Раджпуты. Рыцари средневековой Индии - Елена Успенская

Во-первых, это великая Бхагавадгита, или Гита, «Песнь Господня». Эта инкорпорированная в основное сюжетное повествование Махабхараты поэма считается одним из главных религиозных текстов индуизма. Бхагавадгита входит в шестую книгу Махабхараты и представляет собой диалог между Арджуной, одним из братьев-Пандавов, великим лучником и воином, и Кришной, божественным помощником Пандавов. Кришна в Махабхарате — возничий, колесничий Арджуны, но это и одна из аватар бога Вишну, который в столь смиренном облике помогает силам добра восстановить нарушенную справедливость и защитить дхарму, мировой закон, который состоит, в том числе, и в спасении добрых и наказании злых. Беседа между ними происходит перед началом сражения, когда Арджуна хочет осмотреть место битвы, и колесничий привозит его туда, откуда хорошо видны родственники и друзья, учителя Арджуны. Вот как это сказано в поэме (перевод В. С. Семенцова): «Потрясенный скорбью великой, Сокрушенный, сказал Арджуна: «Когда вижу я родичей этих, Что сошлись сюда, Кришна, для битвы, Мои члены никнут бессильно, рот от ужаса пересыхает, сотрясается дрожью тело, волоски подымаются дыбом. Моя кожа горит; лук Гандиву Эти руки вот-вот уронят; подкоситься готовы ноги, Как потерянный, ум блуждает. Не провижу благого исхода, Коль убью своих родичей в битве… Я не жажду победы, Кришна! Ни богатств мне не надо, ни царства… Здесь отцы и наставники наши, Сыновья здесь стоят и деды, Дядья, внуки, шурины, свекры, Друг на друга восставшие в гневе. Пусть меня убивают; но я их Не убью!.. Что за грех великий, о, горе, Совершить приготовились все мы! Ведь родных мы убить готовы, Вожделея услад и царства. Пусть меня, безоружного, ныне Убивают сыны Дхритараштры: Я не стану им сопротивляться — Смерть такая мне будет не в тягость». Так сказав, среди битвы Арджуна На сиденье упал колесницы, Лук отбросив и стрелы, с душою, Пораженной тяжким страданьем» (15, 147–149). В момент, когда громадные противостоящие армии выстроились готовые к сражению, добрый Пандава все еще не теряет надежды избежать большого кровопролития, и даже готов отказаться от своих притязаний на царство, чтобы не губить родичей и друзей. Бог в человеческом образе, вдохновляя его на битву ради торжества дхармы, произносит проповедь о долге кшатрия, о дхарме кшатрия, о его действиях, о нравственности и морали, о самом предназначении человека. Именно в этих разъяснениях поколения индуистов находят для себя ответы на сложные вопросы бытия — о смысле деяния и о неколебимости в действиях, обретают твердость в дхарме.

Дхарма — очень сложное понятие индийской культуры, одно из важнейших в индуизме. В индуизме, как известно, нет какого-либо одного «истинно верного пути», ортодоксального учения. Индуизм — это конгломерат верований, культов, религиозных течений. Этим словом обычно определяется не только система религиозного мировоззрения, но и освященные ею общественные институты — в частности, каста. Индуизм вполне бессистемен, в нем отсутствует более или менее разработанная теологическая основа, отсутствует централизованная церковная организация. Практически он реализуется в виде дхармы — свода правил, обязательных для каждого индуиста, регламентирующих его поведение, т. к. дхарма индивидуализирована; у каждого — личный путь спасения. Перевод понятия «дхарма» приблизительно такой: закон, обязанности, справедливость, религиозный долг. Это совокупность религиозных правил, соблюдение которых («закон») является необходимым для поддержания миропорядка; этот миропорядок драматическим образом нарушается, если каждый не понимает и не соблюдает своей дхармы, т. е. норм кастовой жизни. Личная дхарма зависит от касты человека, от его общественного предназначения, и дхарма же определяет правила кастового режима. Соблюдая правила и предписания поведенческого режима своей касты, ведя «правильную жизнь», человек имеет все основания думать, что он хорошо выполняет свою дхарму. Индуизм — это религия дхармы, или даже «истинная, вечная дхарма». Отсюда то значение, какое придает своей дхарме всякий индуист, и кшатрий в том числе.

Вот какими словами укрепляет решимость кшатрия воевать его собеседник: «Говоришь о вещах ты мудрых, Только жалость твоя напрасна; Ни умерших, ни здесь жнзущих Мудрецы никогда не жалеют… То, что есть, никогда не исчезнет; Что не есть — никогда не возникнет; Этих двух состояний основу Ясно видят зрящие сущность. То, чем весь этот мир пронизан, Разрушенью, знай, неподвластно… Лишь тела эти, знай, преходящи Воплощенного; Он же вечен. Не погибнет Он, неизмеримый: Потому — сражайся без страха!.. Как одежду изношенную бросая, человек надевает другую, Так, сносив это тленное тело, Воплощенный в иное вступает… Когда гибнут тела, Воплощенный Ни в одном из них не умирает; Это значит: о Нем во всех существах Сожалеть ты, Арджуна, не должен. Также, дхарму свою соблюдая, ты в бою колебаться не смеешь: Помышляя о долге, сражаться — это благо для кшатрия, Партха! Когда в битву такую вступает, Исполняется радости кшатрий, Словно дверь приоткрытую рая Пред собою увидел внезапно. Если ж ты эту славную битву Вопреки своей дхарме покинешь — То, свой варновый долг и славу Погубив, лишь грехом осквернишься» (15, 150–153). Очевидно, что Божественный разъясняет Арджуне, и это положение — одно из основных в индуизме, — что душа бессмертна, убить ее невозможно, и куда опаснее для собственной души и кармы кшатрия совершить грех — грех невыполнения своей дхармы.

Здесь мы встречаемся с другим важнейшим философским понятием индуизма, которое называется «карма». Слово означает буквально «деяние, поступок» и определяет закон причинно-следственной зависимости — так, как он понимается в индуизме. Принцип причинности приводит к тому, что следование своей дхарме, вся жизнь в обществе в строгом соответствии с традиционными нормами и предписаниями должны приводить к благополучию в этой жизни и — особенно — к преуспеянию в следующих перерождениях и жизнях. Человек, который не нарушал своей дхармы, имеет все основания надеяться в следующем рождении воплотиться в образ человека более высокой касты, более благополучного во всех отношениях человека, да мало ли о каких улучшениях качества жизни можно мечтать. Человек, нарушающий свою дхарму, не имеет шансов улучшить свою карму, и плоды его теперешних отрицательных деяний будут огорчительными — он рискует даже не попасть в число людей, окажется каким-нибудь насекомым или микробом, или животным, или, как мы бы сказали, неодушевленным существом — но в индуизме даже камни имеют душу. Человек, который умеет жить без оглядки на эту бухгалтерию добрых и плохих деяний, но не от отчаяния или бессилия, а от осознанного беззаветного служения людям — такой человек понимает свою дхарму как жертвенность, и в результате подобной жизни может оказаться рожденным на небесах и даже выйти из круга перерождений и погрузиться в вечно блаженное состояние воссоединения индивидуальной души с Мировой Душой. Такое состояние называется в индуизме «мокша», освобождение. Можно заметить, сколь велики воспитательные потенции такой идеологии, какого качества человеческий материал получается в этом традиционном обществе.

Второй очень важный для кшатрия и раджпута философский момент в Махабхарате — это так называемое «Наставление Видуры своему сыну» из пятой книги (11). В тексте Махабхараты это наставление — самостоятельный эпизод. Мать царевичей Пандавов Кунти просит Кришну рассказать Юдхиштхире «Наставление Видуры», которое она сама напоминает ему. Обратите внимание на богатство выразительных средств санскрита и качество самой литературы: «Прославленная, рожденная в знатном роду, была (некогда женщина) по имени Видура. Хитроумная и податливая гневу, она отличалась щедростью, была прозорлива и предана закону кшатриев… Справедливая Видура укоряла однажды родного своего сына, который, потерпев поражение от царя страны Синдху (и утратив свое наследственное царство. — Е. У.), лежал, приуныв душою. И она говорила ему, который не вызывал у нее радости, не знал закона, но зато увеличивал радость своих врагов: «Не мною ты и не отцом рожден. Откуда ты взялся? Лишенный гнева, ты не можешь считаться мужчиной… Пока ты жив, не поддавайся отчаянию, а продолжай нести бремя своих обязанностей ради своего собственного счастья! Не покрывай позором душу свою. Не дозволяй ей довольствоваться малым!.. Вставай же, о трус несчастный! Нечего тебе лежать так, после того как потерпел поражение! Этим ты только радуешь всех своих врагов, ввергаешь в печаль друзей своих и теряешь чувство чести! Лучше погибнуть при попытке вырвать ядовитый зуб у врага, чем пасть [жалкой смертью], как собака! Проявляй свою доблесть, даже, с опасностью для жизни! Бесстрашно высматривай слабые места у врага, как ястреб, парящий кругами в воздухе, то издавая крик, то без единого звука. Почему лежишь ты, как труп или как сраженный громом? Вставай же, о трус несчастный, не лежи так, после того как потерпел поражение! Не клонись к своему закату столь жалким образом! Прославь себя новым подвигом! Никогда не находись в срединном, низшем и низменном положении, а стой мужественно! Вспыхни хоть на мгновение, как полено из эбенового дерева, но никогда не [тлей], подобно пламени от рисовой шелухи, из одного желания продлить свою жизнь, хотя бы и прозябая, как ворона! Лучше пылать недолгий миг, чем тлеть вечно с коптящим дымом!.. Радея [так, как ты это делаешь], об обязанностях своей касты, зачем же ты живешь?.. Сделай сердце свое подобным железу и стремись вернуть принадлежащее тебе… У того человека, от которого завися живут все существа, о Санджая, как [птицы], прибегая к дереву со спелыми плодами, — у того жизнь небесполезна. Здесь благопристойна жизнь того героя, благодаря чьей отваге друзья услаждаются счастьем… Ведь того кшатрия, который, желая сохранить жизнь, не проявляет свою скрытую мощь по мере сил своих и отваги, того считают вором… Ты по имени зовешься Санджая (Победоносный). Но я не вижу такого признака в тебе!.. Что до меня, то я родилась в высоком роду и была препровождена [в другую семью], как бы цветок [лотоса] — из одного озера в другое. Окруженная всевозможным счастьем и высоко чтимая супругом, я стала владычицей над всеми. Видя меня прежде в дорогих венках и украшениях, с телом, всегда хорошо омытым и освеженным, в изящных нарядах и одеждах, друзья мои увидели меня теперь в столь горестном положении! Когда ты увидишь и меня, и супругу свою слишком ослабевшими [без пищи], тогда для тебя, о Санджая, едва ли будет какой-либо смысл в жизни! Когда ты увидишь, что слуги, нам прислуживающие, наставники наши, жрецы обычные и домашние жрецы станут покидать нас из-за отсутствия средств к существованию, какой смысл тогда будет тебе жить!» Сын сказал: «О моя безжалостная, гневная мать, столь враждебно настроенная, сердце твое словно сделано из твердой стали, выкованной в подобающей форме! О позор обычаю кшатриев, если ты — словно чужому, — говоришь мне, твоему единственному сыну, подобные речи! Коль ты не замечаешь меня, то что за нужда тебе во всей земле, какая польза тебе от носимых украшений, какая польза от удовольствий и даже от самой жизни?» Мать сказала: «Все начинания мудрых, о сын мой, обусловлены законом и выгодой… Сейчас наступило подходящее время, чтобы проявить тебе свою отвагу… А если тебя коснется бесчестье, и я из любви не смогу сказать тебе ничего, о Санджая, то такое чувство мое, безрассудное и никчемное, назовут любовью ослицы к своему детищу… Кшатрий, о Санджая, создан в этом мире для битвы и для победы. Его [обязанность состоит] в делах жестоких, в постоянной защите подданных. Побеждает ли он или же гибнет, сраженный, он достигает царства Индры. Однако того блаженства, которое обретает кшатрий, подчинив своей власти врагов, не существует на небе, в священном обиталище Шакры. Пылая гневом, герой, полный решимости, даже потерпев не раз поражение, должен быть готов выступить против врагов с желанием победить их. Без того, чтобы пожертвовать собственной жизнью или же сокрушить врагов своих, каким же иным способом может быть достигнуто успокоение его душе?»