«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой» - Сергей Николаевич Зеленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот его и ваша «доля»! И как её распределять — решать буду я.
Поэта в России обижать нельзя — даже, если у него сложный характер и с ним много проблем.
А вот насчёт переименования «Стойла» в «Ясли» члены «Ассоциации вольнодумцев» упёрлись и стояли насмерть — как корниловцы на Малаховым кургане.
Ладно, чёрт с вами — нехай будет «Стойло», надо и на уступки иногда уметь идти!
Да к тому же, хоть меня от него корёжит — как волка-оборотня от серебра, это давно устоявшийся — всем хорошо известный брэнд.
Основным же условием для получения «отцами-основателями» своей доли маржи, была коммерческая тайна:
— Широкой публике не должно быть известно, об вашем — фиктивном по сути, участии во владении и управлением этим заведением. В ваших же интересах об этом помалкивать, граждане дольщики!
* * *
После обеда следующего дня, мы с Надеждой Павловной и старичком-бухгалтером — помогающему ей вести «итальянскую», сиречь — двойную бухгалтерию подсчитали выручку. Посидели над тремя книгами бухучёта — главной, мемориальной, кассовой, пощёлкали деревянными счётами — сверяя дебит с кредитом, внимательно просмотрели «оправдательные» документы в папках с скоросшивателями.
— Всё в полном ажуре!
«Ажур» то ажуром, но за вычетом текущих расходов, налогов и отчислений акционерам заведения — оставалась довольно скромная сумма, из которой ещё надо зарплату персоналу платить.
Проводив Николая Алексеевича, удалившегося мелкими шашками вприпрыжку, поговорили ещё с часок-полтора, обсуждая кой-какие несущественные детали.
Вдруг, я как будто выкатываю большой астраханский «арбуз» из багажника горбатого «Запорожца»:
— А теперь, Надежда Павловна, пишите заявление в ОГПУ!
— Хихихи… Вы шутите?
Предельно строго:
— Про такие вещи — как «заявление в ОГПУ», не шутят.
Не может понять:
— «ЗАЯВЛЕНИЕ»⁈ В ОГПУ⁈ ЗАЧЕМ⁈
— Затем, чтобы повысить доходность акционерного предприятия. Или, Вы — против?
— Нет, не против!
— Тогда пишите, не саботируйте против самой себя.
В полной панике:
— Объясните, Серафим Фёдорович: КАК, КАКИМ ОБРАЗОМ⁈
— Я уже сказал Вам, Надежда Павловна — «зачем». А «каким образом» — это уже сугубо мои проблемы.
С воистину «воробьянинским» апломбом:
— Писать донос в ЧК… НЕ БУДУ!!!
Хитро улыбаюсь:
— Даже на коммунистов?
— … Что? «На коммунистов»⁈
— Вы не ослышались, Надежда Павловна! Именно на коммунистов, или если Вам так угодно — на большевиков.
Та в ужасе:
— Вы в своём уме, Серафим Фёдорович?
Достаточно резко переспрашиваю:
— А как Вы сами считаете — в своём ли я уме?
Молчит…
— Пишите заявление в ОГПУ на Моссовет — по обвинении его руководства в саботаже. Если не знаете как, я Вам продиктую.
Склонив голову на бок, подумал и утвердительно кивнул:
— Да… Пока обвинения в саботаже — вполне достаточно, а там видно будет.
Берёт перо в руку и вздохнув тяжело:
— Надеюсь, Вы знаете — что делаете, Серафим Фёдорович… Диктуйте!
* * *
В те дни, не одна Надежда Павловна написала подобные заявление.
По заранее составленному списку, мы с Мишей Гешефтманом за три дня объездили все московские предприятия общепита — с количеством столиков более десяти. В этот раз Мишка умудрился арендовать автомобиль с шофёром, да ещё и при форме. Правда, тот был боец пожарной охраны… Да кто у водилы — везущего двух чекистов, будет служебное удостоверение спрашивать? Тем более — водительские права, которых ещё и в помине нет.
А моя «гэбэшная» ксива была в полном порядке!
Если к ней не особенно присматриваться, конечно… В этот раз я принял облик офигенного «великодержавного шовиниста» — откуда-нибудь из под Рязани с соответствующим говорком и, «корочку» имел на имя Лиходеева Ивана Ивановича.
Миша же, был загримирован под эдакого молодого, достаточно интеллигентного на вид — но очень перспективного «Малюту Скуратова». Документа на руках он не имел, зато нёс в них большой кожаный портфель — из которого нет-нет да и, выпали в нужный момент хирургические инструменты для аутопсии — одолженные в одном из московских моргов.
Классика жанра: добрый и злой налётчики…
Извиняюсь — чекисты!
Естественно, сперва приходилось успокаивать собеседников — особенно нэпманов, впадавших в суетливую панику или парализующий ступор при одном только появлении двух представителей «кровавой гэбни». Однако, вопреки от нас ожидаемому — мы с Мишей вели себя мирно, вопросы задавали вежливо и участливо и, такой «когнитивный диссонанс» — растапливал без остатка лёд недоверия, открывал людские души и вызывал на разговорчивую доверчивость.
— Наш разговор не привнесёт в вашу привычную жизнь никаких последствий, гражданин хороший, я имею в виду — отрицательных последствий. Мы всего лишь изучаем положение дел, чтоб предпринять меры — способствующих улучшению вашей же предпринимательской деятельности.
На этом месте я обычно сблизившись, пристально смотрел в глаза собеседника, а Миша гремел инструментами в портфеле:
— Или, Вы против? Если Вы против — пишите заявление, что Вы — «против»… НУ⁈
В этом месте меня всегда (без исключений!) суетливо-поспешно перебивали:
— Да, нет — что Вы! Я — ЗА!!!
Принимаю несколько расслабленный вид и с довольной улыбкой сытого хищника:
— Всегда очень приятно иметь дело с единомышленником.
Далее, после располагающей к максимальному доверию пустопорожней трепотни и вопросов не имеющих отношение к делу, разговор с хозяевами-нэпманами, управляющими или арендаторами — вёлся в таком конструктивном ключе:
— У «Отдела по борьбе с экономическими преступлениями и саботажем», «Объединённого Государственного Политического Управления» — такой к Вам вопрос: почему так малы налоговые отчисления от вашего заведения? Вам что-то или кто-то мешает? Что нужно нам с вами предпринять, чтоб повысить его рентабельность и соответственно — налогоотдачу?
Почти все на первое место ставили невозможность работать по ночам, а если кто-то не ставил — то я ему подсказывал.
— До революции наш ресторан работал круглую ночь. А здесь только «веселье» начинается, как приходится закрываться — иначе нарвёшься на крупный штраф.
— Вы обращались к кому-нибудь с предложением продлить время работы ресторана?
— Обращался. Но, знаете ли, это…
— Куда именно?
— В «Моссовет».
— К кому именно?
Обычно, ссылались на «забывчивость», но иногда называли Ф.И.О. вполне конкретной «аварии[3]».
— Что он Вам ответил?
Во всех случаях — ни ответа, ни привета.
— Почему Вы не обращались в органы ОГПУ? Ведь, не предоставление налогоплательщику возможности зарабатывать — есть государственное
