Все хорошо - Мона Авад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я сочувствую вам, Миранда. Честно», – однажды сказал он мне.
И я расплакалась. Джон вытащил из коробки, разрисованной улыбающимися пушистыми мячиками, бумажную салфетку и протянул ее мне. А потом деликатно отвернулся, пока я сморкалась.
Но сегодня мне от него нужно только одно – пускай прикоснется ко мне своими волшебными руками и хоть на краткий миг подарит облегчение. Хочу, чтобы он велел мне лечь и аккуратно надавливал на спину, бедра и тазовые кости, пока жена не позовет его домой.
«Джон?»
«Да?»
В гараже она никогда не показывается, но однажды я видела ее зловещую черную тень на стене.
– Может, лучше сразу приступим к делу? – наконец, спрашиваю я. – Начнем, а там видно будет?
И всем весом наваливаюсь на стол. Охая от боли, переворачиваюсь на живот, подтягиваю налившиеся свинцом ноги. Сую лицо в пончикообразную дырку. А потом просто лежу и жду. Джон растерянно топчется возле стола. Раньше я никогда не вела себя так бесцеремонно. Попытайся я вот так покомандовать у Марка, он бы немедленно велел мне встать. А Люк бы просто вышел за дверь. Уткнувшись лицом в дыру, я разглядываю пол и кроссовки Джона, носки которых все еще терпеливо глядят на меня. Из глаза выкатывается слезинка и падает на пол – ровно между ними. Я задерживаю дыхание.
– Ладно, Миранда, – говорит Джон, и мне слышно, как он наконец-то откладывает планшет. – Как скажете.
– Спасибо, – шепчу я.
Закрываю глаза. И чувствую, как он осторожно, очень осторожно приподнимает подол моего платья. Будто я и вправду человек. «Джон обращается со мной, как с человеком», – мысленно говорю я другим врачам.
Марк с безразличным видом пожимает плечами. На лице его написано: «Все равно вы ко мне вернетесь». До чего же он уверен в себе, в своей компетенции, в своем опыте, в своих аппаратах. «Хотите, чтоб с вами обращались, как с человеком, на здоровье!» Он не станет возражать против моих тайных встреч с Джоном, он легко меня отпустит.
Я жду, что Джон прикоснется ко мне. Знаю, это прикосновение меня не спасет, не вылечит, но от него мне хоть ненадолго станет легче.
– Чувствуете? – спрашивает Джон, надавливая мне на спину кончиками пальцев.
Но сегодня я ничего не ощущаю. Совсем ничего? Не может быть. Хоть что-то я должна чувствовать!
– Ээ… Кажется, да, – лгу я. – Может, попробуем немного сильнее?
– А так? – спрашивает Джон, усиливая нажим. – Чувствуете?
Ничего. Абсолютно ничего.
– Определенно, да, – вру я.
И твержу себе, что и в самом деле чувствую. Я должна, должна почувствовать. И почувствую. Обязательно почувствую. С минуты на минуту.
Глава 9
Мне хуже. Гораздо, гораздо хуже. Скрутило еще сильнее, чем раньше, хотя, казалось, сильнее уже невозможно. И все же это так. Мне конец. На этот раз совершенно точно. Я поняла это, еще когда Джон махал мне из окна, пока его жена не опустила жалюзи. Когда хромала к машине, припаркованной позади Джонова внедорожника. Когда мои ноги подкосились, пока я безуспешно пыталась отковырять лед с лобового стекла. Когда, умирая от боли, ехала домой сквозь тьму и холод. Мне сообщили об этом мои кости. Джон, Джон, Джон, что ты со мной сделал? Нет, Джон не виноват. Это все я. Мое изломанное, не желающее выздоравливать, не желающее исправляться тело. Дорога домой – настоящая пытка. Никогда еще Новая Англия не казалась мне такой темной, такой неприветливой. Вдоль скользкого шоссе сверкают тонкие обледенелые деревья. Все вокруг черное и застывшее. Я думаю о разговоре с деканом. О Бриане, которая наверняка сейчас празднует победу. О трех пластмассовых ведьмах, которые, хохоча, кружат вокруг игрушечного дымящегося котла. Домой… Зачем мне возвращаться в эту темную квартиру? Чтобы лежать на жестком полу гостиной, закинув ноги на стул, и слушать, как за стенкой трахаются соседи? Они почти каждую ночь этим занимаются, до самого рассвета. И не только трахаются, в перерывах они разговаривают. И смеются! Это ужасно, просто ужасно. Слов мне не разобрать, но этот проклятый смех я слышу очень отчетливо. И через стенку шиплю им: «Я ненавижу вас. Заткнитесь на хрен!» А потом начинаю причитать: «Когда же вы оба сдохнете, а? Пожалуйста, пожалуйста, сдохните поскорее!» Но они, конечно, не слышат. Смеются, трахаются, болтают, снова смеются. А еще она кончает, снова и снова. А я чувствую себя скалой, о которую бьются океанские волны. Бьются, не утихая, не обращая внимания на ее вопли, потому что они – природа, беспечная живая сила. Мне все время мерещится, что я вот-вот умру от звуков, вырывающихся у нее из глотки. А может, я прямо сейчас умираю? Сидя в машине и вцепившись в холодный руль? Может, и так. Что ж, наконец-то! Время пришло. С меня хватит. Вот и бог мне на это намекает. На черном небе не видно ни одной звезды. Не могу я вернуться к себе в квартиру! Не могу лежать там и воображать свое будущее. Какое оно? Одинокое. Холодное. Черное. Три игрушечные ведьмы. Бумажная луна. Голая темная сцена. Единственный белый луч. Тревор бормочет что-то, сжимая в руке пластиковый меч. Рядом Бриана в белом платье с выпачканными бутафорской кровью руками. О нет, не бутафорской. Это моя кровь. Моя кровь у нее на руках. И она счастлива. Она в восторге. Хоть никто, кроме меня, и не разглядит победной улыбки у нее на лице. А режиссером будет Грейс. Нет, Фов. Так и вижу ее в лобовом стекле. Вот она стоит за кулисами в мелодично позвякивающих серьгах, очень довольная. Сложив руки у губ, смотрит на сцену так, словно там дает представление сам господь бог. И звонко аплодирует – самой себе, своему терпению. А меня, если я до тех пор не умру, тоже заставят на это смотреть. Да, мне придется продолжить преподавать, чтобы не потерять медицинскую страховку. И в зал меня ввезут в инвалидном кресле, как недужного Короля. А тело мое будет пылать, как звезда, как планета Меркурий. Съезжай с дороги. Давай же, съезжай на обочину, в холод и тьму, сминая колесами тонкий ледок. Достань гремящие в карманах пузырьки. И глотай таблетки. Не важно какие. Можно даже все сразу, почему бы и нет? И все будет кончено. Я закрою глаза. Загляну в
