Оружием лжи и диверсий - Вадим Борисович Кассис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Идея нападения и план операции возникли и были разработаны в деталях на семейном совете. В головную группу вошли полтора десятка родственников лионской семьи Лма-део. Место действия — уединенный замок Флери под Лионом. Задача — освободить двадцатидвухлетнюю Мари-Кристин. И вот настал поздний вечер, когда клан Амадео пошел на штурм…
Семья Амадео — обычная рабочая, трудовая, каких много в этом промышленном городе Франции. Она ничего общего не имеет с гангстерским миром. Ей просто не повезло: пришлось столкнуться с деятельностью религиозной секты «му-ниетов»…
Активисты этой секты сумели завлечь в свои липкие сети дочь Амадео — Мари-Кристин. Девушка бросила работу, убежала из дома, отреклась от своих родителей, переселившись в старинный замок, который сектанты превратили в «святую обитель». Но семья Амадео не из тех, кто быстро складывает оружие. Отец, мать, сестры, тети, племянники — все хорошо знали открытый, приветливый, добрый характер Мари-Кристин. Значит, ее могли только обмануть, задурманить голову. Эти здравые рассуждения и натолкнули клан Амадео на мысль попытаться вызволить дочь из липких сетей сектантов.
И надо сказать, операция прошла успешно. Дело не обошлось, конечно, без потасовки: «мунисты» пустили в ход палки и кулаки. Однако Амадео не был таким уж простачком: он заблаговременно пригласил в район особняка телеоператоров местной студии. Журналисты засняли всю операцию и потом продемонстрировали пленку по французскому ТВ…
«Когда мы ее только что освободили, — вспоминает мадам Амадео, — дочь вела себя настолько странно, что было похоже, что она нанюхалась наркотиков».
История с Мари-Кристин всколыхнула Францию. Из разных городов власти стали получать сообщения об участившихся насильственных похищениях молодых людей. Газеты и журналы запестрели интервью, в которых юноши и девушки, нашедшие в себе силы порвать с «мунистами», рассказывали о той психологической обработке, которой они подвергались в «святых обителях» сектантов. О «промывке мозгов», истязаниях и надругательствах. На сон — пять часов в будни, четыре — в воскресенье. Остальное время — молитвы, лекции, допросы (на языке «мунистов» это называется «беседы по душам») и тяжелый физический труд. За малейшее неповиновение — строжайшие формы наказания, голодный паек. Впрочем, попавшие на крючок новообращенные и в обычной ситуации сидят на голодном пайке, состоящем главным образом из фасоли (ничего общего с банкетами на полторы тысячи человек, которые глава секты Мун закатывает в «Уолдорф-Астории» в Нью-Йорке).
Офицер французской жандармерии Ж. П. Морэн, посвятивший изучению деятельности секты немало времени, уже выпустил брошюру «Психологическое насилие». Он отмечает, что «цель «мунистов» — изъять у своих жертв как можно больше денег, добиться передачи секте прав наследования и права подписи банковских счетов».
Но это далеко не все, да и не самое главное. Формально секта «мунистов» призывает любить ближнего своего и готовиться к наступлению «новой эры человечества». Однако за этой ширмой из крикливого набора напыщенных цитат «священных текстов», софизмов и псевдонаучных терминов скрывается совершенно иное. По свидетельству «Нувель обсервер», например, лжепророк Мун самым тесным образом связан с ЦРУ США…
Мне лично довелось познакомиться с «мунистами» поближе во время трехлетней командировки в Японию. Расскажу о ней.
…Невысокий плечистый парень в темно-зеленом свитере суетится возле сколоченного из деревянных брусьев штатива. На нем, словно на мольберте, возвышается обыкновенная школьная доска. На ней «живописец» расчерчивает мелком какую-то замысловатую схему, соединяет иероглифы жирными стрелками. Исписав доску, как заправский художник отходит в сторону, окидывает дело рук своих удовлетворенным взглядом и принимается разъяснять суть схемы прохожим…
Рано ли утром или поздно ночью, в дождь или вёдро, в будни и праздники — никогда не утихает людской водоворот на площади, где возвышается один из основных железнодорожных вокзалов японской столицы. Возле этого высокого, еще не старого, но уже довольно старомодного здания разбросаны торговые ряды и конторы туристических агентств, магазинчики и крупные универмаги, кинотеатры и страховые компании. Через собственно здание проходит железнодорожный путь, здесь же — вокзал. Станция метро — на втором этаже. Еще выше — этажи универмага «Тоёко». Здесь за сутки бывает сотни тысяч людей. Каждый из них — или пассажир, или потенциальный покупатель. И каждый — аудитория. Возле бесчисленных дверей, лифтов, коридоров и переходов этого муравейника на бесконечный поток японцев с утра до ночи обрушивают лавину лозунгов и прочих текстов зазывалы, представители ультраправых, функционеры политических партий и организаций. Свои услуги предлагают хироманты и ворожеи. О чем-то своем скрипят репродукторы в руках ораторов-одиночек, прохожим всовывают в сумки, заталкивают в карманы листовки. Собирают подписи под какими-то воззваниями, просят и даже требуют жертвовать то на прокаженных, то на бездомных, то просто «на всякий случай».
Но людские ручьи и потоки не задерживаются у проповедников, обволакивают их плотными завихрениями и исчезают так же, как и появляются. Все куда-то торопятся.
Тот, что стоял возле «мольберта», заинтересовал меня не совсем обычной манерой поведения. Обрадованный неожиданным вниманием, парень, суетливо притоптывая от холода, с зажатой в руке грязной тряпкой, стал втолковывать мне смысл иероглифов и соединяющих их стрел.
— Борьба бога и сатаны не закончена! Сатана Люцифер будет низвергнут лишь после того, как в третьей мировой войне будет покончено с коммунизмом! — причитал парень.
— Откуда вы все это почерпнули? — спросил я у проповедника.
— Так учит отец Мун! — От гордости он даже прогнулся в пояснице, выпучив глаза. — А вы откуда будете? Из США?
— Нет, из Советского Союза.
Парень цепенеет. Глаза его мгновенно теряют блеск и словно упираются в какую-то одному ему видимую, невесть откуда воздвигнутую между нами преграду. Руки с силой сжимают одна — тряпку, другая — штырек лилового мелка. Из сведенных судорогой губ раздается нечленораздельное бормотание, в котором с трудом удается разобрать лишь одно японское слово «алума» — дьявол…
Таких миссионеров в Японии немало.
