Немыслимое путешествие - Чэй Блайт

Я обдумывал тактику плавания на этапе до мыса Доброй Надежды. Подняться севернее, примерно до 40° ю.ш., держась поближе к берегам Австралии? Или оставаться на уровне 45° ю. ш., пока мыс не окажется в пределах досягаемости? Решил держаться южнее, если только скверная погода не вынудит меня отойти на север.

Следующие несколько дней из-за штиля я почти не двигался с места. Чтобы не поддаться лени в такое время, когда надо было маневрировать парусами, ловя дуновение ветерка, я перечитал письмо школьников из Хоика. И ко мне вернулась решимость трудиться не покладая рук. В журнале я записал:

«Если ребят увлекает мое плавание, значит, в нем на самом деле есть большой смысл. Честное слово, приятно, что это плавание их заинтересовало».

Меня насмешило Мельбурнское радио. После очередной метеосводки диктор сказал: «Просим идущие в Порт-Филип яхты сообщить свои координаты и предполагаемое время прибытия судна. А то тут девушки звонят и волнуются!» И тотчас эфир заполнили позывные разных яхт — каждый яхтсмен был уверен, что его девушка тоже волнуется…

Потом я слушал музыку, и нахлынули воспоминания о школьных годах. В частности, вспомнился мне случай с лошадью — неприятный случай, после него я до сих пор боюсь лошадей, меня не заставишь к ним близко подойти.

Однажды я гулял с девочкой по имени Пегги. Мы пересекали поле, где паслась лошадь; вдруг она помчалась галопом в нашу сторону. «Бежим!» — крикнул я. «Зачем? Она добрая», — возразила Пегги. Но я не стал проверять доброту лошади и бросился наутек. Подбежав к Пегги, лошадь остановилась, и девочка стала ее гладить. Потом оглянулась — где же претендент на рыцарское звание? А он стоял за оградой. Пегги хохотала до слез, мне же было ничуть не смешно.

Почти весь этот день держался туман, но вечером выглянуло солнце. Ветер был по-прежнему слабый, однако попозже на горизонте появились тяжелые облака, и я понял, что надо ждать бури. Она медлила, я пребывал в напряженном ожидании всю ночь и следующий день. Нет хуже — ждать шторма. Когда он уже разразился, с ним вскоре свыкаешься, но ждать его начала — чистая пытка. 10 марта я прошел всего 44 мили, но на другой день подул западный ветер силой 5 —6 баллов. Я давно соскучился по хорошему ходу и пошел юго-западным курсом под зарифленным гротом, бизанью и стакселем № 2. А когда ветер сместился к юго-западу, я смог идти почти точно западным курсом.

Ветер недолго продержался, скоро «Бритиш стил» опять поплелась кое-как. Тихий ветер, безветрие… Но море было отнюдь не гладким, его избороздила послештормо-вая зыбь. Я решил остановиться и спокойно послушать радио. Потом несколько часов колдовал румпелем, чтобы заставить яхту идти. Наконец отчаялся — лучше уж убрать все паруса и лечь спать. С какого паруса начинать?.. Пока я думал об этом, на ум почему-то пришла детская песенка, которую мы пели вместе с Сэмэнтой: «Взялись за руки, по кругу пошли…» Мне представилось, как мы пели эти слова в последний раз, я сказал себе: «Да ведь там малышка папулю ждет», снова проникся решимостью продолжать ход и не стал убирать паруса.

Вместо этого я решил приготовить себе чашечку чаю. Однако меня подстерегали затруднения, которые теперь кажутся смехотворными, а тогда вывели меня из себя. До сих пор я пользовался аварийным запасом воды, так как все еще не придумал способа доставать ее из цистерны. Но запас кончился, и волей-неволей надо было приниматься за строптивую цистерну. Отыскав запасной насос, я накачал воды в канистру. А так как я еще не пользовался этим насосом, он был весь в масле. И чай получился с явственным привкусом. Но я не мог позволить себе вылить воду, и пришлось пить этот тошнотворный чай. Ничего, этот случай заставил меня призадуматься. И я сообразил, что мной нарушено кардинальное правило: я израсходовал аварийный запас, не наполнив впрок ни одной канистры. Если вдруг придется оставить яхту, что я возьму с собой на спасательный плот? Нет, так не годится, что-то надо предпринять. Видно, сознание этого заставило шарики в моем мозгу вертеться поживее, потому что я вдруг понял, как переместить воду из строптивой цистерны в другую, с исправным насосом. Маленький аварийный насос не годится: долго качать и вся вода будет с маслом. Но ведь у меня есть переносный трюмный насос! Он вполне подойдет. И уж я не забуду накачать воды в канистру на случай серьезной аварии.

Неустойчивые ветры чередовались со шквалами. Приподнятое настроение, с каким я уходил от Тасмании, дав- но улетучилось, я все сильнее хандрил. Эта часть океана мне зовсе не нравилась. Сплошное уныние: нескончаемая череда валов с широкими ложбинами напоминала мне мрачные ландшафты Дартмута.

Я по-прежнему жался к югу, шел около 44° ю. ш., и с приближением осени становилось заметно холоднее. Дважды шквалы сопровождались неприятными происшествиями: ветер вдруг круто менял направление и «Бритиш стил» становилась на дыбы собстененными парусами. Она благополучно, без поломок выдержала эти испытания, но мне все же было не по себе.

Вообще я чувствовал себя паршиво. Может быть, переутомление? Или какой-нибудь психический надлом? Один случай особенно меня озадачил. Приняв по радио сигнал точного времени, я пустил секундомер и пошел за секстаном. И что же я сделал? Открыл дверцу духовки и минуты две стоял и таращился внутрь! Потом громко сказал: «Какого черта ты ищешь в духовке?» Пришлось основательно напрячь мозги, прежде чем я вспомнил, что мне нужен секстан, чтобы взять высоту солнца. Надо было как-то перебить это дурацкое состояние. Я составил список необходимых дел и приступил к работе: сменил грот-фал, залатал грот, залатал бизань.

Мне подумалось, что стоит все же отойти немного к северу, — может быть, там будет потеплее. Скажем, до 40° ю. ш., но не дальше. 16 марта Сиднейское радио предупредило, что следует ожидать «ураганных ветров скоростью до 70 узлов». Нас разделяло больше 1000 миль, тем не менее я вызвал Сидней, и, представьте себе, мне ответили! Выяснилось, что упомянутые ветры мне не угрожают. Слышимость была отличная, лучшая за последние 800 миль пути.

Из-за проблемы с водой я уже целую вечность не мылся как следует, теперь же, когда она была решена, постановил привести себя в порядок. Помылся, побрился, сменил белье, все грязное выбросил за борт. На душе сразу стало легче. Через Аделаиду я отправил радиограмму Британской стальной корпорации: «Интересует ли вас предполагаемое время прибытия моего судна?» Передал — и сам чуть не помер со смеху, представляя себе, как Морин говорит: «Ну, мой муженек зазнался!» Но ведь надо же предупредить людей, так почему не сделать это теперь, хотя меня отделяла от дома половина земного шара?