все залы суда похожи друг на друга. Маленькие, функциональные, окрашенные в обычный бежевый цвет. Некоторые судьи тщетно пытались оживить свои кабинеты плакатами и картинками. Стены, казалось, поглощали любые прикрасы. Но существовали другие отличия. Завсегдатаи Дворца правосудия определяют зал судьи Хернандеса по его помощникам. Судя по всему, у бравого судьи один принцип лежит в отборе сотрудников — красноречие. Они лениво передвигаются по залу суда, перебрасываясь словами или откровенно бездельничая. Пренебрежительный, томный взгляд встречает каждого, кто посмеет обратиться к ним с вопросом. На их лицах явственно читается отказ: «Не приставайте ко мне со всякой чепухой» или «С какой стати я должен помогать вам?». Они не меняются даже в присутствии судьи, более того, действуют в открытую.

Я годами пытался найти что-нибудь доброе в Боните, координаторе судьи Хернандеса, но у меня ничего не вышло. Вместо этого я выработал собственное отношение к ней, такое же безучастно-холодное, ограниченное рамками служебной необходимости, как и у нее ко мне. Иногда это срабатывает.

Власть и доставшийся мне высокий пост не произвели на нее никакого впечатления.

— Мистер Блэквелл, — вымолвила она, обнаружив меня у своего стола. Она всегда меня так называла. Другое обращение намекало бы на взаимную приязнь.

— Мисс Варгас, — поприветствовал ее я. — Спасибо за то, что уделили внимание моей проблеме.

— Мы не заинтересованы в том, чтобы преступник избежал правосудия, — ответила она. Это исключало любое подозрение на личное одолжение.

Четыре газетчика в зале суда и трое репортеров с телевидения в холле объявились в четверг днем лишь для того, чтобы увидеть, как мы будем оговаривать дату открытия судебного заседания. Я уже переговорил с ними. Основным моим тезисом был тот, что дело надо рассмотреть безотлагательно, чтобы обезопасить жизнь детей в Сан-Антонио.

— Вы имеете в виду избирателей Сан-Антонио? — хитро вставила журналистка Дженни Лорд.

— Дети не голосуют, — раздраженно парировал я. В недавнем прошлом я бы оценил подобную шутку.

Остин не был заключен под стражу, он мог свободно передвигаться в людном коридоре, общаясь с прессой наравне с остальными. Остин, конечно, не упустил такой возможности. Он часто появлялся на экране телевизоров. Он выглядел вежливым и невозмутимым, слегка самоуверенным и ироничным. Ему бы стоило организовать собственное шоу.

Остин заставил нас ждать, пока давал импровизированную пресс-конференцию в холле. Мы с Бекки сидели молча, обсуждать было нечего. Наша цель на этом заседании была очевидна.

Появившийся в зале суда Остин расточал улыбки. Я сидел спиной к дверям, но почувствовал его приход. Он подходил ко всем в зале. Остин и меня одарил улыбкой. Я не поднялся и не подал ему руки. Его это, похоже, не задело. Он назвал меня по имени и сказал: «Как дела?», как будто действительно заботился о моем благополучии. Даже я бы не сказал, что он издевается.

— Прекрасно, Остин. А у тебя? — спросил я. Ему удавалось заставить собеседника играть по его правилам, он ни на йоту не отступал от ровного тона, не обращая внимания на ответную реакцию.

Он махнул рукой и ответил:

— Ни то ни се. — Улыбка озарила его лицо.

— Ты нанял адвоката? — спросила его Бекки.

Остин продолжал улыбаться. Через пару минут дверь за судейским креслом распахнулась и вошел благодушно настроенный судья Хернандес. Бастер Хармони наклонился к нему, чтобы отпустить шутку, и они оба рассмеялись. Судья встал за креслом, а Бастер по мере сил, которыми был наделен пятидесятилетний мужчина крупного телосложения, быстро обогнул перегородку и присоединился к своему клиенту. Он повернулся, чтобы пожать мне руку, и бросил в своем обычном тоне.

— Привет, Блэкки.

Я почувствовал удовлетворение, потому что Остин оправдал мои ожидания. Если бы мне предложили угадать, какого адвоката он наймет, мой список возглавил бы жирный старый хвастливый Бастер. Он работал дольше любого адвоката в городе, сколотил за эти годы состояние и щедро жертвовал на нужды предвыборных кампаний, близко дружил со всеми судьями, знал их детей по именам, общался с каждым общественным деятелем еще с детских лет. Теперь уже он был никудышным адвокатом, он и не старался доказать обратное, ему хватало того, что десяток лет назад он выиграл несколько крупных гражданских дел. У него была репутация непобедимого профи, но она не подтверждалась уже долгое время. Даже в расцвете своей карьеры, когда я еще был помощником окружного прокурора, он трижды противостоял мне в суде и все процессы проиграл. Я подумал, что его будет легко обвести вокруг пальца.

Усевшись, Бастер уставился на судью. Судья Хернандес подмигнул ему. Судье уже было под шестьдесят, он занимал свой пост более десяти лет — достаточно долго, чтобы позабыть о своей предыдущей работе. У него была внушительная фигура, но не слишком тучная, так что мантия не разъезжалась по швам. Он обладал здоровым смуглым цветом лица, за большими темными очками скрывались проницательные глаза. Густые темные волосы на висках уже тронула седина. Он был судьей до мозга костей. Это был единственный человек в зале, который свято поддерживал свой имидж.

— Ну, Бастер, Блэкки, юная леди. Что за внушительное собрание титанов права! Вы меня пугаете.

Бастер хихикнул, я же поднялся с места и произнес:

— Доброе утро, ваша честь. Мы собрались здесь, чтобы назначить судебное заседание по делу Остина Пейли.

— Конечно, — недовольно фыркнул судья, как будто я перебил его. — Ну, обе стороны готовы?

— Обвинение готово, — решительно произнес я.

— Ну, ваша честь, я не успеваю, нельзя ли помедленней? — произнес Бастер, растягивая слова. — Какое дело мы будем разбирать? Их, по-моему, несколько.

Судья Хернандес ненавидел, когда что-то усложняли.

— Конечно, — кивнул он и уставился на своего координатора, Бониту. Та положила перед ним стопку бумаг. Судья насупился и оттолкнул ее руку. Бонита обиженно хмыкнула. Судья Хернандес, конечно, не прилагал силы, чтобы воспитать грубых, неуважительных подчиненных.