Записки на запястье - Ольга Паволга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой?
— Не помню, но сгорает всё к едрене матери.
— Давай «Унесенных ветром» лучше возьмём.
— Вот! Там всё и сгорает!
Стас неожиданно мрачен, молчалив, не отвечает на вопросы и трудно понять, слышит ли он меня.
— Прости, ты, я вижу, совершенно в себе.
К тебе туда можно?
— Нет, не входи. Здесь не прибрано.
Стас меня угощает:
— Оля, ешь шоколад.
— Я не могу, фигуру берегу.
— Ферзя?!
В агентстве все выключатели подписаны, чтоб свет появлялся по секциям, только там, где надо. Полвосьмого утра, пустой офис, и только мы со Стасом пришли доделывать срочные дела. Стас, освещая наши столы:
— Нет, ты посмотри, на выключателях над их столами значится «креатив», а у нас с тобой «коридор». То есть мы тут буквально погулять вышли!
Стас объясняет мне преимущества системы Т9 для набора sms:
— И быстро получается всё, но если ты вводишь какое-то новое слово, она теряется.
— Например?
— Ну… вот слова «чпокушки» она не поймет.
Очень быстро надо придумать название для банковского вклада, Стас, создавший слово «чпокушки», и использующий его вроде «ку», бодро мне:
— Всё, готово, записывай, вклад «теперь я спокоен за свои чпокушки».
Стас рассказывает о приятеле, который был редактором порно-сайтов:
— И, понимаешь, вот если обычные люди, когда входит босс, быстро закрывают порнуху и тупят в Яндекс…
Вспоминаем со Стасом киношных суперменов, которых наш герой должен победить:
— Бетмен.
— Было…
— Человек-паук.
— Было…
— Ну… есть ещё Робин Гуд, но он какой-то детский.
Стас, радостно светлея:
— Почему же, наша целевая аудитория с удовольствием даст в морду Робин Гуду!
Придумываем с Мишкой названия для жилого комплекса. Смотрим список уже существующих, встречается «Дом у дендрария». По-моему, это уникальное место преступления, «убийство викария в доме у дендрария». Размышляем, что хорошо бы ввести в наше название какую-то военную тему, но чтобы это было мирно, вроде привал, отдых. Мишка, просияв:
— Жилищный комплекс «ТЫЛЫ».
Мишку ценю за быстроту реакции. Полдня обсуждаем вдесятером идею, по костям уже обговорили, покрутили в руках каждую деталь. Просим одного из десяти нарисовать огурец (набросок, сырой рисунок от руки). Тот рисует совершенно не то, что было у нас в головах. Обсуждаем, как переделать, получаем результат — опять не то, хотя возможностей для маневра не было совсем. Не выдерживаю, вспыхиваю, жалуюсь Мишке:
— Я вообще давно подозревала, что у каждого есть своя собственная система координат и знаков, смыслов общепринятых слов. Я удивляюсь, как это мы вообще друг друга хоть как-то понимаем. Это же почти невозможно!
— М-м-м… что ты сейчас сказала?
Плачусь Мишке:
— После гостей дома остались чипсы. И их невозможно не есть, руки прямо тянутся, оторваться нельзя, краем мозга всё время помнишь, что там ещё осталось, и идёшь, идёшь к ним. Ужасно, они, наверное, что-то кладут в эти пакеты.
— Да. Чипсы.
Креатив, вечер, все мутны и недовольны. Серёжа, пытаясь как-то разрядить обстановку:
— Вы вообще в курсе, что сегодня матч Болгария-Швеция?! Это же спектакль!
Мишка, тихонько мне:
— То есть сейчас самое время спросить, кто играет.
Он же говорит, что сантехник поразил однажды его философским вопросом:
— Хозяин, беду будем устанавливать?
Придумали с Мишкой, что нам, как копирайтерам, нужно организовать свое объединение и назвать его «Речьфлот». Агентство так можно назвать.
Вова уткнулся лицом в большой пакет печенья, Мишка сочиняет письмо раскадровщику:
— Ну, я пишу «отрисовать круглые, квадратные и треугольные печенья»…
— Нет, про треугольные не пиши.
Их тут нет.
— В брифе написано, что есть.
Вовка, не вынимая лица из пакета:
— Мишка, жизнь всегда круче брифа.
Ребята пустили меня к себе на съёмку на студию Горького, ролик про печенье, толпа реквизиторов и ассистентов гипнотизирует вафлю, чтобы она упала точно по заданной траектории. Отправляемся побродить по павильонам, я захватываю камеру, Мишка с Вовой мне:
— Слушай, тут, кажется, нельзя снимать…
— Да-да, мне тоже рассказывали, что на Горького снимать совершенно невозможно!
Мишке со Стасом надо снимать бонсай. Купили деревце, принесли с собой в кабак. Поставили на свободный стул, Мишка озабоченно разворачивает бумажку:
— Мне вот дали памятку, как за ним ухаживать.
— Смотри, ты уже начал. Привел его в ресторан.
— Мне вообще сказали, что это обычное большое дерево, просто его особенным образом растили.
— Да, не любили, несправедливо наказывали, обзывали — унижали.
Мишка вернулся из Норвегии, привёз две тысячи фотографий, и мы велели не удалять даже банальные восходы и закаты, потому что казалось, что в загадочной стране прекрасно всё.
На шестисотом изображении безлюдных камней становится немного безнадёжно:
— Ммм, кстати, а почему нет ни одного заката, ты их стёр?!
Стас, мрачно:
— Потому что мы смотрим то, что он отснял в первый день, то есть ещё до заката.
Мишка рассказывает про птичий заповедник в Испании, где почему-то на территории много рисовых полей, на которых расставлены отпугивающие заповедных птиц устройства:
— И это как-то по-идиотски всё, рисовые поля, которые берегут от птиц, которых сами туда собрали и охраняют. Странно даже, что это не у нас, а в Испании.
— Да нет, — говорю, — Мишка, у них просто страна маленькая, наверное, это рациональное использование природных ресурсов.
— Рисурсов, да?
Пишу Мишке из Дублина, что никак не скачивается нужный плагин, и я не могу работать:
— Миха, он не встаёт и не встаёт!
— Оля, не пиши мне так, мы валим тендер по колесам от импотенции, и наша лучшая идея пока — что Ромео выжил с грустными последствиями.
Для каталога попросили подписать каждую мою фотографию, какой техникой сделана, какая камера, объектив. Несколько снимков отсняты с Мишкиными стеклами и, конечно, сейчас не вспомнить, какими. Пишу ему: скажи, говорю, не могу опознать, что это было, все подписаны, а одна пустая фотография осталась.
— Оля, я тебя очень прошу, напиши пожалуйста после всяких Nikorr и Tamron — «неизвестный объектив Михаила Перловского».
В Coffebean видела поутру совещавшихся копирайтеров. Одна девушка с чувством говорила другой:
— Ты реально думаешь, что «божественно вкусный» ещё может прокатить?!
Готовим с новым дизайнером Сашей макет в прессу, нужна подборка платьев, туфель, сумок. Сама Саша выглядит прекрасно — с короткой стрижкой, но двумя длинными косичками, в носу серёжка, общий вид прогрессивный. Говорит мне:
— Смотри, Оля, вот я выбрала. Тут только то, от чего меня реально тошнит, а значит, это нравится девочкам.
В агентстве праздничное событие, торт, вокруг стоит весь креатив. Кто-то спрашивает, мол, что за торт, из чего сделан.
Виновница Вера начинает на голубом глазу рассказывать:
— О, это особенный фруктово-ягодный торт, он такой лёгкий и воздушный, что…
Серёжа, мрачно перебивая:
— А вы, Вера, случайно не в рекламе работаете? У вас бы вышло…
Прослушав пару раз базу голосов для озвучки роликов, я теперь поимённо знаю всех, кто разговаривает со мной с экрана. То есть в прямом смысле имя и фамилию, а то, как они меняют интонацию, прыгая с йогуртов на стиральные машины, ничего не меняет. Маленькая такая, как пацан восьмилетний, в форточку лазила, у этой косой шрам на шее от бритвы, рыжая, часто бывает с различными мужчинами в ресторанах, волосы подкрашивает стрептоцидом, она же валентина панияд.
Штормим, ищем аналог к сцене из фильма «Светлый путь».
— Слушайте, давайте придумаем какой-нибудь вариант ткацкой фабрики, но мужской. Есть у нас что-нибудь такое массовое с мужиками? Дима сурово и тихо:
— Есть. Воркута.
Дима кому-то что-то объясняет:
— А после этого всем немедленно сделается мудап.
— Что, прости, сделается?
— Mood up.
Завал, все сидят допоздна, Диме надо уходить:
— Что, Дима, бежишь с корабля?
Пауза, прищуривается:
— Кто крыса?
— Дима, — спрашиваю, — а ты сейчас чем занят?
Дима, отрываясь от фотошопа:
— Я… травлю мужика. Господи, чем я занимаюсь… Я травлю людей… Я фашист, Господи!
Кто-то говорит Диме:
— Там евреи заказчики, их можно и подвинуть по цене.
— Примерно так на семь сорок, да? — уточняет.
Дима жалуется утром:
