Любовь искупительная - Франсин Риверс

Михаил запустил пальцы в ее волосы и слегка поднял ее голову, чтобы видеть ее лицо в лунном свете. Она была так сильно напугана, что даже не могла это скрыть.

— Я тоже боюсь, Мара. Не темноты, не прошлого, но тебя и того, что я чувствую, когда прикасаюсь к тебе. Ты используешь мое желание как свое оружие. То, что я чувствую к тебе, это — подарок. И я знаю, что мне нужно, но когда ты прижимаешься ко мне, все, что я ощущаю, это твое тело и мое желание. Ты заставляешь меня дрожать.

— Тогда отведи меня обратно в дом…

— Ты не слышишь меня. Ты ничего не понимаешь. Я не могу отвести тебя обратно. Мы не можем поступить так, как ты хочешь. Это произойдет по–моему или не произойдет вообще. Михаил снова взял ее за руку. — Пойдем. — Они опять двинулись через лес. Ее пальцы были горячими и влажными, и рука уже не лежала в его руке, словно мертвая рыба. Она держалась за него так крепко, будто вся ее жизнь сейчас зависела от этого.

Ангелочек повсюду слышала звуки. Жужжание и потрескивание не переставая доносились со всех сторон, проникая в ее мозг. Стояла кричащая тишина. Ей хотелось вернуться в дом, подальше от черных кружащихся теней. Крылатые демоны, они смотрят и ухмыляются. Это был мир Хозяина.

Она замерзла и устала.

— Еще далеко?

Михаил подхватил ее на руки и понес.

— Мы почти пришли. — Их окружали деревья, луна освещала холмы зловещим светом. — На этом холме.

Поднявшись на вершину, он поставил ее на ноги, и она робко осмотрелась. Вокруг не было ничего. Только холмы и в отдалении — горы.

Михаил смотрел, как ночной ветер шевелит ее волосы, заставляя их танцевать. Она укуталась в одеяло и взглянула на него.

— Здесь ничего нет.

— Все, что нужно, здесь есть.

— Идти так далеко, для чего? — Она не знала, что она ожидала здесь увидеть. Может быть, памятник. Хоть что–то. Она села, уставшая и дрожащая от прохладного ночного воздуха. Одеяло не помогало. Десять одеял не спасли бы ее сейчас. Холод был внутри. Что он хотел сделать, когда тащил ее на этот холм среди ночи? — Что здесь такого особенного?

Михаил сел позади нее. Вытянув сильные стройные ноги по бокам от нее, притянул ее к себе.

— Просто жди.

Она хотела освободиться от его объятий, но ей было слишком холодно, чтобы с ним бороться.

— Ждать чего?

— Утра.

— Я могла дождаться его в доме.

Он рассмеялся. Приподняв ее волосы, он поцеловал ее в шею.

— Ты не поймешь, пока не увидишь. — Он прижался губами к мягкой коже под ее ухом. Она слегка дрожала. — Поспи немного, если хочешь. — Еще сильнее прижал ее к себе. — Я разбужу тебя вовремя.

После долгой прогулки спать ей уже не хотелось.

— Ты часто делаешь подобные вещи?

— Не так часто, как надо бы.

Они помолчали, но от этого молчания ей не было неуютно. Тепло его тела наполняло ее. Она почувствовала тяжесть его руки и то, как уверенно он держит ее. Она посмотрела на звезды, такие маленькие драгоценные камешки на темном бархате неба. Она никогда не видела их так близко, как сейчас, — казалось, она может дотянуться до них рукой и прикоснуться к каждой из них в отдельности. Ночное небо было так прекрасно! Из окна оно таким не казалось. И запах — густой, влажный запах земли. Даже звуки вокруг стали походить на музыку, напоминая пение птиц в саду и музыку дождя, играющего на маленьких жестяных баночках в их с мамой лачуге. Внезапно тьма стала рассеиваться.

Сначала медленно, едва заметно. Звезды становились все меньше и меньше, чернота вокруг была уже не такой густой. Ангелочек встала, кутаясь в одеяло, и смотрела. Позади все еще была темнота, но перед глазами разгорался свет: бледно–желтый, все ярче сияющий бриллиант, золотая вспышка, затем красная и оранжевая. Ей приходилось наблюдать за восходом солнца из окна, но так, как сейчас, было впервые — чтобы прохладный ветерок обдувал лицо, а вокруг был лес. Никогда ничего более прекрасного она не видела.

Утренний свет медленно разливался по горам, по долине, добежал до дома и устремился дальше в лес, на холмы. Она почувствовала сильные руки Осии на своих плечах.

— Мара, это жизнь, которую я хочу подарить тебе. Солнечный свет был настолько ярким, что больно резал глаза, ослепляя ее больше, чем совсем недавно темнота. Она ощутила его губы на своих волосах.

— Это то, что я тебе предлагаю. — Его дыхание согревало ее кожу. — Я хочу наполнить твою жизнь всеми красками. Я хочу наполнить ее светом и теплом. — Он обнял ее и прижал к себе. — Дай мне шанс.

Тяжесть спустилась и осела внутри Ангелочка. Он говорит красивые слова, но жизнь не такая. Жизнь не может быть такой простой и ясной. Ее жизнь была запутанной и искаженной, искривленной с самого ее появления на свет. Она не может просто стереть из памяти последние десять лет или первые восемь — до того, как Роб привел ее по темным улицам в бордель и оставил в вечное владение Хозяину. А началось это все еще раньше.

Она была виновата в самом своем рождении.

Ее собственный отец желал, чтобы ее выкинули из утробы матери, словно мусор. Ее родной отец. Мама так бы и сделала, если бы знала, что, оставляя ее жить, она потеряет его. За годы бесконечных рыданий мамы Ангелочек в этом убедилась.

Нет, сотни и даже тысячи рассветов не смогут изменить того, что было. Истина была утверждена на века — как и сказал ей во сне Хозяин. Ты не можешь убежать от действительности. Не важно, как сильно ты стараешься, но ты не можешь сбежать от истины.

Она улыбнулась грустной улыбкой, ее душа ныла и болела. Может быть, этот человек на самом деле тот, за кого себя выдает. Может быть, он имеет в виду каждое сказанное слово, но она знала что–то, чего не знал он. Никогда не будет так, как он хочет. Так просто не может быть. Он мечтатель. Он требует от нее невозможного. Озарение сойдет на него, и он очнется.

Ангелочка не будет рядом, когда это случится.

12

«Даже если ты убедил меня, ты не убедил меня».

Михаил заметил, что Ангелочек изменилась 'после той ночи, но это изменение не сделало его счастливым. Она отгородилась от него и держалась на расстоянии. И хотя синяки исчезли с ее лица и ребра зажили, она все еще была изранена. Она не подпускала его слишком близко. Она прибавила в весе, вернув килограммы, которые потеряла после того ужасного избиения. Она окрепла физически, но Михаил ощущал ее глубокую внутреннюю уязвимость. Он давал ей задания, чтобы наполнить ее жизнь смыслом, чтобы бордель стал забываться. Но в ее глазах не было жизни.

Большинство мужчин были бы удовлетворены, будь у них такая послушная и работящая жена. Михаил был не из таких. Он женился на ней не для того, чтобы приобрести работницу. Он хотел, чтобы эта женщина была частью его жизни — частью его самого.

Каждая ночь была испытанием. Он ложился рядом с ней, вдыхая аромат ее тела, пока не начинала кружиться голова. Она ясно давала понять, что он может использовать ее тело так, как хочет, и тогда, когда хочет. Она смотрела на него каждый вечер, снимая одежду. В ее глазах читался немой вопрос. У него пересыхало во рту, но он не сдавался. Он ждал и молился о том, чтобы ее сердце смягчилось.

У нее продолжались ночные кошмары. Она часто просыпалась, дрожа от страха, покрываясь потом. В эти минуты она запрещала ему даже прикасаться к ней. Только после того, как она снова засыпала, он обнимал ее, прижимал к себе. Она расслаблялась, и он знал, что где–то глубоко внутри она понимает, что с ним она может чувствовать себя в безопасности.

Это радовало его, но естественные нужды его тела все сильнее давали о себе знать — тем сильнее, чем дольше они были вместе. Его разум старательно рисовал образы того, как они занимаются любовью, все в точности так, как описано в книге Песни Песней. Он почти физически ощущал ее руки и медовые поцелуи. Затем, вырвавшись из своих грез, он чувствовал себя еще более разочарованным и несчастным, чем прежде.

Конечно, он может прямо сейчас получить все, что захочет. Им обоим это было бы удобно. Она бы оказывала ему услугу. В этом она эксперт. Но он знал, что она по–прежнему будет далеко от него — считать бревна на потолке или продумывать завтрашние дела, делать все, что угодно, лишь бы отгородиться от него. Она не посмотрит ему в глаза, ей будет все безразлично, хотя он до смерти жаждет ее любви.

Картина из недавнего прошлого внезапно всплыла в памяти Михаила: Ангелочек сидит на краю своей кровати во «Дворце», покачивая ногой взад–вперед, словно маятником. Теперь, если он подчинится своему физическому влечению, будет то же самое. Это будет Ангелочек, не Мара. Она будет просто ждать, когда он все закончит, чтобы она могла забыть его, как и других мужчин, которые использовали ее тело.

«Боже, что мне делать? Я схожу с ума. Ты слишком многого от меня ожидаешь. Или это я слишком многого ожидаю от нее?»

Ответ остался прежним: «ЖДИ».

Больше всего Михаилу хотелось, чтобы она назвала его по имени. «Только один раз, Иисус. Боже, пожалуйста. Только раз». Михаил! Признание его существования. Чаще всего она смотрела сквозь него. Ему хотелось быть чем–то большим, чем просто человеком на периферии ее души, от которого она ожидает только одного. Что по ней снова пройдутся и опять будут ее использовать. Любовь для Ангелочка была грязным словом.