«Лимонка» в тюрьму (сборник) - Захар Прилепин

Вторая бумага была о вступлении в СДиП. Секция дисциплины и порядка, в обязанности члена которой входит сразу доводить до администрации колонии любое замеченное им правонарушение, совершённое другим осуждённым. Проще говоря, стучать друг на друга, отправляя в ШИЗО, где их ждали ещё большие лишения и унижения. В этом лагере вступление в СДиП было обязательным для всех, а стучать или нет – дело, конечно, личное. Но недонесение тоже грозит закрытием в ШИЗО, так что у всех есть выбор… Мне было просто неприлично, будучи политическим, подписывать подобные бумаги.

Переоделся в робу. Зэкам чёрные х/б робы выдавали новые, на год. Петли для пуговиц были, как и на всех рабочих спецовках и армейских хэбэшках, сшиты. Их необходимо было разрезать, чтобы элементарно застегнуться. Мы с несколькими молодыми парнями, поддерживая штаны, подошли к рослому дневальному. Услышав про пуговичные петли, он с безразличным видом пообещал, что ножницы сейчас освободятся у той группы, которая пришла с робами раньше нас со склада, и передадут нам. Каким-то чудным образом я смог расшатать петлю и протиснуть верхнюю пуговицу ширинки в петлю. На робе тоже получилось протиснуть три пуговицы в свои петли. Но очередь не убывала, и, ожидая, я все вещи стал аккуратно упаковывать в баул, оставив себе только умывальные принадлежности, деревянную ложку и самодельную пластиковую кружку, сделанную мною ещё на Бутырке из упаковок-стаканчиков из-под разовых бомж-пакетов картофельного пюре.

Мне показали спальное место на нижнем ярусе. Мы все столпились возле дневального, который показывал, как заправлять кровать. Заправка называлась «лыжи».

На нижнюю простыню кровати накладывалось в восемь раз свернутое прямоугольником одеяло почти по всей длине кровати, оставляя 15–20 см до краёв по всему периметру. Вторая, сложенная, простыня слегка по диагонали пересекала одеяло в центре, деля его на два неправильных, равных четырёхугольника. Так нас в казарме, когда я служил, тоже заставляли заправлять, и это в учебке называлось аналогично «лыжами», а в части – «по-белому». «По-чёрному» называлось, когда кровать просто полностью покрывалась одеялом сверху. Так заправляли и в лагере, и в нашей части в банный день.

Но самое весёлое совпадение, связанное с этими заправками, было в следующем. В начале девяностых в казармах под Архангельском, через год службы, после большой проверки, нас всех подорвали и заставили переправлять кровати «по-чёрному». Произошёл какой-то сдвиг в частях, и от «лыж» решили отказаться. Незадолго до моего освобождения произошла такая же ситуация и у нас в лагере. Во время какой-то очередной проверки к нам вломился старшина отряда и закричал: срочно все перестилаем по-чёрному! Вот такой курьёзный смех сквозь слёзы.

Но тогда было не смеха, и я, напротив, вспомнил старика Лимонова и его «Торжество метафизики», где он пишет о подобной заправке. Только там этой заправкой мучили зэков, отказавшихся мыть сортир.

…Все разошлись по местам, предварительно указанным им невысоким чёрненьким славянином, дневальным Володей. Каждый принялся заправлять кровать. Я заправил и стал ждать обещанные ножницы. Тут ко мне подошёл тот самый рослый дневальный. Я наивно полагал, что он мне протянет сейчас ножницы. И даже ринулся к нему. Нет, ножниц он не собирался мне подносить. Он меня подвёл к двери, которая располагалась напротив входа в бытовую комнату.

Бармуда («Комната психологической разгрузки»)

Россия безнадёжно и отчаянносложилась в откровенную тюрьму,где бродят тени Авеля и Каинаи каждый сторож брату своему.

Я зашёл. В комнатке площадью примерно два с половиной – три на пять метров стоял мягкий диван и два больших кресла. На журнальном столике – книжечки дешёвых романов, глянцевые журналы, конфеты, фантики и недопитый чай. Плоскоэкранный телевизор с СD-видеомагнитофоном, встроенным в стенной шкафчик слева при входе. Цветы, новые обои.

Тогда я немного был удивлён комнатой отдыха, где старшина комнаты этапа, как я потом узнал, не просто жил, но ел и спал. Бывало, уединялся там со своими друзьями, старшинами из других отрядов. Там же, мне сказали, с этапным пидором Володей и с офицерами, которые для общения проходили к нему прямо туда, когда не вызывали к себе. Но формально это не была его спальня или кабинет. И официально называлось это помещение «Комнатой психологической разгрузки», которая, согласно подписанным Россией международным и европейским нормам, обязательна в любом отряде всех лагерей без исключения. Но психологически расслаблялись в этой комнате только старшина этапки и его близкие друзья. В других отрядах, не сомневаюсь, было то же самое. Простой зэк мог туда зайти только в качестве жертвы для допросов, давления и наездов. Или для рассказа о его финансовой поддержке с воли, его возможностях, чтобы договариваться об освоении капитала его друзей, родственников или диаспоры, «за спокойную жизнь».

Позже в ШИЗО мне рассказывал один из редких сокамерников, что до этого старшины, сидевшего сейчас напротив меня, там был другой, тоже рэкетир-убийца, со сроком как у Бармуды, но ещё и «злой бандит». Тот просто после первого отказа подписывать бумаги тупо начинал избивать. Помогал ему один освободившийся недавно дневальный, бывший омоновец. Но сейчас «Комната психологической разгрузки» предстала перед моими глазами с нынешним её хозяином немного иной.

Прозвище у этого нынешнего хозяина этапки было Бармен, от его фамилии – Бармуда. Имя, кажется, Андрей, боюсь ошибиться только. У меня всегда была плохая память на имена. Но это не важно. Если этой книге суждено выйти в свет, этот парень себя узнает.

У самого Бармена было всё отлично. Какой психологический стресс в «Комнате психологической разгрузки», где за стенкой была расположена его собственная кухня с личным поваром? А в той комнате, где был шкаф, где хранились вещи этапников, стояли тренажёры, турник, штанга, боксёрская макивара и постель дневального Вовы-пидора.

На вид Бармену 35–36 лет. В блестящей, мокрого шёлка чёрной рубашке. Таких же чёрных хороших брюках. Твёрдый и матёрый, самоуверенный взгляд на слегка скуластом лице. Чувствовалась, что, если он ударит меня, я сознание потеряю мгновенно.

С ходу он стал наезжать:

– Ты что зашёл в комнату в незастёгнутых брюках? Тебе что, по х… на людей? Ходишь, как будто у себя дома. Тебя что, родители не учили?..

И понёс безостановочно, не давая вставить слова… Как директор интерната для трудных подростков в плохих фильмах.

– Выйди, застегни ширинку и зайди опять.

Я вышел и отправился искать дневального. Попросил ножницы, он выдал. Я привёл, наконец, себя в порядок. Стукнул в дверь несколько раз и, выждав паузу, вошёл.

– А тебя не учили стучаться?

– Я стучал.

– А не нужно было дождаться разрешения войти? Ты вообще тупой? Из леса к нам в Уфу приехал? Ах ты…

И понёс опять… При этом он не кричал, говорил на автомате, как бы вроде насмехаясь, но не смеясь, а скорей причитая.

Тут я его прервал и сказал негромко:

– Вам что, нахамить некому? Что вы материтесь?

Он остановился, медленно соображая, что ответить.

Автомат, знающий ряд операций, столкнулся с нестандартной деталью, и его на время заклинило.

Я рисую забавную картину, но на самом деле нам обоим было не до смеха. Директор интерната, наверное, влепил бы вновь прибывшему воспитаннику мощную оплеуху. Но это был не тот случай, перед Бармудой стоял чужой ученик, который вырос не здесь и которого могут в любой момент забрать влиятельные родители. Привычное поведение с бессловесными и безродными рабами не помогло.

Не думаю, что он разглядел всю партию за моей спиной, с многочисленными друзьями. Но что-то он определенно понял своим чутьём зэка, отсидевшего уже лет семь и отгрызшего такое тёплое место, как старшина комнаты этапа. Людей, кто метит на это место, достаточно, но он оказался круче и проворнее всех. Лучше места только в столовой и на промышленных складах. Ну, может, ещё «на кресте», то есть в больничке. Но не факт, там больше мороки…

– А ты что, вообще не материшься?

– Нет.

– И никогда не матерился?

– Да матерился когда-то, но сейчас-то я уже не подросток.

– А что, только подростки матерятся? – заулыбался он, видимо раскачивая тему, думая, что сейчас меня таки просто «разведёт» на противоречиях.

– Конечно, не только подростки, но и взрослые все матерятся, как подростки. Только редкие люди могут правильно и по-взрослому материться. Даже подростки такие иногда попадаются. Но вы меня разве о мате позвали расспросить?

Видно было, что Бармуда стал играть на своём поле, но по мной уже навязанным правилам. Конечно, я не просчитывал стратегию, делал это всё спонтанно. Просто изначально знал, что бояться нечего, всё равно убьют. Если смерти не избежать, то приму её без позора.