То был мой театр - Виталий Станцо

Когда "Зори" только-только появились, пресса на них была обильная, и критики в один голос отмечали музыкальную, песенную выверенность спектакля. Песни - ни одна из них не писалась специально для "Зорь" - вошли в ткань спектакля чрезвычайно органично, стали его, если хотите, каркасом, от "Москвы майской" и "Кукарачи" в начале и до финальной "В лесу прифронтовом"... В лесу прифронтовом погибли девчонки, и известнейший этот вальс звучал как общий реквием им. А песни-реквиемы по каждой из героинь вызывали спазм в горле. Взрослые, не склонные к сентиментам мужчины в зале, как и Васков на сцене, не скрывали слёз... Таким было эмоциональное воздействие этого спектакля.

О трех реквиемах трем младшим девчонкам и реквиеме общем в финале я уже рассказал. Но их - реквиемов - было семь. Реквием Рите - двойной: "Офицерский вальс" в сцене сё воспоминаний и "Ох, не растет трава зимою" - старинная мелодичная любовная песня - после выстрела, оборвавшего её жизнь... Реквием Женьке:

В лесу, говорят, в бору, говорят

Растет, говорят, сосеночка... - лихой, как её характер.

Танцуют вальс сосны-щиты в финале, отодвигается в глубь сцены умолкший, сгорбившийся Васков, сцена пустеет... А зал ещё с минуту молчит, переваривая, осмысливая услышанное и увиденное. Потом аплодисменты, цветы. Но актрисы всё ещё в роли - каждая в своей, лица покойницки напряженны, суровы. Расслабиться нельзя, потому что сценическое действие закончено, но не закончены "Зори". С тяжелым сердцем выходим в фойе -там полутьма. А на лестнице, ведущей вверх, завешенной чёрным, с равными интервалами в ряд стоят пять больших латунных гильз с горящей в них соляркой. Пять вечных огней. Пять напоминаний о войне...

Таганские будни

«Зори» стали первым спектаклем, увиденным мною после сближения с Таганкой. Но то был уже готовый спектакль, шедший третий сезон с неизменным успехом. Работу над ним я не видел. Первыми же спектаклями, увиденными в процессе создания, стали "Бенефис" по А.Н.Островскому и абрамовскне "Деревянные кони".

"Бенефис" был составлен из фрагментов трёх - нет, вру, четырёх пьес - "Грозы", "Леса" (чуть-чуть), "Женитьбы Бальзаминова" и "На всякого мудреца довольно простоты". Подавалась эта композиция как подарок московских артистов Александру Николаевичу Островскому, как устроенный ими праздник, бенефис в честь юбилея драматурга.

Такое действо за кулисами Малого театра когда-то действительно было. Осталась даже фотография, сделанная на намять, и из этой фотографии на Таганке была придумана оригинальная программка к "Бенефису".

И всё же на Малый театр это было так же мало похоже, как Виктор Штернберг, игравший Островского, на портреты знаменитого драматурга. "Бенефис" стал острым, веселым, "социальным и сексуальным" таганским спектаклем. Вот только играли его на очень неудобной сценической конструкции. Шаткие мостки на самой сцене и шедший под острым углом в зал довольно крутой спуск из строганых досок, на котором равновесие удавалось сохранять только в кедах.

Спектакль продержался в репертуаре по таганским меркам недолго, лет пять, хотя были в нём несомненные актёрские удачи: Ю.Смирнов в роли Бальзаминова, И.Ульянова - Мамаевой... Маша Полицеймако играла две абсолютно несхожих роли - Кабанихи из "Грозы" и Липочки из "Женитьбы Бальзаминова". Обе - с блеском. Кабаниху в очередь с ней играла и Алла Демидова. Их Кабаниха поражала, как это ни парадоксально, молодостью. Только из "Бенефиса" я узнал, что, по замыслу Островского, Кабанихе всего-то 42 года, и ненависть её к Катерине - это своего рода месть за несостоявшуюся собственную её женскую судьбу...

Ещё помню, как но окончании одной из репетиции на сцене остались две совсем молодые девчушки - Лена Прудникова и Нина Чуб, самозабвенно репетировавшие сцену Катерины и Варвары. Ни в одном из спектаклей (а играли они нечасто) не работали они с такой уверенностью, с таким блеском, как на той репетиции. Лена говорила потом, что она "перегорела", дожидаясь своей очереди (основной исполнительницей роли Катерины была, естественно, З.Славина), и что на сложной сценической конструкции думала прежде всего о том, как не свалиться и не сбить ритм. Довольно скоро она ушла из театра. Нина же, её однокурсница и подружка, прижилась и уже в следующем спектакле - "Деревянных конях" уверенно сыграла одну из центральных ролей - Альку.

Инсценировку двух своих повестей - собственно "Деревянных коней" и "Пелагеи" Федор Александрович Абрамов сделал для Таганки сам и сам же читал её таганским актёрам. Читал приглушённым голосом, но очень выразительно. Я не знал тогда, что это уже не первое обращение театра к "деревенской прозе", и наблюдать за тем, как этот спектакль делается, было чрезвычайно-интересно.

Сюжетно две повести не связаны. Связаны они лишь местом действия - это русский Север, и ещё тем, что в центре обеих повестей - сильные женские характеры. Целым поколением, четвертью века разделены Василиса Милентьевна и Пелагея. Обе личности, обеих жизнь трепала и корежила, как хотела. Исход, естественно, разный. И времена разные. В одних и тех же декорациях - реальных берестяных туесках и ситцевых занавесях, реальных железных боронах и при настоящих, вырубленных из сосен коньках игрались две разные повести. Разные но интонации, по авторскому отношению к происходящему. У Абрамова в инсценировке был сначала ведущий - от автора, в ходе репетиций он отпал за ненадобностью, зато в первой части возникла сценка, взятая ещё из одного абрамовского же рассказа. Старейшая актриса театра Галина Николаевна Власова с режиссёром Сашей Вилькиным нашла этот эпизод, сделала, показала Любимову. И эпизод этот вошёл в уже почти готовый спектакль. То был, можно сказать, вставной номер о смешной старушенции из Пижмы или какой другой северной деревни. Бабуся приехала в город и, потерявшись сослепу, начала расспрашивать про Маруську свою не кого-нибудь, а статую пионерки, что "на приступочке стоит, книжечку читает"... Забавный эпизод, но - характер, и роль, в которой уже было что играть.

Такого рода "самодеятельность" в моём Театре поощрялась, и до сих нор этот эпизод есть в спектакле. В моём Театре никому не возбранялось утверждаться самостоятельностью, мышлением - а главное, действием.

Спектакль выстраивался быстро. Юрий Петрович обладал даром убеждения. И точные, может быть единственно правильные слова умел находить. Помню такой эпизод. У Аллы Сергеевны Демидовой сначала негладко шла работа над ролью Василисы Милентьевны: то слишком выпячивалось сё суровое, трудностями жизни крестьянской определённое начало, то, напротив, впадала актриса в этакую христианскую благость. И распадался характер. Преодолеть это можно было лишь абсолютной точностью слова и жеста.