Правонарушители - Николай Якубенко

— Петрович, хватит лирики. Таких Гриш с Петями и Васями — фигова куча. Как они записи камер стерли — ты это выяснил? Кто ему помогал — выяснил? — Михаил Афанасьевич ценил только факты и прежде всего — факты.

И к этому Леонид Петрович был готов.

— Григорий Коц профессионально занимается охранными системами — установка, настройка, сервисное обслуживание. Систему видеонаблюдения на «Росметалле» он знал лучше, чем вся его охрана вместе взятая! Что до рации, которая поймала сигнал вызов из Ставрополя — подобная задача ему тоже вполне по силам.

— А как же тот спятивший мент? Который орнитологов видел?

— Мы выяснили, что у того лейтенанта были большие проблемы с алкоголем. Начальство и коллеги его выгораживали, сколько могли, но у нас большие возможности…

— Так что, он спьяну принял двоих преступников за мирных орнитологов? Что за бред! Я скорее поверю в то, что он в сговоре с ними! — Михаил Афанасьевич разошелся не на шутку. От своего подчиненного он хотел слышать простые и понятные ответы на свои вопросы. Вместо этого он снова получал только домыслы и предположения.

— Наркологи, у которых мы консультировались дают однозначный ответ — это возможно. Алкоголик, даже если он не пьян, вполне может принять парочку обнаглевших хулиганов за орнитологов. Это кажется бредом. Но специалисты говорят совсем о другом. Повторяю, это вполне реально и, с большой вероятностью, так и было.

Михаил Афанасьевич откинулся на спинку стула и уставился в потолок. На какое-то время в кабинете установилась напряженная тишина.

Если бы его дом находился в городе, то тишину вокруг обязательно нарушили бы проезжающие рядом автомобили, гомон толпы и звуки какой нибудь стройки неподалеку — от всего этого никак не спрятаться, будь ты хоть маршалом. Поэтому Михаил Афанасьевич вместе с семьей жил в тихом и спокойном пригороде — не из новых, вечно строящихся, пыльных с разъезжающими туда-сюда грузовиками, а в пригороде «устоявшемся». Где все соседи знают друг друга не один десяток лет. Где можно, не стесняясь, одолжить соли или еще чего. Он не любил лишнюю суету.

Пауза затянулась и сторонний наблюдатель мог бы даже подумать, что Михаил Афанасьевич уснул. Но стороннему наблюдателю здесь неоткуда было взяться.

— Значит так. Бери этого Гришу Коца и спрашивай. Культурно, вежливо, но настойчиво. Будет в молчанку играть — воздействуй. Мне нужны конкретные ответы, и эти ответы мне нужны сейчас. Кстати, а что об этом говорит твой Джеймс Бонд?

Леонид Петрович зразу заметно сник.

— Источник однозначно указывает на этих двоих. Упоминает даже некоторые детали…

— Это хорошо. Как он объясняет произошедшее?

Леонид Петрович неуютно поерзал на стуле и на какое-то мгновение совершенно потерялся. Заметить это мог только очень внимательный и наблюдательный человек. Михаил Афанасьевич заметил.

— По поводу механизма совершения преступных действий, источник однозначно указывает на мистическое их происхождение. Магия, швагия… других объяснений у него нет. Более того, в их среде утвердилась именно эта версия, как основная, — Леонид Петрович скороговоркой сказал заранее подготовленный текст и застыл статуей.

Его шеф не стал устраивать истерик.

— Тем более. Бери за шкирку этого Гришу и делай с ним все, что хочешь, но чтобы таких «объяснений» от тебя я больше не слышал. Даю три дня.

Илья лежал полураздетый на кровати. Он только что приехал с КСП и отдыхал с дороги. Окна его комнаты были широко, по-летнему открыты, музыкальный центр играл что-то из классики. Рюкзак, до сих пор не разобранный, стоял рядом с компьютерным столом, на том же столе стояла чашка с наполовину выпитым чаем. Еще за окном какая-то пигалица устроила концерт. Все это было вполне привычно.

Когда Илья лежал на кровати в свой комнате, на него частенько накатывало странное ощущение, словно внутри него появлялись другие Ильи. Он был одновременно всеми ими. В такие моменты Илья становился судьей самого себя, прокурором и адвокатом одновременно. Все эти персонажи активно спорили друг с другом.

Они обходились безо всяких слов — их дискуссия шла на каком-то недоступном разуму языке воспоминаний, эмоций, ощущений. Снова и снова эпизоды его богатой на события жизни проносились перед глазами Ильи.

Илья посмотрел на кисть своей левой руки и на длинный рубец с внешней ее стороны — три года назад нехороший человек решил ударить Илью железным уголком по голове — тогда Илья на одних рефлексах отклонил удар, в итоге, отделался только небольшим шрамом.

На той же левой руке, на костяшках у основания среднего пальца был еще один шрам — память об очередном рассечении. На этот раз, уже Илья бил кого-то, но промахнулся и попал во что-то твердое, сильно поранив кулак. Он не заметил этого, пока «враги» не побежали, бросив тех, кто убежать не смог.

На левом голенище Илья привычно рассмотрел след от арматуры — как тогда выдержала кость, было просто непостижимо. Ему просто обязаны были сломать ногу.

Рядом с левым виском у Ильи был еще один шрам. Его можно было увидеть лишь тогда, когда Илья стригся коротко и волосы не могли прикрыть белую линию у самого виска. Ему тогда сильно повезло, что удар камнем пришелся вскользь, всего парой сантиметров выше виска, и Илью просто «вырубило». И камрады успели вмешаться.

Заросшие ребра — две штуки. Рубец на плече — след поломанной ключицы, периодически «хрустящий» локоть — память о сломанном мыщелке.

«Основной» список травм Илья держал в голове и часто прокручивал его в голове, чтобы быть осторожнее. Чтобы «по глупости» не попадать в нехорошие ситуации. Чтобы не допускать подобных ситуаций.

Все без толку. С каждым годом список «напоминаний» неуклонно увеличивался. От этого Илье становилось не по себе. Он не был наивным человеком и прекрасно понимал, что если не остановится, то рано или поздно его убьют.

Дверь комнаты не громко открылась и мать с отцом вошли внутрь. Мать уселась на единственный стул. Отец стал рядом. Одетые совсем не «по-домашнему», они серьезно настроились на разговор.

— Илья, давай решать, что дальше делать. Мы с отцом не можем смотреть, как ты свою жизнь губишь. Ничем хорошим твои «похождения» не закончатся. Пройдет еще несколько лет, и ты станешь никому не нужен — ни друзьям твоим бесполезным, ни подругам твоим никчемным. А мы стареем, понимаешь? Пока еще на здоровье не жалуемся, но это только пока. Кто нам воды стакан принесет, когда мы совсем плохими будем? Об этом ты думал?

— С такой жизнью у тебя ни жены, ни детей никогда не будет. И сдохнешь ты под забором больной и никому не нужный. Пойми, мы добра тебе желаем. Возьмись за ум. Пора уже.

Очень вовремя позвонил телефон. Илья перекинулся со звонящим парой ничего не значащих предложений, быстро собрался и ушел.

Тов. Свен мало того, что всей своей статью походил на «настоящего арийца», он еще не употреблял алкоголь, и не курил. Поэтому в компании с ним Илья тактично пил газировку. Сидели они на лавочке у памятника Екатерины.

Памятник был большой и очень красивый. Кроме самой Екатерины, возвышающейся метра на 3–4, были там и казаки с саблями, был и мужик в форме (Илья подозревал, что это Суворов). Всю эту красоту охраняли старинные пушки, в натуральную величину. Кроме того, памятник окружала невысокая, кованная оградка — тоже очень симпатичная. Хорошее сооружение.

Вокруг были разбросаны газоны, редкие деревья, множество скамеек давали возможность прогуливающимся горожанам посидеть в тиши импровизированного сада и насладиться местной достопримечательностью.

Метрах в сорока от памятника находился фонтан и небольшая площадь рядом. Здесь предприимчивые граждане сдавали в аренду велосипеды разных причудливых конструкций — от самых обычных двухколесных трудяг, до монстров с одним огромным колесом и еще одним колесом — очень маленьким. Как на таком вообще ездить можно?

— Ну так вот, сидела эта компания, сидела — вроде как заинтересовалась даже. Но Физмат, хоть и долбанный КПРФник, но заметил, что «отстранены» они. Понимаешь? Кому-то лекция нравилось, кому-то наоборот. Этим на лекцию совсем-совсем пофиг было.

— Так какого черта они вообще поперлись к долбанным КПРФникам? — удивился Илья.

Свен хоть и был идейным товарищем, имел многочисленных знакомых среди членов КПРФ. Было время, когда он даже состоял в этой организации. Потом его взгляды коренным образом изменились, но он не стал рвать старые связи. Кроме этого, он активно участвовал в «антифа» — насколько это было возможно в патриархальном, и очень ленивом южном городе. Сейчас он рассказывал Илюхе невыдуманную историю о странностях жизни.

— Слушай дальше. Физмат попросил вопросы задавать, ну и, по возможности, принялся на них отвечать. Вопросов почти не было, и лекция быстро закончилась. Тогда к Физмату подошли те ребята, и говорят ему, что все было очень интересно и увлекательно, но близки им идеи крайне-левые, антиавторитарные. А большевизм не нравится. Вели они себя при этом очень культурно и вежливо.