Самый красивый из берсальеров - Шарль Эксбрайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я пришел, чтобы…
«Бедная тетя», издав дребезжащий смешок, перебила гостя:
— Знаю, знаю, малыш…
Уже много-много лет никто не называл Алессандро малышом, поэтому обращение старухи его несколько смутило и растрогало.
— Вы одна дома, синьора?
— Да… — лукаво заметила Пия. — А вы об этом очень жалеете, правда? Но не стоит переживать — она сейчас вернется!
— Кто?
— Стелла.
— А, ну ладно…
— «Ладно»? И это все, что вы можете сказать?
Она снова засмеялась и, взяв полицейского за руку, усадила в свое собственное кресло.
— Вам незачем притворяться, — шепнула она, — я уже в курсе.
— Вообще-то, синьора, я предпочел бы…
— И совершенно правильно! Я — на вашей стороне!..
— А?
«Бедная тетя» нагнулась к инспектору.
— Мне выйти замуж не удалось, — заговорщическим тоном проговорила она, — но ведь это не повод мешать чужому счастью, верно?
— Несомненно, — согласился Дзамполь.
Впрочем, он готов был принять любое утверждение старухи, ибо уже проникся явственным ощущением, что ровно ничего не понимает. Инспектор уже хотел потребовать объяснений, но в квартиру с той стремительностью, что свойственна юным созданиям, всегда готовым забыть обо всех огорчениях, чуть небо слегка прояснится, вбежала Стелла. Уже с порога она крикнула:
— Здравствуй, zia!
И тут же заметила Дзамполя. Девушка застыла на месте и покраснела.
— Простите, синьор, я не предполагала… — пробормотала она.
Радуясь возможности ускользнуть от Пии, Алессандро встал, поклонился девушке и начал объяснять, что привело его в дом.
— Синьорина… я пришел сюда, чтобы…
— Знаю, синьор, и благодарю вас за это.
То, что Стелла догадывалась о причинах его появления здесь, полицейского нисколько не удивило, но вот с чего бы ей за это благодарить, ускользало от его понимания. Впрочем, Алессандро счел это еще одним доказательством, что от женщин можно ожидать любых каверз. Судя по всему, Стеллу радовало несчастье брата, и такое поведение окончательно укрепило женоненавистнические настроения инспектора.
«Бедная тетя» удалилась на кухню, а Алессандро Дзамполь, по приглашению девушки, снова занял ее кресло. Пия уже слишком давно пребывала в здравом уме, и это не могло продолжаться долго. Устроившись в удобном кресле, Алессандро наблюдал, как Стелла хлопочет по хозяйству, и нехотя признавал, что, вопреки всем его предубеждениям, смотреть на девушку доставляло ему удовольствие. Все они такие! Сверху мед, а внутри — яд! Неожиданно из кухни выскочила Пия и, остановившись на пороге, возопила:
— Я думала, вы оба уже умерли! Не слышно ни слова, ни звука — ничего! — Потом старуха накинулась на гостя: — Ну? Она уже здесь, ваша Стелла! Только что вы спрашивали о ней, и если не хотели поговорить, то к чему все это, хотела б я знать!
Внезапное нападение так ошарашило инспектора, что он не нашелся с ответом. И, что хуже всего, от возмущения странным молчанием предполагаемого воздыхателя племянницы Пия вновь вернулась к дорогим ее сердцу химерам. Она приблизилась к Алессандро и, уперев руки в боки, учительским тоном принялась отчитывать его, как нерадивого ученика:
— И по какому праву ты уселся на мое место, шалопай? Что ж это такое? Стоит мне на минутку выйти — и ты начинаешь озорничать? Погоди, пока я не увижусь с твоим отцом, — он услышит много интересного! Да он спустит с тебя шкуру, мой мальчик! Уж я позабочусь, чтобы ты как минимум две недели не смог садиться без стона! Тогда ты наверняка запомнишь этот урок! Ну! Su![58] Убирайся, паршивец, или я всерьез рассержусь!
И, поскольку опешивший Дзамполь не двигался с места, пытаясь уловить смысл обвинений старухи, «бедная тетя» подскочила к нему, вцепилась тощими пальцами в ухо и так вывернула, что полицейский взвизгнул от боли и мигом вскочил. Но едва инспектор оказался в вертикальном положении, бывшая учительница дважды с размаху стукнула его линейкой по ягодицам.
— Будешь знать, как себя вести, malcalzone![59]
Совершенно ошалевший и парализованный удивлением полицейский, не в силах разобраться, как вести себя в столь нелепом положении, чувствовал, что в нем закипает безумный, убийственный гнев. Чего только с Дзамполем не случалось за время работы в полиции, но еще ни разу в жизни его не драли за уши и не лупили линейкой пониже спины, да еще в присутствии девушки, казалось, пораженной не меньше его самого. Инспектор уже хотел взорваться и излить все свое негодование, но внезапно старая Пия зычным голосом, какого никто, несомненно, не ожидал услышать от столь тщедушной особы, затянула псалом в честь Пресвятой Девы. Пела она очень чисто, с таким жаром, что ни Алессандро, ни Стелла, глядя на нее во все глаза, не смели шевельнуться. Наконец бывшая учительница, словно вдруг заметив их присутствие, сурово приказала:
— На колени!
От ее хрупкой фигуры исходила такая сила, что и Дзамполь, хоть и считал все происходящее самым настоящим кошмаром, и Стелла, отуманенная мечтами, в которых полицейский занимал теперь первое место, молча повиновались. Появись в эту минуту Анджело, вероятно, он подумал бы, что грезит наяву, — уж очень своеобразное зрелище являли собой полицейский и Стелла, преклонившие колена перед «бедной тетей» и хором распевающие псалом по мановению ее линейки. К счастью для репутации помощника Ромео, в квартиру никто не вошел, и, как только поющие издали последнюю ноту, Пия с улыбкой объявила:
— А теперь вы можете немножко поиграть…
И она с достоинством ретировалась на кухню, в свою излюбленное убежище. После этого ненадолго наступила тишина. Стелла первой обрела хладнокровие и краем глаза наблюдала за полицейским. Зато Алессандро медленно стряхивал своего рода опьянение, в которое погрузила его фантастическая череда событий, неуместность и нелепость коих напрочь парализовала его мозг. Сообразив, что по-прежнему стоит на коленях, он покраснел от стыда, вскочил и, не имея возможности накинуться на «бедную тетю», поскольку та уже ушла, решил отомстить за унижение молодой женщине, но та смотрела на него с такой доверчивой и кроткой улыбкой, что все упреки застряли в горле. Сестра Анджело первой нарушила молчание:
— Простите нас, синьор… Вы же знаете, какое несчастье случилось с моей бедной тетей… Вы очень добры… спасибо, что исполнили ее каприз… Впрочем, я и так знала, что вы человек милосердный… и заранее хотела выразить вам всю свою признательность…
Инспектор с тревогой подумал, уж не сошел ли он с ума, но, так или иначе, у кого-то здесь явно не все дома. Стелла взяла Алессандро за руку и почти силком усадила на стул.
— Вы не согласитесь выпить немного карпано, синьор? — нежно спросила она.
Полицейский кивнул, решив смириться с неизбежным. Впервые в жизни ему довелось вести расследование таким образом! В домах подозреваемых в убийстве его встречали по-разному: криками, оскорблениями, угрозами, мольбами, но еще ни разу не принимали с улыбкой, а уж тем более не предлагали аперитив, уверяя в вечной признательности! Может, над ним издеваются? Видя, что гость молчит, Стелла взяла инициативу на себя:
— Синьор… вы, кажется, хотели мне что-то сказать?
— Скорее вашему брату! — сухо ответил Дзамполь.
— Да, верно, прошу прощения… Анджело заменил мне отца, и вполне естественно, что сначала вы решили обратиться к нему… но хочу сразу вас успокоить: я согласна, и вряд ли мне хватит всей оставшейся жизни, чтобы хоть попытаться оплатить долг перед вами.
Алессандро уже успел отхлебнуть из рюмки и, услышав слова девушки, чуть не подавился. У него потекло из носу, в горле запершило, и несчастный инспектор долго хрипел, чихал, кашлял, пока наконец не отдышался, но и тогда все его тело сотрясала дрожь, а в глазах стояли слезы. Стелла с материнской заботой хлопала его по спине и вытирала лицо своим платочком. «Все это, несомненно, очень мило, — думал полицейский, — но все же несколько нарушает привычные отношения между преступниками, их родней или сообщниками и теми, кто обязан их преследовать!» Окончательно придя в себя, Дзамполь решил, что эта юная особа, должно быть, настроена не на ту волну, нежели он сам.
— Послушайте, синьорина… с тех пор как я переступил порог вашего дома, со мной творится что-то непонятное…
— Может, от волнения?
— Меня бы это крайне удивило! Я ведь, знаете ли, не новичок!
— Ваша история мне известна… Она очень печальна, но, поверьте, со временем все забывается… Наша память недолговечна, как говорит Анджело…
— Анджело?! Потолкуем-ка немного о нем! Ваш брат, случаем, не забыл, что пырнул ножом Нино Регацци? А?
— Давайте больше не вспоминать о Нино… Поклянитесь мне, что мы никогда не будем говорить о нем!
Дзамполь посмотрел на нее круглыми глазами.
— Вы хотите, чтобы…
— Это лишь причинило бы боль нам обоим, и совершенно напрасно… Нино не заслуживал моей любви… Я просто ошиблась… Ради себя я ничего не прошу, но ведь малыш, который скоро появится на свет, ни в чем не повинен и не должен отвечать за мои ошибки, правда?
