Пришествие цивилизации (сборник) - Виталий Забирко

— Куда? — тихо спросила Ириси.

Он пожал плечами.

— Заходи уж к нам, — предложила она.

Колори застыл в нерешительности, подумал, затем кивнул.

— Спасибо, — пробормотал он и последовал за Ириси.

Когда-то единственную большую комнату дома Нереги перегородили двумя стенками, а оставшееся пространство теперь было то ли прихожей, то ли кухней между двумя комнатами. Здесь стояли старенький холодильник, плита и маленький столик.

— Садись, — предложила Ириси. — Есть хочешь?

— Да.

Ириси достала из холодильника тарелку с тушеными овощами и поставила перед Колори.

«Постарела», — подумал Колори, глядя на мелкую сеть морщинок на лице Ириси.

— Значит, ты теперь здесь живешь? — спросил он.

— Значит, здесь.

— А как же… — Колори хотел спросить о наследстве Саприче, но вовремя остановился. Не его это дело.

Но Ириси поняла. Она усмехнулась.

— А у Саприче много родственников. Племянника его помнишь? Вот он все и отсудил. Мы ведь с Саприче не были зарегистрированы, как муж и жена.

Дверь одной из комнат широко распахнулась, и на пороге появилась полногрудая огненно-рыжая девица в одних трусиках.

— Кто здесь у тебя? — нимало не смущаясь своего вида, спросила она. Темные соски обнаженных грудей вызывающе уставились на Колори.

Ириси с непонятной неловкостью переводила взгляд с девицы на Колори.

— Это Колори, — наконец тихо сказала она. — Твой отец, Стинти.

Стинти смерила отца холодным взглядом. Ничего не отразилось в ее глазах.

— Папаша… — протянула она. — Знаешь что, папаша, катись-ка ты отсюда в задницу!

И с треском захлопнула дверь.

Колори окаменел. Нет, не такой он видел свою встречу с дочерью.

Ириси села за стол напротив.

— Ешь, — просто сказала она, будто ничего не произошло.

Колори заставил себя взять вилку.

В это время дверь в другую комнату тихонько приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянуло маленькое личико.

— А ты чего? — строго спросила Ириси. — А ну, марш спать!

Дверь затворилась.

Кусок застрял в горле Колори. Он с трудом проглотил его и хрипло спросил:

— Внук?

— Да.

— Сколько ему?

— Два года.

— А зовут как?

Ириси отвела глаза.

— Саприче.

Такого удара Колори не ожидал. Он растерянно отложил вилку.

— Спасибо… — пробормотал он. Но получилось, будто поблагодарил не за еду.

Ириси все поняла.

— Я постелю тебе здесь, на полу, — сказала она.

Она вынесла матрас, раскатала на полу у холодильника, а в головах, извинившись за отсутствие подушки, пристроила туго свернутый ватник.

Колори лег, укрывшись курткой, как в лагере, и Ириси погасила свет.

Немного позже он услышал, как Ириси из своей комнаты прошла к Стинти. Что она там говорила дочери, он не слышал, но вот голос Стинти долетал весьма отчетливо.

— Ты что, с ума сошла? Я здесь клиентов принимаю, кормлю вас, можно сказать, своим телом, а он будет на кухне валяться и распугивать клиентов? Насрать мне, что он мой отец! Если ты такая сердобольная, забирай его к себе!

Затем он слышал, как Ириси, вернувшись в свою комнату, баюкала внука и рассказывала ему сказку.

— Посадил дед брюку. Выросла брюка большая-пребольшая. Стал ее дед из земли тащить. Тянет-потянет, вытащить не может…

— Баба, а что такое брюка?

— Ну… Это овощ такой. Рос он у нас когда-то. Вкусный очень. Как морковка. Ты ведь морковку любишь?

— Люблю, — не очень уверенно ответил внук.

И тут Колори впервые в своей жизни заплакал. Ничего общего с земной морковкой брюка не имела.

Глубокой ночью, когда все в доме уснули, Колори встал и ушел из этого дома. Из чужого дома, от чужой жены, от чужой дочери, от чужого внука.

Ноги сами привели его на пристань. Удивительно, но пристань сохранилась, ее даже кто-то подновил, перестелив доски, хотя ни одной лодки к ней пришвартовано не было — ниже по течению, метрах в пятистах, светился огнями бетонный причал.

Колори сел на доски и свесил ноги к воде. С реки тянуло сыростью, запахом гнили, стоками химфармзавода, керосином. Загадили реку основательно. У ног что-то всплеснулось, и Колори удивился — неужели в такой реке еще сохранилась рыба?

Он сидел, невидяще вперившись в темноту, и пытался вспомнить свою жизнь до прихода цивилизации. Пытался и не мог. И не заметил, как из воды у края пристани медленно-медленно всплыла огромная туша и также медленно, осторожно прогибая под собой доски, взобралась на настил.

— Колори? — спросил чей-то голос, и Колори чуть не слетел в воду от неожиданности.

Он вгляделся в бесформенную массу, словно ниоткуда появившуюся на пристани.

— Акве Беструде? — осторожно, не веря себе, спросил он.

В ответ раздался бесцветный, лишенный интонаций, смех.

— Акве Беструде! — Колори вскочил с места, бросился к акве и обнял мокрое тело одной рукой. — Жив! Вот уж кого не думал встретить!

— Эй! — вскрикнул акве Беструде, и Колори почувствовал, как кожа акве содрогнулась от боли от его прикосновения. — Осторожнее!

— Что это? — спросил Колори, ощутив под ладонью какие-то бугристые наросты на некогда гладкой, скользкой коже акве.

— Дерматиты. От стоков фармацевтического завода.

Они сели на краю пристани, и Колори, все же не удержавшись, осторожно, как когда-то в детстве, положил руку на загривок акве Беструде и прижался к нему.

— Я вижу, тебя жизнь тоже потрепала, — сказал акве Беструде. — Руку где потерял?

— Да тут, недалеко. Помнишь, имение Саприче сожгли? И его…

— Помню.

— А как ты живешь? Ведь вас, аквов, вроде…

— Да вот так и живу. Днем прячусь, а ночью… Некоторые старики помогают. Вот, настил перестелили. Ириси тоже помогает… Как у тебя дома?

— Никак, — сухо ответил Колори. — Нет у меня дома.

Акве Беструде понимающе помолчал.

— А давай, ко мне перебирайся, — внезапно предложил он. — У меня тут под настилом тайная хатка есть. Тесноватая, правда… Но зато в Северной затоке я себе отличное жилище соорудил! Там можно и печку на зиму приспособить. И рыба там сохранилась — вода почище, — сам развожу. Правда, много выбраковывать приходится, но на двоих хватит…

Акве Беструде положил тяжелую ласту на плечо Колори.

…Так они и просидели, в обнимку, человек и акве, до самого утра, неспешно беседуя, вспоминая. Пока над рекой не разгорелся холодный, пахнущий болотом, медикаментами и отработанной соляркой, чужой рассвет.

ПАРНИША, ОТКРОЙ ДВЕРЬ!