Ельцин - Борис Минаев

Я спросил Наину Иосифовну: что это значило вообще — быть женой первого секретаря обкома в те годы?

— Что вы имеете в виду?

— Ну… на улицах вас, например, узнавали?

— Нет. Я заходила в магазин каждый день (с работы, если не торопилась, шла пешком, как сейчас помню, тридцать пять минут), стояла в очереди за продуктами, как все. И никто со мной не заговаривал, никто не узнавал. Ну, правда, был один случай, я ехала на трамвае на работу, была ужасная давка. И вот на остановке сдавили так, что стою ни жива ни мертва. Всё новые пассажиры наседают, дышать нечем. И вдруг кто-то крикнул: ну, ладно нас, но хоть жену первого секретаря-то не давите! Что со мной было… Я выскочила из трамвая красная как рак, на остановку раньше. Это, видимо, кто-то из проектантов меня узнал, как я потом догадалась.

— Ну, все-таки небольшой круг людей вас знал?

— Был один смешной случай, я выезжала в командировку в какой-то город, сейчас уже не помню, какой. По делам проекта встречалась с местным начальником, руководителем горисполкома. Он меня спросил: а вот в обкоме работает Ельцин, вы с ним не родственники?

— И что вы ответили?

— Не призналась, конечно. Однофамильцы, говорю. Прошло некоторое время, он приезжает в Свердловск и опять ко мне: а вот я видел, как вы в театре сидели рядом с товарищем Ельциным. А сказали, что вы не родственники. Я говорю: ну, значит, родственники.

Наина Иосифовна работала в институте со сложным названием «Союзводоканалпроект» 29 лет. До самого их переезда в Москву она будет ходить на эту работу, а вернее, ездить на трамвае. Ни разу служебная машина мужа, уже первого секретаря обкома, не довозила ее дальше трамвайной остановки, даже когда они возвращались из Балтыма, свердловского пригорода, где была летняя резиденция «первого» — деревянная дача с камином и бильярдом.

Она всегда покупала продукты сама, стояла в очередях, выслушивая жалобы покупателей на нехватку того или сего (а в советское время в «дефиците» могло оказаться всё — и мясо, и молоко, и масло, и стиральный порошок, и крупа, и даже соль). Вполне возможно, что жалобы эти были нарочито громкими, потому что предназначались лично ей.

— Было такое, Наина Иосифовна, чтобы вам высказывали претензии в магазине на плохое снабжение или старались пропустить, наоборот, без очереди?

— Никогда. У нас в институте было так называемое плановое проветривание помещений, все выходили в коридор, кто-то курил, кто-то просто разговаривал. Когда я стала женой первого секретаря, разговоры в коридоре, конечно, изменились по содержанию. Жалобы на плохое снабжение. Вот в Челябинске, например, мыло в магазинах есть, а у нас даже мыла нет. Но я реагировала очень просто, поворачивалась к ним и спрашивала: что вы мне-то это говорите, вы же знаете, что я все равно ничего не в силах изменить?

— А с мужем вы обсуждали подобные вопросы?

— Обсуждали, конечно. Но я видела, как он старается улучшить жизнь людей. При нем снабжение стало чуть получше: появились в свободной продаже куры, яйца, даже живая рыба, стали разводить в прудах какую-то форель… Потом я же слышала эти его ночные разговоры, когда в городе, например, оставалось муки на два-три дня, как он выбивал эти фонды, решал… Я не удивлялась, у всех тогда жизнь была тяжелая.

Я с ним другое обсуждала. Меня же часто, как секретаря парткома, вызывали в райком, заставляли по много часов сидеть на конференциях, на учебе… Я часто ему говорила: Боря, я не понимаю, чем конкретно заняты все эти люди, партработники, что они делают, зачем они нужны, какая от них польза.

— А он?

— А он отвечал: ну ты знаешь, эта такая система, что я могу поделать. Ты же видишь, чем я занят, какие вопросы решаю. Я ему тогда говорила: но ты решаешь конкретные, насущные проблемы людей, а они? Ну вот, на этом разговор и заканчивался.

…Ельцин, как первый секретарь обкома, получал в те годы 600 рублей. Наина Иосифовна, как главный инженер проекта, около трехсот. По тем временам немало.

— Наина Иосифовна, а где вы деньги держали?

— А я вам сейчас скажу. У нас был трельяж, рядом с кроватью, там в ящичке для документов, бумажек разных и хранили деньги.

— Не откладывали?

— Нет, никаких сбережений у нас не было. Со студенческих времен мы с Борисом, как память, хранили две сберкнижки. На каждой было, по-моему, по пять рублей новыми деньгами.

— А на что тратили?

— На жизнь…

— Ну а конкретнее?

— Ну, как все — на еду, на одежду. Для больших покупок — на мебель или телевизор, например, деньги занимали.

Не пользовалась жена крупного строительного начальника, а затем и самого крупного босса Свердловской области и такой вещью, как «блат» в салоне для новобрачных или магазине «Синтетика», где жены руководителей могли купить себе по знакомству дефицитную, то есть импортную, одежду, обувь, косметику.

Предпочитала покупать вещи в командировках (в «закрытых» оборонных городках, где всегда было «московское снабжение»). Ей не хотелось носить те же модные новинки, что носили продавщицы свердловского ЦУМа. Поэтому она часто заказывала вещи в ателье по собственным идеям, картинкам и выкройкам из журналов. «Мне было неловко, стыдно покупать “дефицит”», — говорит сама Наина Иосифовна.

…Она знала, что он никогда и ничего не покупает сам.

Каждое утро в кармане его пиджака должны были оказаться неизменные 10 или 25 рублей, он должен был знать, что они всегда там, чтобы чувствовать себя спокойно. Как правило, деньги оставались нетронутыми.

— Ну, хорошо, — спрашиваю я. — А одежда для девочек? Неужели Лена и Таня не просили купить вас джинсы, например?

— Просили, конечно. Но я сказала: к фарцовщикам не пойду. Вот когда появятся в магазинах, тогда и купим. Их одежда ничем не отличалась от одежды сверстников. Ну, потом, когда поехали в отпуск, в Болгарию, купили им джинсы местного производства.

Мясо с рынка, путевки в Кисловодск, болгарские джинсы, финские сапоги, платье, купленное в командировке в «закрытом городе» Глазове, где «хорошее московское снабжение», книги, ну, вот, собственно, и всё…

Это был привычный стиль жизни, нормальный, естественный, органичный для них обоих. Крупные покупки делались случайно, экспромтом. Когда однажды позвонила подруга и предложила купить спальный гарнитур из карельской березы, она поняла, что советоваться с мужем бесполезно. Заняла у подруги недостающие 300 рублей. Когда Ельцин пришел домой и увидел новую мебель, удивился: «А зачем?» — «Ну, так, по случаю. Случайно. Тебе что, не нравится?» — «Да нет, почему…»

Гарнитур из карельской березы, купленный в долг, за 600 рублей, единственный, должно быть, элемент «роскоши» в их квартире. Машину он покупать не хотел. Не было необходимости…