Нулевой пациент. Книга Первая - Анна Викторовна Томенчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Семья не из благополучных, — уклончиво ответил Ли. — А мама скончалась на днях — рак.
Хоул покачал головой. Его голубые глаза холодно блеснули. Без осуждения и без эмоций. Стальной блеск интереса и понимания, так свойственный людям, работающим в психологии.
— Больную маму он тоже нарисовал, — проговорил Себастьян, указывая на фигурку женщины-чертика с перевязанной широкими лентами бинта грудью. — Но она не вызывает эмоций. А вот это — отчим. Большой, грузный с размазанным лицом и надорванными губами. Мальчик явно хотел, чтобы этот субъект не мог смотреть и говорить.
— А вот нам придется с ним поговорить, — сухо произнес Ли. — Я ничего не понимаю в психологии, но, кажется, читал, что травмирующее детство может привести к…
Андреас замялся, пытаясь подобрать слова. Хоул улыбнулся.
— Разберемся. Но вы же понимаете, что юридически призвать мужчину к ответственности не сможете. Равно как и оправдать стрелка. Нет такой практики в мире. Возможно, она появится. Но сейчас — нет.
— У меня нет задачи посадить жестокого отчима, — сверкнул глазами полицейский. — У меня есть четкая задача определить мотив преступника, сформировать отчет и довести до сведения начальника управления, что повлияло на решения убийцы. А он в свою очередь сделает доклад в министерство юстиции. А те донесут до мэра необходимую информацию, и, если мы найдем четкие взаимосвязи, администрация сможет повлиять на происходящее. И не допустить появление таких же, как стрелок.
Себастьян посмотрел на Андреаса долгим острым взглядом.
— Вы думаете, что человеческая психика настолько предсказуема, что исследование лишь одной истории позволит вам раз и навсегда пресечь ее повторение? Капитан Ли, я не хочу вас расстраивать или учить. Но даже Павлов был шокирован в рамках своих экспериментов с собаками, что при одинаковых воздействиях у каждой собаки вырабатывается свой уникальный рефлекс по своему уникальному сценарию. Вот вы установите, что мальчик жил без света, без одобрения родителей, без родного отца, в нищете, страхе за мать и себя. Установите, что он слишком рано нацепил на себя роль родителя, а потом скатился в псевдовзрослое состояние. Что стал защитником для матери, а по факту — ширмой. Установите, что методы воспитания мистера Уилсона травматичны. Но вы не сможете отдать эту информацию выше. И знаете почему?
Ли молчал.
— Потому что как минимум пятнадцать процентов подростков Треверберга живут практически в таких же условиях, — после недолгой паузы продолжил Хоул. — Неполные и неблагополучные семьи, существование за гранью нищеты и принятой обществом нашего города нормы. Но никто не стреляет. Стреляется и вешается — да. Но не приходит в школу с оружием и не уносит с собой жизни двадцати восьми человек.
— Тогда мне закрывать следствие?
Себастьян пожал плечами.
— Я не полицейский. Делайте то, что велит вам долг и разум. А я помогу. Давайте уже поговорим с господином Уилсоном, и я вернусь в больницу.
— Да, он нас уже ждет в допросной, — подтвердил капитан. — Какие вопросы вы планируете ему задавать?
Доктор Хоул тонко улыбнулся.
— Задавать вопросы — это ваша прерогатива, капитан Ли. Моя задача смотреть и слушать.
Он хотел сказать, что судя по тому, что Андреас рассказал ему про отчима, тот хочет, чтобы его поймали, хочет быть наказанным и вполне осознает, что был не прав. Только подтолкни, и он выложит все в мельчайших, самых постыдных и отвратительных подробностях. Но такое суждение было бы непрофессиональным. Врач не имеет права делать выводы о ком бы то ни было по рассказам третьих лиц. Ведь все, что люди говорят, это и есть они. Одна и та же истина преподносится по-разному. Каждый проговаривает лишь то, что у него болит. И психоаналитик в Хоуле подумал о том, что Ли, возможно, не совсем счастливый сын.
Конфликт отцов и детей заложен эволюцией. Именно он толкает развитие человечества, заставляя его идти по сложному, полному трудностей и болей пути по спирали. Без него, без отличия одного поколения от другого, невозможен прогресс. Именно это делает человека человеком. И речь не про естественный отбор. В общем и целом человеческая жизнь — это череда конфликтов и кризисов. Человек один на один с миром, с социумом, с телом, с собственный бессознательным. И не каждый способен выиграть в этой войне. Даже проработанные до кончиков ногтей аналитики могут сорваться в кризис. И это нормально. А вот то, что сотворил Томас Уилсон — не нормально. Напряжение мортидо выплеснулось наружу. И этот взрыв унес с собой слишком много невинных жизней.
Хоул подумал также о том, что спусковым крючком являлась либо дата, либо событие в классе. Подтверждением первого являлся найденный в комнате убийцы конверт с письмом. Но и второе исключить было нельзя, ведь единственным живым свидетелем существования Томми в классе была Милена. О других контактах информацию собрать не успели. А Милена Огневич до сих пор не заговорила. Хотя она уже начала отвечать рисунком на рисунок. Впрочем, дальше погоды и еды продвинуться не успели. При таких травмах форсировать события нельзя. Полиция наседала на больницу и лично на него, но Себастьян жестко отстаивал свои границы. Если пережать сейчас, Милена сломается. И тогда драгоценные сведения о жизни Томми Уилсона окажутся замурованными в ее бессознательном. А оттуда так просто еще никто ничего не доставал.
— Хорошо, — сказал Андреас. — Пошли.
Доктор в последний раз посмотрел на рисунки стрелка, грустно улыбнулся и поднялся вслед за капитаном, на ходу поправляя пиджак. В таком виде он походил больше на адвоката, чем на врача.
***
Уилсон сидел на стуле, тяжко развалившись и не понимая, куда деть грузное тело, которое буквально стекало, не умещаясь на пластиковом сидении. По его лицу градом тек пот, и мужчина то и дело промакивал его рукавом. Андреас Ли пропустил психиатра вперед, и осторожно закрыл за собой дверь. Отчим стрелка поднял на него тяжелый, будто затуманенный алкоголем или наркотиками взгляд, и с трудом выпрямился на стуле. Даже попытался встать навстречу, но Ли остановил его коротким движением руки.
Себастьян занял свое место напротив свидетеля, спокойно достал большую тетрадь формата а4, остро заточенный карандаш, закинул ногу на ногу
