Наш грустный массаракш - Александр Александрович Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И ничегошенько ему не нужно?
– Ничегошеньки, – сказал Сварог. – Он не святой, просто привык именно к такому образу жизни и ничего менять в нем не собирается. Я тебе как-то не говорил раньше... Единственное, что он от меня принял, – Золотую Изгородь[7]. Без всяких просьб и даже намеков с его стороны, я сам ее выписал после того, как вытащил его из-под виселицы. Вот э т о он принял без жеманства и отнекиваний, у него бывали серьезные неприятности с местными властями из-за некоторых его знакомств, которые власти, полиция и Лесная стража считают крайне предосудительными, – он фыркнул. – Вот, кстати, о знакомствах. Точно знаю: добрых три четверти денег на восстановление церкви ему собрали «волчьи головы», браконьеры и прочий каталаунский лихой народ, у которого денежки добыты неправедными трудами...
– Золотую Изгородь он взял?
– Сразу, без отнекиваний, – сказал Сварог. – Говорил мне потом: даже неправедные деньги, если они пошли на богоугодное дело, очистятся. Добавил: об этом писал и святой Рох, однажды взявший деньги на постройку церкви у пиратов и контрабандистов – иначе все равно расшвыривали монеты на дела грешные и предосудительные. И святой Сколот говорил что-то подобное. Есть люди, у которых не возьмут их денег – скажем, растлители малолетних, еще, кажется, детоубийцы, не помню точно, я не силен в богословии. Но та церковь получилась большая, одна из самых красивых на Таларе. Ты же не могла ее не видеть в Фиарнолле...
– Видела, конечно. Очень красивая. Ну что же, косточки тех пиратов и контрабандистов давно истлели, а церковь стоит, много людей приходит – хотя, как во всяком приморском городе, больше тех, кто молится Руагату... Знаешь что, Стас? Мне стало любопытно: а как отец Грук уживается с Кернунносом? Это ведь как раз те места, где Кернуннос чаще всего показывается...
Сварог это тоже знал. Вообще, из здешнего пантеона чаще всего показывался людям Кернуннос, и гораздо реже – Симаргл, а остальные в этом замечены раз в тысячелетие, пожалуй. Многие, которым следовало верить, Кернунрюса видели своими глазами. Правда, скептики (к которым относился и мэтр Анрах) полагали, что Кернунноса, если можно так выразиться, незаслуженно повысили в звании. Что это не более чем уцелевшее с незапамятных времен лесное чудище, после Шторма обожествленное впавшими в ничтожество предками, ордами, бродившими по развалинам прежнего мира. Правда и скептики признавали что Кернуннос – создание для людей опасное и, оказавшись в тех местах, как исстари заведено, оставляют Кернунносу часть охотничьей добычи. Проезжая мимо заповедных лесов бога охоты, диких животных и грома, вешают на ветку какое-нибудь украшение...
– Никогда не говорил с отцом Груком о его отношениях с Кернунносом, – сказал Сварог чистую правду. –
Но есть у меня сильные подозрения: встреться с ним Грук на лесной тропинке, будучи с посохом и полудюжиной собак, еще неизвестно, кто бы отступил и дал другому дорогу. А посох у Грука самый обыкновенный, не то что у святого Сколота, но отец, даром что не святой подвижник, человек крутой...
– И я однажды видела Кернунноса, – сообщила Яна. – Совсем близко, уардах в десяти. Это произошло месяца за два до того, как ты у нас... появился. Я тогда охотилась, небо было безоблачное, но к вечеру его затянуло тучами, очень быстро пошел ливень, началась жуткая гроза. Хорошо еще, что мы с егерями оказались близко от охотничьей избушки. Молнии сверкали безостановочно, гром рокотал – настоящая речь Кернунноса. И он показался, неторопливо прошел мимо. Не в облике оленя с лошадиным хвостом, а в виде рослого человека с оленьей головой, совершенно голый, как и рассказывали. Страху натерпелась... Я днем случайно услышала, как мельничиха рассказывала соседке, что Кернуннос не пропускает ни одной девственницы. Сейчас смешно, а тогда было не до смеха – у него такое украшение... – она прыснула, потерлась щекой о плечо Сварога. – Вот ведь забавно! Я тогда в панике подумала: получается, после... того, что было на Сильване, я, пожалуй что, долю невинности утратила. Может, и обойдется, если ему нужны полные девственницы? В общем, он прошел мимо, не удостоив хижину и взглядом. А потом, когда стала постарше, как-то заговорила об этом с дядей Эл варом. Он меня высмеял и заверил, что бояться мне нечего, глупые бабы все напутали. Кернуннос обращает внимание только на неверных жен и изменивших возлюбленному девушек. Потом выяснилось, что так и обстоит, и я могу чувствовать себя спокойно: в жизни никому не изменяла и не собираюсь...
Они помолчали, здорово было посреди уютной тишины держать ее в объятиях, но Сварог и здесь сидел, как на иголках.
– А знаешь, была еще одна история... – Яна послала ему лукавый взгляд. – Если я охотилась вдали от Роменталя, останавливалась на мельнице у Шератенского ручья. Там меня и увидел утром проезжавший мимо каталаунец. И моментально в меня влюбился без памяти, – сказал Яна с некоторой горделивостью. – Я там прожила три дня, он дважды присылал букеты, да не простые, а из желтых люпинов, какие растут только в заповедных лесах Кернунноса, только самые отчаянные рискуют их там рвать для девушек. А потом прислал письмо, длинное, красивое: я у него отняла покой и сон, стою у него перед глазами... и еще много поэтических красивостей, приятных любой девушке. Просил о свидании, назначал время и место...
– Признавайся, пошла? – тоном королевского прокурора спросил Сварог. – А как насчет романтических поцелуев на красивой поляне? Тебе тогда было сколько лет?
– Шестнадцать.
– Тем более. Признавайся, ты прекрасно знаешь, что я не ревную к прошлому.
– Разнузданное у тебя воображение! – фыркнула Яна. – Ничего подобного. Он был красавец, этакий капитан Фолет из телесериалов, но я тогда не рвалась крутить романы. Мельничиха встревожилась, сказала, что это предводитель сильной шайки «волчьих голов» и может меня украсть. Насилия к девушкам он избегает, но я долго просидела бы в его логове в чащобе, и он долго уговаривал бы меня ответить на его чувства и отпустил бы, лишь убедившись, что я непреклонна, а это могло надолго затянуться. Она не знала, кто я, считала простой ронерской дворянкой – а у меня заботами дяди Элвара лежал в кармане бластер,
