Анжелика и царица Московии - Ксения Габриэли

– Господин Пьер желает видеть вас перед отплытием!

Им ничего не оставалось делать, как пройти вслед за этим человеком. Кантор хмурился. Анжелика полагала, что это внезапное приглашение может быть связано с бегством Онорины.

Их проводили в одну из кают. Они вошли. Здесь глазам их предстало не очень веселое зрелище. Растрепанный Петр сидел, вытянув длинные ноги, и курил голландскую трубку. Перед ним на полу брошен был связанный по рукам и ногам подросток. Едва Анжелика и Кантор вошли, как царь Московии сверкнул на них огненным взглядом черных глаз:

– Вы! – Петр вскинул длинную руку. – Заговор? Заговор, да?!..

Анжелика бросила взгляд на связанного подростка и вскрикнула от неожиданности. На полу, связанная по рукам и ногам, лежала Онорина в мужском костюме; она была одета, как обычно одеваются юнги с больших кораблей.

– Заговор! – повторил царь Петр. – Вы все – заговорщики! Вы не выйдете отсюда. Я раздавлю голову змеи!.. – Он мгновенно вскочил и выбежал вон. Анжелика побежала было за ним, но стоявшие начеку у двери слуги царя поспешили оттолкнуть ее. Спустя несколько мгновений Анжелика, Кантор и Онорина уже были заперты в каюте. Анжелика, не теряя присутствия духа, нагнулась над Онориной и развязала дочери руки и ноги. Все трое ощутили качку.

– Корабль отплывает, – произнес Кантор.

Только теперь Анжелика осознала, что же именно с ней произошло. Мадам де Ментенон оказалась права, предчувствуя радикальные перемены в жизни своей подруги. И вот теперь герцогиня де Монбаррей в плену, без необходимой одежды, без косметических принадлежностей, без камеристки… Онорина, сидя на полу, растирала запястья.

– Ты пыталась освободить Андре? – Анжелика спрашивала, не ожидая ответа. – Было бы лучше, если бы ты поделилась своими замыслами с матерью! Вот, посмотри, чего ты в итоге добилась!

Я украла у матери-настоятельницы деньги, – сказала Онорина. – Ведь это все равно были те самые деньги, которые внесла ты! Я купила лошадь и мужской костюм. До Гавра ехала верхом, а в порту купила костюм юнги и пробралась на корабль. Я пыталась узнать, где Андре, но случайно попалась на глаза царю Петру. Он наделен каким-то сверхъестественным чутьем! Представь себе, он узнал меня. Меня связали. Он принялся кричать, что я – одна из заговорщиков, что все мы злоумышляем против него! А я ведь сказала ему правду. Я сказала, что всего лишь хотела освободить Андре и бежать вместе с ним. Но царь все твердил о каком-то заговоре. Может быть, нам еще удастся освободить Андре и бежать? У меня есть деньги…

Анжелика и Кантор нервно хохотали.

– Царю Петру явно есть чего опасаться! – заметила Анжелика. – Мы замешались в его трудную жизнь и теперь можем погибнуть. Это не шутки. А кто виноват? Несчастный Андре Рубо!..

– Нам остается только ждать! – сказал Кантор.

Им принесли воду в кувшине. Но еды им не давали. Петр пришел лишь к вечеру, теперь он казался более спокойным. Он приказал им говорить правду.

– Правду вы знаете, – сказала Анжелика мужественно. – Всему виной горестная страсть моей дочери к Андре Рубо! Мы не заговорщики и мы ничего не знаем о московитских делах.

– Теперь я не могу отпустить вас, – сказал Петр.

– Обо мне будут тревожиться при дворе, – осторожно заметила Анжелика.

Царь бросил на нее острый проницательный взгляд:

– Я полагаю, при дворе решат, что вы, герцогиня, исчезли столь же внезапно, как и появились! Всем известен ваш прихотливый нрав! При дворе вполне могут предположить, будто вы решили возвратиться к вашему супругу!..

На эти слова нечего было возразить!

Для Анжелики, Онорины и Кантора потянулись нелегкие дни заточения в тесной каюте. Два раза в день им приносили еду и воду. Для Онорины бросили женское платье, какие обыкновенно носили в Париже дочери мелких торговцев с рынка Дезиноссан. Девушка переоделась. В одном из голландских портов корабль простоял на якоре несколько дней. Бежать было невозможно. В каюту, где были заперты несчастные узники, доносились звуки музыки и веселые приветственные крики. В Голландии любили молодого московского царя. Здесь он не скрывался под чужим именем и его принимали весьма хорошо. В самой ранней своей юности он уже бывал здесь в составе посольства, направленного его отцом. Живой, сильный, энергичный и обладавший многими талантами, Петр полюбился голландцам. Он мечтал о создании московитского флота и не стеснялся самолично работать вместе с голландскими корабелами на верфи, умело размахивая топором. Но веселый шум за пределами их темницы еще более заставлял узников тосковать. Петр не являлся к ним. Но они были далеки от мысли о том, что он мог позабыть их.

– Он не убил Андре, не убьет и нас! – твердо сказала Онорина.

– Молчи, глупая девчонка! – рассердился Кантор. – Если бы не твои прихоти, у нас было бы втрое меньше хлопот и горестей!

Но молчание Анжелики сделало свое дело. Ее дети поняли, что ссориться именно теперь – совершенно не имеет смысла!

Затем в каюте становилось все холоднее и холоднее.

– Вероятно, мы приближаемся к Московии, – предположил Кантор. – Я слыхал от приближенных царя Петра, что там очень холодно и на улицах городов порою являются медведи!..

Затем корабль снова стал на якорь. В каюту вошли слуги царя и связали несчастных узников по рукам и ногам. Кантор, Онорина, да и сама Анжелика понимали, что противоречить бесполезно! Им завязали глаза черной материей. Затем их понесли и уложили в какой-то экипаж. Кони тронулись. Ясно ощущалось, что кони бегут по ровной, благодаря снегу, дороге.

– Когда же все это кончится?! – с досадой проговорил Кантор, понимая, вероятно, что не дождется ответа.

Онорина мужественно молчала, поглощенная мыслями о своем Андре. Анжелика размышляла, пытаясь понять, как же им действовать дальше. Все трое мерзли в легкой одежде. Спустя какое-то время кони встали. Узников вынули наружу, поставили, развязали им руки и ноги, сняли повязки с глаз. Освобожденные, они принялись с жадностью смотреть по сторонам. Вдали виднелось темное и холодное северное море. Впереди и позади расстилалась холодная заснеженная равнина. Несколько унылых лачуг являлись, должно быть, постоялым двором или жилищем какого-то сельского жителя. Анжелика, Онорина и Кантор дрожали от холода. Они даже не заметили, как приблизился к ним широкими шагами сам царь Петр. Поверх его черных растрепанных кудрей нахлобучена была треуголка. Он жевал табак и, подойдя к своим пленникам, смачно сплюнул на снег.

– Ну! – заговорил он. – Теперь вы видите, что я, в сущности, доверяю вам. Ступайте за мной.

Дрожащие от холода узники, пригибаясь под порывами холодного ветра, поспешили за ним. Он также сильно пригнулся, потому что иначе мог бы удариться о притолоку; он был слишком высок.