Сумерки большого города - Марина Серова

На самом деле, я в точности не знаю, что именно тогда произошло, но «мой» художник-реставратор неожиданно погиб, – вскоре после того, как я забрал у него картины и расплатился с ним.

Возможно, мастер слишком бурно отпраздновал получение гонорара за свою работу, и, как это часто бывает, уснул с тлевшей в его руке сигаретой... Я был тогда в отъезде. Вернувшись домой через два дня, я узнал, что его дом выгорел почти дотла, а сам он погиб.

Эта неожиданная смерть вызвала подозрения, а когда обрывков картин, которыми реставратор якобы лично владел, не нашли на пепелище, эти подозрения только окрепли.

Дело в том, что один из знакомых погибшего – тоже реставратор по профессии, – видевший в его доме картины, – дотошно осмотрел остатки рам, в которых они хранились в доме реставратора, и заявил, что холстов на момент возникновения пожара в рамах уже не было!

Так родилась версия о похищении полотен и убийстве реставратора...

Я вкупе со своими двумя картинами, оказался вне закона. Больше я никогда и никому их не демонстрировал и не пытался их продать. Уничтожить полотна, как опасную улику, у меня тоже рука не поднялась.

Так что я поступил единственным возможным способом – скрыл их под большими репродукциями старых фотографий и повесил на стену в своем доме.

Ты можешь поступить с картинами, как тебе заблагорассудится, но будь осторожен! Не попади впросак, так же как я. Твой отец...»

– Все это очень интересно, а может, даже и поучительно, но при чем тут я? – изобразив на лице полнейшее изумление, обратилась я к Вениамину Александровичу, когда на следующее утро он пригласил меня в свой кабинет.

– Пока ни при чем, но, если ты согласишься нам помочь, то узнаешь еще кое-что...

– То есть, согласиться я должна, еще не зная этого «кое-чего»? – уточнила я. – А если мне не понравится то, чего я пока не знаю? Как же я приму такое важное решение вслепую?

– Уверяю вас, Татьяна, никакой опасности для вас нет. По крайней мере, не в большей степени, чем в вашей обычной работе.

– Тогда зачем именно я?

– Мы с Игорем к вам присмотрелись и решили, что вы нам прекрасно подходите. Вы быстро ориентируетесь в неожиданных и сложных ситуациях, психологически устойчивы и физически отлично подготовлены.

– Хотите сказать, что вы меня тестировали? Хорошо: если я вам так нравлюсь, тогда поговорим об оплате!

– Вот и замечательно! – обрадовался Вениамин Александрович. – Значит, у вас нет других возражений?

– Пока нет, – хмуро ответила я.

– На самом деле, мне оставалось только порадоваться тому, что все так удачно складывается! Если та информация, которую скрывает мой нынешний «босс», имеет хоть какую-то ценность, игра стоит свеч.

– Тогда приступим к рассказу, – проигнорировав мои «остаточные» сомнения, заявил Вениамин Александрович. – Моей службе безопасности до прискорбия мало удалось узнать об этом вашем соотечественнике, Крапивине, который стащил мою картину.

Мы выяснили все формальные нюансы: где он жил, работал, учился... Но почти ничего не ведаем о его личной, частной жизни. Это очень мешает поискам! И это тоже одна из причин, по которой вы кажетесь нам выгодным кандидатом на роль сыщика. Вы родом из того же города и, возможно, сумеете подобрать нужный ключик к этой стороне его жизни.

Но главное не в этом, а в том, что здесь, в Москве, мы знаем одного человека, которому Крапивин может попытаться сбыть картину. Но мы не в состоянии к этой личности подобраться.

– Почему это так сложно? – удивилась я. – Мне казалось, у вас хорошие связи и крепкая хватка, а это – самое главное в делах!

Спасибо за комплимент, но тут нам приходится иметь дело не с бизнесменом и даже не с обеспеченным коллекционером, а с дочерью богача, которая привыкла получать все, что захочет.

– Это... женщина?!

– Да, молодая женщина, и весьма своенравная. Очень надежно защищенная от любых посягательств ее отцом, – Вениамин Александрович тяжело вздохнул. – Сами понимаете, что подкупить или запугать ее мы не в силах.

– Почему же вы решили, что она имеет какое-то отношение к Крапивину? Как они вообще могли пересечься в этой жизни?

– Это кажется удивительным только на первый взгляд, – улыбнулся Вениамин Александрович. – Они встретились, когда она пыталась учиться живописи в художественном колледже.

– У нее художественное образование?

– Незаконченное, – кивнул мой «босс». – Она может позволить себе вообще не иметь никакого образования. Сейчас, насколько я знаю, она пытается закончить какой-то университет. По настоянию отца, разумеется. Ну так вот, Виктория – это ее настоящее имя, хотя в кругу своих богемных друзей она предпочитает пользоваться прозвищем Сахмет, – училась в колледже как раз в те года, когда Крапивин читал там какой-то курс.

У него-то диплом есть, и когда становилось совсем туго с работой, он нанимался в какие-нибудь учебные заведения, специализирующиеся на искусстве, и вел там занятия. Всегда – недолго, один семестр или два.

Он несколько раз бывал у нее на вечеринках, где завел разные полезные знакомства. Правда, тогда он еще пытался продавать свои картины, но успехом они не пользовались.

Как удалось выяснить моим людям, непосредственно перед кражей картины Крапивин несколько раз приходил домой к Виктории. Причем, в то время у нее не было никаких сборищ. Скорее всего, они вели между собой «деловые» беседы.

– Думаете, он договорился с ней заранее? Но зачем этой девушке понадобилось связываться с преступником и приобретать что-то незаконным путем?

– Татьяна Александровна, вы, очевидно, не понимаете некоторых особенностей психологии этой молодой дамы, – пожал плечами Вениамин Александрович. – Я, честно говоря, тоже... Но, выслушав рассказы тех людей, которые с ней общались, а точнее, пытались это сделать, я пришел к выводу, что ей просто скучно!

– Скучно? – переспросила я.

– Ну да, ей все слишком просто давалось в жизни, ей же ничего не приходилось завоевывать самой. Она еще молода, и ей явно не хватает острых ощущений. Потому она ведет довольно нелепый образ жизни, общается со странными людьми и даже готова пойти на риск, заключая или пытаясь заключить не вполне законные сделки.

– Так, значит, вы не сумели найти к ней подход? – усмехнулась я.

– Нам это не удалось, – снова тяжело вздохнул Вениамин Александрович. – Мы привыкли иметь дело с людьми, которые хотят чего-то определенного. Денег, власти, безопасности, престижа или удовольствий. А что взбредет в голову этой девице – этого мой рациональный мозг, к сожалению, вообразить не способен. Но у меня есть надежда, что вам удастся войти к ней в доверие.

– Я совершенно не разбираюсь в искусстве и ничем не смогу ее заинтересовать.

– Чтобы ее заинтересовать, не обязательно вообще в чем-либо разбираться: нужно просто произвести на нее впечатление!

– И я не смогу ее расспросить об этой картине. Это будет выглядеть слишком подозрительно!

– Да, тут вам придется проявить всю полноту вашей фантазии, – кивнул мне Вениамин Александрович.

– А если у меня ничего не выйдет?

– Потраченное время вам достойно оплатят, а прежнее место сохранят за вами.

– Я должна придумать некий повод, предлог, чтобы познакомиться с этой странной личностью...

– Думайте: даю вам на это сутки.

Итак, я получила нужную информацию, но, чтобы ее использовать или хотя бы попытаться это сделать, мне необходимо оставаться здесь и продолжать числиться «в штате» работников Вениамина Александровича.

Это поставило передо мной весьма сложную задачу. Я промучилась полдня, строя разные планы и тут же их отвергая, и в итоге набрала – совершенно спонтанно – телефонный номер одного человека…

– Слушаю, – раздался в трубке старческий голос Игоря Семеновича Райского.

Пожилой реставратор очень удивился, узнав меня, и еще больше он поразился, выслушав мою просьбу.

– Я, конечно, могу вам помочь, но, помня о нашей последней встрече, не испытываю особого желания это делать, – насмешливо сообщил он.

– Я этого и ожидала, – вздохнула я, изображая глубокое разочарование. – Но, надеюсь, я все же смогу вас заинтересовать…

– Чем же, милочка? – осведомился Райский. – Насколько я понимаю, картину вы все равно собираетесь вернуть Мухину, а это меня не устраивает!

– С Мухиным вы можете сами решить ваши дела, как хотите, в этом я вам помогать не стану, – подтвердила я его догадку. – У меня имеется копия дневника человека, владевшего вашей любимой картиной еще в советское время. Там все подробно изложено – и как нашли картину, и все дальнейшие произошедшие с полотном перипетии…

– Где вы его нашли?! – Райский старался говорить спокойно, но я слышала, как голос его заметно дрогнул на первом же слове. Рыбка клюнула!

– Я его нигде не нашла. Мне позволили с ним ознакомиться, и, думаю, теперь еще нескоро кому-то представится такая честь... Так что если вы хотите знать, что же произошло в те годы на самом деле...