Бой тигров в долине. Том 2 - Александра Маринина

В его глазах мелькнуло изумление, подбородок дернулся.

– Но прошу вас в интересах следствия оказать нам содействие. Если Аверкина выйдет из СИЗО, это сильно затруднит поимку настоящего преступника. Кроме того, поставит под угрозу ее жизнь.

– Это каким же образом, позвольте спросить?

– А вы сами подумайте. Следствие готово согласиться с доводами защиты и признать, что Аверкина не причастна к убийству сестры. А кто причастен?

– Лариса Скляр, это же очевидно, – пожал плечами Кирган.

– Да, – кивнула следователь, – а еще кто? Скляр является исполнителем, можно считать, что это установлено оперативным путем. Но за ней кто-то стоит, вы и сами это понимаете. И степень опасности этого человека может оказаться очень высокой. Неужели вы готовы рисковать жизнью своей подзащитной? Если он заинтересован в том, чтобы Аверкина была признана виновной и получила срок за убийство – а срок, учитывая корыстный мотив, окажется ох каким немаленьким, – то вполне может попытаться ее уничтожить. До тех пор, пока ни вы, ни я не выяснили, какой мотив им двигал, мы не можем исключать такой возможности. Права не имеем. Я готова выпустить Аверкину из СИЗО, готова отправить туда Ларису Скляр, но этот неизвестный нам с вами человек останется на свободе, и кто знает, чем он руководствуется, какие у него возможности и что придет ему в голову.

Ну вот, мяч на стороне адвоката. Пусть отбивает. Правда, есть вероятность, что его ответный удар следователю уже не отбить.

– Надежда Игоревна, вам не кажется, что вы пытаетесь переложить на сторону защиты проблемы, которыми должна заниматься сторона обвинения? – ответил Кирган. – Раскрывать преступления – это ваше дело. А мое дело – чтобы Аверкина не сидела в СИЗО, если она невиновна.

– Вы правы, конечно. Но при этом мое дело – раскрыть преступление до конца, а не хватать стрелочника. Вы уверены, что заказчик не получает информацию о наших с вами телодвижениях? Мы ведь ничего о нем не знаем. А вдруг мы его спугнем тем, что выпустим вашу клиентку? Сейчас он совершенно спокоен. И нам не нужно, чтобы он начал тревожиться и прятать улики.

Кирган усмехнулся.

– Должен ли я вас понимать таким образом, что вы мое ходатайство об освобождении из-под стражи не удовлетворите, если я его подам?

– А вы немедленно подадите жалобу на то, что я незаконно и без оснований держу человека под стражей, – отпарировала Рыженко. – Ведь подадите?

Адвокат сделал выразительный жест рукой, который означал, что, конечно же, он будет жаловаться, это его обязанность, его работа.

– Если вы подадите ходатайство, – продолжала она, – у меня не будет оснований его не удовлетворить. Но вы согласны со мной? Вы согласны, что выпускать Аверкину из СИЗО просто опасно?

– Согласен. Но ходатайство я подать обязан, иначе моя клиентка меня не поймет.

– Поговорите с ней. Попросите еще немного потерпеть. Объясните, что это в целях ее же безопасности.

Вот, теперь она все сказала. Ее последние слова – самые главные. Следователь Рыженко поставила перед собой поистине нерешаемую задачу: перетянуть адвоката на сторону следствия и убедить его воздействовать на подзащитного, чтобы томящийся в камере человек пошел навстречу тем, кто его по ошибке арестовал.

Кирган молчал, что-то обдумывая, наконец спросил:

– Надежда Игоревна, вы сказали, что оперативным путем получена информация, подтверждающая невиновность моей подзащитной. Это так?

– Так, – кивнула она.

– Но какая это информация, вы мне, конечно, не скажете, – констатировал он.

– Конечно, не скажу, – слегка улыбнулась Рыженко. – Вы же понимаете, не имею права. Я и без того сказала вам слишком много. Хочу надеяться, что на сей раз вы этим не воспользуетесь мне во вред.

– Хорошо, я поеду в изолятор и поговорю с Натальей. Но ничего вам не гарантирую. Даже если я не стану подавать жалобу на незаконное содержание под стражей, она может сделать это сама. И что бы я ей ни объяснял, мы не должны забывать, что рядом с ней находятся сокамерницы, которые могут оказаться куда более ушлыми, чем Аверкина. Мы не знаем, какие у них сложились отношения, что она им рассказывает и как они на нее влияют. Очень может быть, что их слово и их совет значат для Натальи куда больше, нежели то, что говорю я.

Она победила! Он согласился оказать помощь следствию.

Вообще-то, не такой уж он и мерзкий, этот Кирган. Вполне вменяемый, вполне адекватный. Надо же, не поленился за границу слетать, денег не пожалел, чтобы разыскать Аллу Шубарину. Всякий ли адвокат на такое способен? Видно, история с Натальей Аверкиной его действительно зацепила, разбередила душу. Неужели то, что случилось с его внебрачной дочерью и ее убийцей, так на него подействовало, и этот человек, о котором она целый год не могла даже вспомнить без содрогания, действительно способен на неподдельное сопереживание чужому горю? Неужели та годичной давности история заставила его по-настоящему страдать?

Надежда Игоревна поняла, что барьер неприязни, стоявший между ней и адвокатом Кирганом, зашатался. Да, они остаются соперниками на правовом поле, это он правильно сказал, но разве это означает, что она, следователь Рыженко, не может просто по-человечески ему посочувствовать? И порадоваться за человека, который был на полпути к тому, чтобы спиться и опуститься, но нашел в себе силы вернуться к работе.

Она вспомнила по-мужски заинтересованный взгляд адвоката, его осторожное прикосновение к ней, когда он подавал ей шубу, его сильную руку, подхватившую ее локоть на скользком тротуаре, и привычно собралась совсем по-женски поздравить себя с тем, что в свои сорок два года еще вызывает интерес у вполне достойного мужчины, но тут же осекла сама себя: она – вдова и всего год назад потеряла мужа. Не нужна ей эта радость. Во всяком случае, пока не нужна. Она еще не готова.

Виталий Кирган и не надеялся, что разговор с Аверкиной пройдет гладко.

– Ваша невиновность и непричастность к преступлению фактически установлены, – бодро начал он.

Наталья вскинула голову и непонимающе посмотрела на него.

– То есть… вы хотите сказать… всё, что ли? Меня отпускают? – На ее лице, сменяя друг друга, промелькнули недоверие, радость, снова неуверенность в том, что она правильно услышала и поняла, потом брови ее сосредоточенно сдвинулись. – А кто же убил Катю? Его нашли?

– Пока нет. Но уже понятно, что это сделали не вы.

– Это правда? – на всякий случай уточнила Наталья, все еще не в силах поверить, что кошмар закончился.

– Чистая правда, – улыбнулся Виталий.

– Когда я смогу уйти домой? Сегодня?

– Видите ли, – вздохнул он, – у нас с вами непростая ситуация. Так быстро это не делается. Я сейчас должен, по идее, подать ходатайство об освобождении вас из-под стражи, следователь его рассмотрит и вынесет решение, удовлетворить его или оставить без удовлетворения.

В глазах Натальи появились испуг и недоумение.

– Так что, она может отказать? Вы же сказали, что моя невиновность установлена. Зачем ей отказывать?

– Наташа, установлена – не значит доказана, это разные вещи. Но дело даже не в этом. Послушайте…

Вот черт, ну как, какими словами убедить человека, почти два месяца промаявшегося в СИЗО, что ему нужно пробыть здесь еще какое-то время, хотя все уже поверили в его невиновность!

– Короче, для вашей же безопасности лучше, чтобы вы пока оставались здесь. Если преступник узнает, что вы на свободе, он может попытаться вас убить.

– Меня? – в голосе Аверкиной зазвучала паника. – Убить? Но за что? Почему?

– Вот это мы и должны выяснить, – мягко проговорил Кирган. – Ведь зачем-то же этот человек пытался отправить вас в тюрьму, значит, у него есть причины желать вам зла.

– Какие причины? – она окончательно растерялась. – Почему? Кто этот человек? Я его знаю?

– Это неизвестно. Его надо обязательно найти, понимаете? И при этом сделать так, чтобы вы не пострадали.

Он приводил аргументы, уговаривал, успокаивал, и в конце концов Наталья согласно кивнула головой. Она все поняла: не нужно никому в камере ничего рассказывать, не нужно подавать жалобы прокурору – надо верить в то, что скоро все закончится и она вернется домой, надо просто набраться мужества и сил и терпеть.

Наталья уже смирилась с тем, что будет приговорена к лишению свободы и пойдет на зону. Она не борец, у нее сразу опустились руки, и за все время следствия Аверкина успела свыкнуться с тем, что у нее все равно никого нет, она никому не нужна, и ее дальнейшая жизнь будет проходить за колючей проволокой. И вдруг Виталий Николаевич сказал, что ее обязательно выпустят, надо только еще немножко потерпеть. И это означает, что уже совсем скоро она выйдет из этой вонючей душной камеры, вернется в свою квартиру, вымоется в своей ванне и выспится в своей постели. Она будет долго-долго лежать в горячей воде, потом так же долго стоять под душем и тереть кожу жесткой мочалкой. Потом будет долго-долго спать. Когда от души выспится, сядет на кухне за стол и будет пить чай из своей любимой чашки с розовыми рыбками. Потом…