Чеченцы в Русско-Кавказской войне - Далхан Хожаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шамиль, потерявший в результате ограбления всю казну и библиотеку, преследуемый повсюду царскими войсками, милицией горских феодалов и предателей, укрылся с самыми верными соратниками в своей последней крепости на горе Гуниб (это место он стал укреплять еще с 1841 года). 18 августа 1859 года он с 300 смельчаков (считая с жителями и женщинами Гуниба, их было всего около 400 человек) был окружен 10-тысячным царским войском. Посланный для переговоров барон Врангель предложил Шамилю сдаться русскому царю, что гарантировало имаму свободный выезд в Мекку с обязательством избрать ее своим постоянным местопребыванием. Но это предложение принято не было: аварцы, чеченцы, андийцы, черкесы, казаки, русские, украинцы и другие, оборонявшие Гуниб, изъявили решительную готовность умереть, но не сдаваться. Имам Шамиль заявил парламентерам, чтобы они передали главнокомандующему русской армией князю Барятинскому: «...у меня есть еще в руках шашка — приди и возьми ее».
Первый штурм Гуниба был отражен его мужественными и отчаянными защитниками. На другой день — новый, более мощный приступ. Ряды защитников становились все малочисленнее, а враг все прибывал.
Имам то и дело обращался к воспоминаниям о героической гибели своего учителя и друга имама Гази-Мухаммеда. Он должен был принять газават. «Шамиль уже приготовился защищаться, положив перед собой шашку и заткнув полы за пояс, — вспоминал преданный имаму его секретарь Хаджи-Али. — Он решил умереть. “Я хочу сражаться и умереть в этот день”, — сказал Шамиль».
Но как гром среди ясного неба прозвучали слова сына Гази-Мухаммеда — в минутном помрачении ума и слабости воли потребовал он от отца капитуляции, дающей жизнь. Жить во что бы то ни стало хотели любимые дети, любимые жены Шамиля. Имам мог перенести многое, но он был любящим отцом и мужем. И что-то сломалось в Шамиле. В одно мгновение грозный, суровый, великий стал старым, больным, обмякшим человеком.
Дважды, в 1832-м и в 1839-м, он совершил невероятное, пробившись через окружение врагов. В третий раз, в 1859 году, судьба не дала ему шанс, старик уже не мог повторить прежние подвиги.
Все было как во сне. Выход к парламентерам, согласие на сдачу... И ничто уже не могло остановить рокового шага, даже ярость и проклятие, брошенное вслед искалеченным наибом из Беноя.
Шамиль перестал быть имамом и эмиром правоверных. (В плену он подписывался только именем «раб Божий Шамуил».)
25 августа 1859 года князь Барятинский с ликованием телеграфировал царю: «Гуниб взят, Шамиль в плену». Почетный пленник был отправлен со своей семьей в Санкт-Петербург, а затем в Калугу, где был встречен с величайшими почестями.
Со сдачей Шамиля война на Северо-Восточном Кавказе считалась законченной, а Чечня и Дагестан завоеванными.
В декабре 1859 года на Северо-Западном Кавказе сдался царской армии наиб Мухаммед-Амин, впоследствии навестивший Шамиля в Калуге, перед своим отъездом в Турцию, куда он был отпущен на постоянное жительство.
Однако война на Северо-Западном Кавказе продолжалась до 1864 года, а в Чечне массовое сопротивление было до 1865 года.
Пребывание в почетном плену, в «золотой, но клетке», вдали от родины, в непривычном для горцев климате болезненно отразилось на здоровье Шамиля и всей его семьи. Чахотка унесла 17 жизней из семьи и окружения Шамиля.
Бывший имам проводил время, жадно поглощая книги, приобретая новые знания — то желанное, от чего оторвала Шамиля война царизма против его народа. Давали о себе знать старые девятнадцать ран, полученные Шамилем в боях. Единственное, чего он желал, — это отдать долг мусульманина и совершить хадж (паломничество) к святым местам ислама. Хотя царское правительство обещало отпустить Шамиля после сдачи в плен в Мекку, оно под разными предлогами о гостеприимстве и дружбе все время откладывало его поездку, боясь непредсказуемых последствий появления знаменитого имама в мусульманском мире. Шли годы, и все более стареющий имам уже отчаивался вырваться из тесных объятий «гостеприимных» хозяев. 26 августа 1866 года он был вынужден пойти на принятие присяги на верность Российскому престолу.
В 1870 году Шамиль был отпущен в Мекку. По дороге в Мекку он был встречен всеобщим ликованием. Слава о великом имаме с Кавказа далеко опережала его эскорт. Толпы людей стекались к местам его посещений, чтобы хоть одним глазом увидеть святого праведника и поцеловать место, где ступала нога имама.
В Стамбуле произошло невиданное в истории Турции — турецкий султан поцеловал руку великого Шамиля. Слава и почести шли с Шамилем до самой Мекки. 4 февраля 1871 года Шамиль скончался в Медине, где и был похоронен недалеко от святынь ислама, на кладбище Джаннат-эль-Баки.
Так закончилась славная и трагическая жизнь этого замечательного человека, являющегося символом общенационального движения северокавказских горцев, мудрого вождя, гибкого дипломата, талантливого полководца, религиозного авторитета и выдающегося государственного и политического лидера мощного северокавказского государства ― Имамата.
Песня матери Шамиля
В книге «Мой Дагестан» Расул Гамзатов рассказал легенду о песне матери Шамиля. Вот она.
«“В песне ищи что-нибудь одно — или смех, или слезы. Нам, горцам, сейчас ни то, ни другое не нужно. Мы воюем. Мужество не должно жаловаться и плакать, нам нечему и радоваться. Печаль и горечь в наших сердцах. Вчера я наказал молодых людей, которые около мечети танцевали и пели. Глупцы они. Увижу такое еще раз, накажу снова. Если вам нужны стихи, читайте Коран. Твердите стихи, написанные пророком. Его стихи высечены на воротах Каабы“.
Так запрещал имам Шамиль петь в Дагестане. Женщин за песню наказывал метлой, а мужчин кнутом. Приказ есть приказ. Немало певцов попало в те годы под удары кнута.
Но разве можно заставить замолчать песню? Певца — можно, а песню — никогда. Мы видим много надгробных камней, там похоронены люди. Но кто видел могилы песен?
На одной могильной плите я прочитал: “Умер, умирают, умрут“. Про песню можно сказать: “Не умерла, не умирает, не умрет“. Чего только не делали с песнями в дни газавата, а они мало того что выжили и дошли до нас, но называются теперь по иронии судьбы “песнями Шамиля“.
Так вот, про песню матери Шамиля... В те дни неприятельские войска захватили аул Ахульго. Много героев породила эта битва, но все они остались там, на поле битвы. Раненые, не желая сдаваться, прыгали в Аварское Койсу. Среди осажденных была и сестра Шамиля с детьми.
В это тяжелое время усталый, израненный имам приехал в свой родной аул Гимры. Не успел он отдать мюридам повод коня, как услышал песню. Или, вернее, плач:
Плачьте, люди, в горных аулах,Плачьте по мертвым и славьте их.Врагу досталась крепость Ахульго,И никого не осталось в живых.
Даже в песне перечислялись имена всех убитых героев. Сочинивший песню просил всех надеть траурные одежды. Говорилось о том, что в горах высохли все родники, прослышав о таком горе. Была в песне мольба к Аллаху защищать горцев, вдохнуть силы в имама и сохранить жизнь восьмилетнему Джемалэддину, сыну Шамиля, находившемуся в заложниках у “белого царя“ в Петербурге.
Шамиль сел на камень, запустил пальцы в густую бороду, испытующе посмотрел на стоящих вокруг людей, а потом спросил:
— Юнус, сколько строк в этой песне?
— Сто две строки, имам.
— Найди сочинителя этой песни и подвергни ста ударам кнута. Два удара оставь за мной.
Мюрид незамедлительно вытащил кнут.
— Кто сочинил эту песню?
Все молчали.
— Я спрашиваю: кто сочинил песню?
Тут к имаму подошла его согбенная, печальная мать. В руках она держала метлу.
— Сын мой, песню сочинила я. В нашем доме сегодня траур. Возьми эту метлу. Исполни свой приказ.
Имам задумался. Потом он взял из рук матери метлу и прислонил к стенке.
— Мать, ты уходи домой.
Оглядываясь на сына, мать ушла. Как только она скрылась в переулке, Шамиль снял с себя саблю, развязал пояс, сбросил черкеску.
— Бить мать нельзя. Ее вину должен взять на себя я, ее сын, Шамиль.
Раздевшись до пояса, он лег на землю и сказал мюриду:
— Зачем ты спрятал кнут? Достань-ка его и исполняй то, что я говорю.
Мюрид колебался. Имам нахмурился, и мюрид лучше всех знал, что за этим может последовать.
Он начал стегать имама, но стегал мягко, не наказывал, а гладил. Шамиль вдруг встал и крикнул:
— Ложись вместо меня!
Мюрид растянулся на лавке. Шамиль взял его кнут и больно стеганул три раза. На спине мюрида появились красные рубцы.
— Вот как надо бить, понял? Теперь начинай и не вздумай снова ловчить.
Мюрид начал хлестать имама и отсчитывать удары.
