Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

Подобные знаки «Божьего гнева» не раз появляются в фольклоре елизаветинского времени. По случаю наделения землей местных жителей на Охте был заложен каменный храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Строился он будто бы под наблюдением архитектора Михаила Земцова. Здесь хранилась икона Бога Саваофа. Храм был разрушен в 1932 году, однако легенда об этой иконе до сих пор живет среди верующих охтян. Согласно ей, икона была привезена из церкви на озере Ильмень, которую к тому времени закрыли. Когда приехавшие за иконами охтяне увидели, что образ Саваофа висит очень высоко, то или по лени, или в спешке решили не брать его. Но как только они отъехали от церкви, неожиданно поднялся сильный туман. Прихожане приняли это за знак Божьего гнева и вернулись за иконой. И действительно, едва ее сняли, туман тотчас рассеялся.

Два замечательных старинных храма находятся на углу 6-й линии и Большого проспекта Васильевского острова. Возводились они почти одновременно, да и стоят до сих пор в одной ограде. Есть несколько легенд, связанных с ними. О церкви Трех Святителей говорят, что первоначально она была «Оспенной». В ней будто бы отпевали умерших во время эпидемии этой страшной болезни. Еще говорят, что вначале она была протестантской киркой и только затем, перестроенная, стала православным храмом.

Легенда Андреевского собора связана с несчастной судьбой несостоявшейся императрицы, невесты императора Петра II Екатерины Алексеевны Долгорукой. По чудовищному стечению обстоятельств, молодой император умер накануне объявленной на 19 января 1730 года свадьбы. Екатерина, тщательно соблюдая траур, пережила своего жениха на шестнадцать лет и скончалась в 1746 году. До сих пор неизвестно место ее захоронения. Но если верить легенде, то могила княжны находится в ограде Андреевского собора.

Недалеко от этих старинных церквей, на Среднем проспекте Васильевского острова, вплоть до начала Первой мировой войны был известен недорогой ресторан, располагавшийся в старом, еще XVIII века, доме. Говорят, что в елизаветинские времена в нем находилась корчма, в которой Михайло Ломоносов будто бы однажды «пропил академический хронометр».

Здесь уместно привести одну малоизвестную и довольно сомнительную легенду о происхождении великого русского ученого от Петра I. Будто бы однажды, в 1711 году, во время одного из своих путешествий в Поморье Петр I в Тосно познакомился с холмогорской красавицей Еленой Сивковой, а когда узнал, что через девять месяцев Елена родила сына, был, как говорят, вне себя от радости. Известно, что Петр всю жизнь мечтал о наследнике. Отношения с сыном от Евдокии Лопухиной – царевичем Алексеем – были отвратительны, а Екатерина рожала ему только девочек. По одной из версий, именно поэтому Петр так долго – более десяти лет – не короновал ее как императрицу. Однако признать новорожденного своим сыном царь, понятно, не мог, тем не менее все сделал, чтобы обеспечить мальчику более или менее достойную жизнь. Он поручил его попечению местного старосты Луки Ломоносова, причем лично указал, что фамилия старосты должна перейти к младенцу.

К тому времени подлинный отец ребенка, некто Василий Дорофеев запил, и однажды в пьяном угаре убил свою жену, приговаривая при этом, как рассказывают легенды: «Как вспомню Тосно, так на душе тошно», а вскоре, будто бы в 1724 году и сам отдал Богу душу. Через год умирает Петр I. Но на смертном одре все же успевает покаяться в своем грехе главе Священного Синода, взяв с него клятву, во-первых, свято хранить государеву тайну, и, во-вторых, «избавить Ломоносова от тлетворного раскольничьего влияния». Известно, что Поморский край был краем раскольников, и известно отношение Петра к этой секте. Митрополит исполнил требование Петра. Вот почему, утверждает легенда, в 1730 году Михайло Ломоносов получает личный паспорт, что само по себе было случаем беспрецедентным для того времени. Этот паспорт давал его владельцу исключительное право на неограниченное передвижение по всей России. Ломоносов этим воспользовался и двинулся пешком из Холмогор в Москву.

Еще одно подтверждение рассказанной легенде о Ломоносове мы находим в петербургском фольклоре нашего времени. Студенты Университета убеждены, что памятник Ломоносову на Университетской набережной не случайно поставлен прямо напротив Медного всадника на противоположном берегу Невы. При выборе места будто бы было сделано все, чтобы «отец и сын постоянно смотрели друг на друга», напоминая всему миру о своей кровной связи.

В тридцати километрах от Ораниенбаума, в Гостилицах, при Елизавете Петровне раскинулось имение А. Г. Разумовского, в прошлом принадлежавшее президенту Военной коллегии в правительстве Анны Иоанновны генерал-фельдмаршалу графу Б. К. Миниху. По рассказам старожилов, при Минихе здесь стояла «небольшая крепость с пушками». А на вершине горы еще в 1880-х годах сохранялись остатки ветхого жилья какого-то пустынника, который, по местному преданию, каждый вечер «скрипом своих ворот давал знать крестьянам о своем существовании». В 1840-х годах на дне высохшего пруда в бывшем имении Миниха нашли мельничий жернов, на котором был высечен вензель Миниха, буква «М», корона над нею и дата – 1741. По преданию, этот жернов был опущен Минихом в пруд, когда он узнал о своей ссылке и конфискации имущества в казну. В 1889 году, по свидетельству Пыляева, извлеченный из пруда исторический жернов был водружен на пьедестал и установлен на берегу пруда.

Разумовские – одна из самых известных фамилий елизаветинской эпохи. Известно, что один из них, возведенный в графское достоинство Елизаветой, Алексей Григорьевич, был тайным мужем императрицы. По преданию, Елизавета Петровна, соблюдая строжайшую тайну, сочеталась браком с Алексеем Разумовским в Козельске, во время одного из своих путешествий по России. В Козельске сохранился величественный собор, будто бы построенный Разумовским специально для императрицы. Причем, огромные размеры собора, говорят, определялись размерами иконостаса, изготовленного в Италии и первоначально предназначавшегося для одной из петербургских дворцовых церквей. Иконостас перевезли в Козельск, да и собор, если верить местным жителям, построен самим Растрелли. Во всяком случае, козельцы в колокольном звоне явственно слышат: «Рас-трелли… Рас-трелли».

Алексей Разумовский по каким-то своим причинам отказался жить в Аничковом дворце, который Елизавета будто бы построила специально для него. Он последовал за императрицей в Царское Село. Аничков же дворец пустовал. Кроме слуг, поддерживавших порядок, в нем никто не жил. Тогда-то, если верить петербургской мифологии, в нем впервые появился призрак женщины «в белом балахоне», прозванной впоследствии «Белой дамой Аничкова дворца», которая сыграла немалую мистическую роль в жизни русских государей. Но об этом мы еще поговорим в соответствующем месте.

Возвышение Алексея Разумовского, бывшего украинского казака, а затем морганатического супруга императрицы Елизаветы Петровны, было столь удивительным, что, согласно старинному преданию, его мать Наталья Демьяновна, приехавшая однажды в Петербург и принятая блестящим царедворцем в Царском Селе, не узнала в нем своего сына. Не помогали никакие доводы, и только когда Разумовский «принужден был раздеться и показать родимые пятна», мать признала, что перед ней и в самом деле ее родное дитя.

Про другого Разумовского – Кирилла Григорьевича, гетмана Украины и президента петербургской Академии наук – в петербургском городском фольклоре известно немного. Пожалуй, можно отметить, что он был щеголем и что введением в моду французских нарядов Петербург будто бы обязан именно ему и его другу Ивану Ивановичу Шувалову.

Иван Иванович Шувалов, в день рождения матери которого – Татьяны – был подписан императрицей указ об основании Московского университета, чему мы все, кстати, обязаны появлением на Руси «Татьянина дня», был одним из просвещеннейших людей своего времени. Легенды утверждают, что, будучи в гостях в Швейцарии, он получил в подарок от тамошних шутников некоего символического чертика. С тех пор в его петербургском дворце на Итальянской улице этот чертик с рожками не давал покоя ни хозяину, ни его гостям. Графу это порядком надоело, и он решил избавиться от чертика. Но ничего не получилось. Отчаявшись, Шувалов обратился к монахам Троице-Сергиевской лавры. И те будто бы посоветовали ему приобрести русского черного кота, который непременно «одолеет иноземную нечисть». Дальнейшая судьба и чертика и кота нам неизвестна, но вот случайно ли в недавнее время появилось скульптурное изображение черного кота на Малой Садовой улице, вблизи бывшего дворца Шувалова – это еще вопрос.

Из известных российских деятелей в елизаветинское время, кроме Миниха, в немилость попал и генерал-фельдмаршал Степан Федорович Апраксин. Он содержался под арестом в Подзорном дворце, некогда выстроенном в устье Невы для Петра I, который любил оттуда наблюдать движение кораблей между Кронштадтом и Петербургом. Сохранилось предание о необычной кончине Апраксина. Будто бы Елизавета, недовольная затянувшимся следствием над фельдмаршалом, приказала «немедля кончить его дело, и если не окажется ничего нового, то объявить ему тотчас и без доклада ее монаршую милость». На следствии, как рассказывает легенда, было условлено, что когда председательствующий скажет: «Приступим к последнему», то в это время и будет объявлена монаршая милость. Услышав эти слова и предполагая ужасные пытки, старый солдат задрожал всем телом и тут же упал замертво.