Пеле, Гарринча, футбол-2 - Игорь Фесуненко

Желание режиссера было исполнено. Гол влетел именно с запрошенной точки.

изумляет всех, кто знаком с ним, больше всего тем, что при невероятно стремительном восхождении на вершину Олимпа (он стал чемпионом мира в 17 лет, а двукратным чемпионом — в 22 года), его ни в юности, ни в зрелые годы не тронули бациллы «звездной болезни». Он всегда восхищал меня своим дружелюбием, отзывчивостью и мягкостью в отношениях с окружающими. Если болельщику удавалось пробиться к нему через цепи никогда не ослабляющей своей бдительности охраны, то он мог быть уверен, что «Король» никогда не откажет в автографе, любезно поприветствует своего балдеющего от счастья обожателя, похлопает его по плечу и пожелает всего доброго.

Именно такой была наша первая встреча тридцать лет назад на тренировочной базе в «Сантосе», о которой я рассказал в главе «Знакомьтесь: Пеле». Утомленный до последней степени нещадной тренировкой, он беседовал со мной два часа, терпеливо отвечая на все вопросы, на многие из которых ему приходилось отвечать уже тысячи раз. И даже согласился по моей просьбе сыграть на гитаре и спеть несколько песенок собственного сочинения, которые я затем послал в журнал «Кругозор», где они и были изданы на гибком диске. Изданы без его формального разрешения (кстати, это ведь был первый в его жизни диск!), за что «Король» простил меня и не настаивал на выплате авторского гонорара. Хотя, замечу, впоследствии неоднократно укорял меня за «самоуправство».

Множество раз я видел, как он, выходя, к примеру, из автобуса, доставившего команду на стадион, приветливо и дружелюбно откликался на восторженный вопль какого-нибудь торседора, сумевшего прорвать заградительный заслон и прорваться вплотную к «Королю».

«Здравствуй, Пеле!» — рыдая от счастья, визжал счастливчик. И в ответ обязательно слышал: «Привет, привет! Как дела? Все в порядке?»

И обалдевший от счастья фанат восторженно глазел вслед удаляющемуся божеству. Теперь у него оставалось счастливое воспоминание на всю жизнь.

Но этот почти ангельский характер Пеле или, точнее, нрав поразительно менялся, когда «Король» выходил на футбольное поле, на котором он всегда был

Да, это была весьма заметная черта его натуры: повышенная, мягко скажем, говорливость на поле. Поразительно, но факт: при всей его сдержанности, чувстве собственного достоинства, при врожденной интеллигентности, мягкости, которые свойственны ему во «внефутбольной» жизни, во время игры он всегда был одним из самых крикливых, а иногда и сварливых игроков. Несколько матчей «Сантоса» на «Маракане» я провел прямо за сеткой ворот соперников «сантистов» рядом с фотографами и операторами. Именно там, например, смотрел знаменитую игру с «Васко да Гама», в которой Пеле забил свой тысячный гол. И скажу прямо: слышал в его исполнении такие перлы народного творчества, которые не поддаются цитированию в прессе. И все же постараюсь передать хотя бы несколько фрагментов, адаптировав их применительно к нормам русской речи.

— Эй, ты, негао, — кричит Пеле сопернику куда более, кстати сказать, светлокожему, чем он сам. (Слово «негао» означает нечто вроде «черномазый». Оно может звучать и уничижительно, и шутливо, даже ласково, в зависимости от ситуации и интонации. Мы ведь тоже, к примеру, слово «бандит» можем произнести по-разному? Одно дело — в уголовной хронике, а совсем по-другому оно прозвучит в устах молодой мамаши, обращающейся к своему непоседливому пятилетнему сыночку.)

— Эй, негао! — вопит «Король» сопернику. — Ты пытался меня обвести? Ты что, с ума сошел? Отвали-ка в сторонку и не путайся под ногами!

— А ты, дурачок, — кричит он через секунду своему полузащитнику. — Куда тебя понесло на левый край? Ты же не играешь левой ногой! Убирайся на свое место!

Ворвавшись в штрафную площадку соперников и получив в очередной раз по ногам, он огрызается:

— Еще раз меня зацепишь, получишь сдачи! И уедешь на носилках, так и знай!

И так весь матч с первой до последней минуты.

Так шумно он играл всю свою футбольную жизнь. Причем у него была даже своя философия, объясняющая эту страсть к воплям на поле.

— Крик — это тоже элемент игры. И весьма важный, — откровенничал он однажды. — В «Сантосе» я и Зито кричим больше всех. И помогает. Даже среди своих игроков бывают такие, которые смогут играть только тогда, когда на них прикрикнешь. Начинает игру он сонно, вяло, еле двигается. А заорешь на него разок-другой, да погромче, так он, глядишь, и забегал. Нет, крик это такое же оружие, как финт, как удар головой, как хороший пас, как рывок к воротам.

Кричал он на поле много, и потому иногда могло сложиться впечатление, что это очень жесткий, даже грубый игрок, но в том-то и дело, что вся его «грубость» и «жесткость» были строго ограничены словами. То есть криками. Грубостей физических: ударов по ногам, запрещенных толчков он, как правило, не допускал. Во всяком случае, никогда не начинал первым. Но если получал, то мог в качестве ответа действительно отправить «агрессора» на больничную койку.

Отмечен в его биографии и эпизод, когда он даже сломал ногу защитнику немецкой сборной. Но это была не умышленная грубость, а несчастный случай.

Гораздо чаще он сам становился объектом насилия и грубостей со стороны тех, кто не мог сдержать его «легальными» способами. И случалось нередко, что в ответ на грубость соперника, на толчок в спину, на подножку Пеле спустя несколько минут, в очередном игровом эпизоде, когда обидчик оказывался рядом, мог изящно и остроумно, даже едко унизить его серией стремительных, откровенно издевательских финтов, превращавших грубияна в беспомощного дурачка, уязвленного и оглушенного свистом трибун.

Обычно играл он чисто. Уважал правила игры. Не был способен на «подвиг» Марадоны, который на чемпионате мира 1986 года забил свой знаменитый гол рукой, а потом сказал, что это была «рука божья».

Но не будем идеализировать «Короля»! Иногда он мог и слегка схулиганить, схитрить. Как это было однажды, когда в трудном матче, где чаша весов колебалась то в одну, то в другую сторону, ожидая мяч в штрафной площадке и безуспешно пытаясь освободиться от прилипшего к нему защитника, Пеле во время подачи углового, когда все, в том числе и судья, смотрели на угол поля, вдруг неожиданно и быстро просунул голову под руку своего «сторожа» и одновременно завопил дурным голосом:

— Эй, судья! Судья! Смотри, что он со мной делает!

Судья обернулся, увидел нечто, напомнившее прием из греко-римской борьбы, и, подавленный авторитетом «Короля», послушно свистнул и… показал на отметку пенальти.

Да, «Король» мог быть хитер, мог быть строг, но он в то же время всегда был и остается чрезвычайно сентиментальным.

неоднократно видел футбольный и не только футбольный мир.

Ему ничего не стоит заплакать. Впервые это случилось сразу же по окончании финального матча на чемпионате мира в Швеции: он рыдал взахлеб на плече счастливо улыбающегося Жилмара.

Он плакал, когда стал «би-кампеоном», он прослезился в торжественный момент завоевания «три» в Мексике в 1970 году. Он обильно лил слезы, когда забил тысячный гол: рыдал, пока журналисты и торседорес носили его вокруг поля на своих плечах. Потом плакал под душем, потом всхлипывал, уже сидя на скамейке и вытираясь. И трогательно вновь прослезился, когда я там, в раздевалке, вручил ему маленький сувенир — программку нашего футбольного матча с автографом Льва Яшина, сказав, что великий русский вратарь тоже поздравляет его с тысячным голом. (Лев Иванович, по правде говоря, передал мне ее для Пеле за несколько месяцев до того дня: когда я был в отпуске в Москве. Ну, а вручение сувенира я просто приурочил к самому торжественному и счастливому моменту в жизни «Короля».)

Конечно же, он ронял скупую мужскую слезу каждый раз, когда прощался с футболом. А этот процесс у него затянулся на долгие годы и превратился в настоящий «крестный путь». В тридцать один год он прощался со сборной: плакал навзрыд. В тридцать четыре — расставался с «Сантосом»: рыдал. В тридцать шесть — прощался с «Космосом»: лил слезы как ребенок.

Нет, я не иронизирую. Я просто привожу факты. И призываю: будем объективны! Скажите мне, скептики, пожалуйста: смог ли кто-нибудь из нас, пусть даже самых твердокожих и крутых мужиков, остаться без влаги в глазу, когда в твою честь стотысячная архибанкада «Мараканы» подымается на ноги в едином порыве и куда-то в небо, к планетам, к созвездию Южного Креста несется обращенное к тебе громоподобное: «О-стань-ся!!!»

в которую никому нет доступа.