Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания - Виктор Гофман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К. БАЛЬМОНТУ
Блеснувши сказочным уборомСвоих пленительных стихов,Летишь ты вольным метеоромВ мир несменяющихся снов.Красой неведомой и жгучейТы оковал наш робкий взгляд —И миру дал своих созвучийВсеувлекающий каскад.Они как бред полночный странны,Они красивы и нежны,Как поцелуи польской панны,Как ропот ласковой волны…И будят в сердце страсть и мукиМглу ощущений, неги дрожьИх зачарованные звуки,Их завлекающая ложь…Певучей лаской их лелеем,Я в чутком сердце их таю —И перед вольным чародеемСклоняю голову свою!
(1902)ВАЛЕРИЮ БРЮСОВУ
Могучий, властный, величавый,Еще не понятый мудрец,Тебе в веках нетленной славыГотов сверкающий венец!В тебе не видит властелинаВзор легкомысленной толпы:Что им бездонных дум пучина,Мечты победные тропы?Пусть будет так, пускай донынеТвой вдохновляющий призывГлас вопиющего в пустыне —О, верь! О, верь! Ты будешь жив!Напевных слов твоих могучестьПрожжет упорные сердца…О, обольстительная участь!О, блеск, о, слава без конца!Твои предчувствия и думыПостигнув, в сердце я таю,И пред тобой, мудрец угрюмый,Склоняю голову свою!
(1902)ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Смотри, как хорошо! Умчалась буря –И снова даль небес роскошно-высока…Лишь кое-где в сияющей лазуриЕще последние клубятся облака…
Как прихотливо-ярко освещенье!Вот длинный ряд заплаканных березБлестит, горит, при каждом дуновеньиРоняя бриллианты светлых слез…Цветы, оправившись, как будто живыИграют радугой в забрызганной траве…Как хорошо, как чудно, как красивоИ здесь, внизу, и там, в широкой синеве!
(Август 1903)«Ах, я в любви своей не волен…»
Ах, я в любви своей не волен,Меж нами ласковый союз, —Но ты не знаешь, что я болен!Позорно болен и таюсь.
А я тревожен, я бессилен,Во мне и стук, и свист, и звон,Ты знаешь город – он так пылен,Я им навек порабощен.
(1903)«Был ли день или ночь иль неверный рассвет?..»
Был ли день или ночь иль неверный рассвет?Нестерпимо тешила мечта.Скажи: это было иль нет? Это бред?В уста не впивались уста?
Там поддались мы, и ты и я,Наветам шепчущей тьмы?Бедная девочка, радость моя,Знаешь, что сделали мы?
(1903)МНОГИМ
Меня зовете вы — союзник,Меня влечете за собой, —А я томлюсь, томлюсь, как узникМеж вашей шумною толпой.Мне безразличны все дороги,Что вы избрали для борьбы.Мне все равно — кто эти боги,Которым шлете вы мольбы!
В вас дышит замысел глубокий,Вы все узрели новый свет.И вы гонимы, одиноки.“Да, вы пророки — я поэт!”Ах, я люблю одни обманыСвоей изнеженной мечты,И вам неведомые страныСамовлюбленной красоты!
(1903)(ШУТКА)
Буду ждать тебя завтра у двери,Весь дрожа и ругая зиму,Буду думать, что б сделал Валерий,Если б ждать так пришлося ему.
Лишь появишься ты на площадке,Озираясь по всем сторонам,С затрудненьем сниму я перчаткиИ изысканно руку подам.
И пойдем мы. В глухом переулкеСтанет взор твой так нежно лучист,Что в теченье всей нашей прогулкиБуду я чрезвычайно речист.
Говорить буду так поэтично —Даже странно как будто слегка.О, поэт я совсем необычный,Но не всеми лишь признан пока.
Во вращенье земли я не верю,В солнце тоже не верю давно,Говорить буду словно Валерий,Значит, очень и очень умно.
О, Валерий. Талант он громадный,Ты его прочитаешь всего.Да теперь уж, как это отрадно,Признавать начинают его.
О, Валерий, Валерий, Валерий…Впрочем, после могу досказать,Не заставь только завтра у двериСлишком долго тебя поджидать.
ПРОЗА. ЛЮБОВЬ К ДАЛЕКОЙ.
РАССКАЗЫ
МАРГО
Неумолкающий, гулко-спутанный шум — голосок, шагов, звякающих ножей и посуды,— яркий блеск, который тоже кажется гулким и шумным, снова говор, шелестенье и гам, — и надо всем, все покрывая, слепящий электрический свет, отражаемый стенами, зеркалами и хрустальными вахтами столах. Тревожно, искристо, возбужденно-шумно в кофейне, Заняты, заполнены уже почти все столы, но то и дело протискивается кто-нибудь новый вперед, — спокойный, изящный мужчина или горделивая женщина в порывисто-изогнувшейся шляпе.
– Вы разрешите к вам присесть?
Та, к которой это относилось, подняла глаза. Перед ней стоял молодой человек среднего роста с небольшими усами, в черном котелке и пальто. Он был нисколько бледен и улыбался напряженно. Она опять опустила глаза и сказала тихо, словно недоумевая:
– Пожалуйста.
Он сел как-то подчеркнуто-развязно. Рядом с собою на желто-серый мраморный столик положил котелок, примостил тросточку. Она сидела неподвижно, слегка нагнувшись вперед со спущенными под стол руками. В ней было что-то странное. Слезная, худая, с большими прозрачными глазами, – какая-то необычная она здесь. Он это сейчас же заметил и потому, может быть к ней и подошел. И теперь он глядел на нее с удивлением.
– Что же мы спросим? Шоколаду, кофе? Чего вы хотите?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
