Цугцванг - Сергей Борунов

Оливер уже вовсю поглощал завтрак: чорипаны и маисовую кашу. Иффридж съел кашу и, откусив кусочек сэндвича, стал спешно запивать его какао. Колбаски и соус, добавленные в чорипаны, были крайне острые, но только не для немого. Он с каменным лицом закидывал их в рот один за другим, пока они не закончились.

Старуха стояла поодаль от стола и презрительно наблюдала. Не нужно было и читать её мысли, чтобы понимать, какое желание её переполняет. «Хоть бы этот сэндвич тебе поперёк горла встал!» — читалось в её глазах. Она наверняка подозревала, что её немой сын вместе с занесённым чёрт знает, откуда дружком собрались на какую-то авантюру. Ей это нравилось. Опасность, которая непременно сопровождает любые дела в этом городе, дарила ей надежду избавиться от обузы в лице прожорливого калеки.

Они выдвинулись, едва лучи побледневшего Солнца заскользили по мокрым крышам. Немой вновь повёл Иффриджа окольными путями: через смердящие от мусора подворотни, сквозь заброшенные постройки, бесправно занятые бездомными, через канавы, залитые дождём и нечистотами, и другие «достопримечательности» города. Эти места были отвратительны, но безопасны, так как там никогда не патрулировала полиция.

Через полчаса они оказались в школьном квартале. В это время года школа пустовала, за исключением одинокого сторожа, который лишь изображал свою деятельность, будучи абсолютно бессильным стариком. Откровенно говоря, уже несколько лет в местных школах нечего красть. В них не осталось ничего, кроме парт и стульев. Всю технику, все проекторы, всё, что свидетельствовало о высоком уровне современного образования, давно разворовали и продали. Учёба в школе стала скорее формальностью, дарующей измученным родителям возможность пристроить на несколько часов надоедливого ребёнка.

У ворот стоял ржавый фургон. Рядом с ним угрюмый и грузный мужчина. Он ходил вперёд-назад, вертел головой и нервно щёлкал суставами пальцев. Его звали Ральф, он входил в «банду» братьев Моритез. Но, несмотря на свою преступную связь, имел вполне легальный заработок. Он отвечал за материальное обеспечение школы, то есть в сложившейся ситуации целыми днями бездельничал.

Фургон был нагружен отделочными материалами. Конечно, никакой ремонт в школе не планировался, но администрация школы давно привыкла, что Ральф частенько промышлял сомнительными «бартерными» схемами, и закрывала на это глаза. Никакого вреда учебному заведению это не приносило, а порой даже удавалось извлечь пользу. Сторож, любезно открывший ворота, обрадовался предстоящему ремонту, который, как он надеялся, разбавит томительную рутину.

Немого тут знал каждый. И по тому, с какой лёгкостью Ральф обманывал приходящих на работу коллег, было ясно, что Оливер не впервые здесь подрабатывает. Ни у кого не возникало сомнений, что немой пришёл помогать Ральфу разгружать фургон и перетаскивать мебель. А вот Иффридж у каждого вызывал подозрения. Даже когда Ральф уверенно повествовал увлекательную легенду, придуманную сходу, о встрече старого школьного друга, мало кто стирал с лица недружелюбный, подозрительный прищур.

— Тебе надо меньше светиться. Мы с Оливером всё сами сделаем, а ты пока подожди в кладовых. И не вздумай без нас высовываться!

Иффридж хотел было возразить, но идею Ральфа поддержал немой, и ему пришлось подчиниться. Его закрыли в полуподвальном помещении, заставленном пустыми стеллажами. Кладовые явно давно не проветривались, да и вообще, похоже, редко посещались: полки покрылись плотным слоем пыли, а пол был усыпан крысиным помётом.

Перед уходом немой бросил несколько фраз Иффриджу:

— В случае чего над потолком есть вентиляционный короб. Через него можно вылезти наружу. Вербовкой людей и крионикой здесь заведует профессор Лейкрикс. Хотя он никакой ни профессор, а его исследовательская лаборатория выдумка для отвода глаз. Я почти уверен, что через неё он попадает в подземку, где и готовит тела к операции и дальнейшей транспортировке. Его лаборатория под охраной, но пробраться туда вполне реально. Особенно ночью. По коду доступа. Я его знаю…

Но, так и не поделившись важными цифрами кода, Оливер ушёл. Он вёл себя крайне необычно. Лицо его выглядело озабоченным, полным отчаяния. Он будто пребывал в абсолютной уверенности, что их ждёт провал. Словно представлял себе радостное лицо старухи, узнавшей о его аресте. Будто к нему только сейчас пришло понимание, что, чем бы всё ни кончилось, ему не удастся вернуть Патрицию.

Иффридж осмотрелся. На одном из стеллажей были хаотично навалены книги. Он взял одну наугад и стал читать. Не осознанно. Раньше Иффридж никогда не читал. Он не застал это время. Поэтому в этот момент, перелистывая жёлтые страницы старой потрёпанной книги, он испытывал удивительную палитру эмоций. Удивление от того, насколько легко у него это получается. Восторг от нового, неизведанного чувства. Трепет от осознания того, что кто-то много лет назад старательно печатал каждую букву, чтобы сейчас человек с другой планеты впервые испытал удовольствие от чтения.

Но наслаждение было недолгим. Едва он стал улавливать суть содержания, его мысли почернели, как небо перед бурей. Он читал историю военного конфликта, где из-за территориальных споров была уничтожена почти целая нация. «Из-за путаницы в названиях рек! Как же так? Ведь ни реки, ни земля не могут быть собственностью людей! Как же глупо. Как же жестоко и неоправданно!» С каждой новой страницей ему было всё труднее поверить в произошедшее.

Пролистав, не читая, ближе к концу, он, надеясь на счастливый финал, наткнулся на описание самой кровожадной, решающей битвы, в которой погибли десятки тысяч людей. К тому моменту мужчин катастрофически не хватало. Бились женщины, дети. Дети… Вместо игрушек, конфет и беззаботной жизни они окунулись в ужас войны. С саблями, которые едва могли удержать в руках, с блестящими от страха невинными глазами, они гибли один за другим. Гибли в заведомо проигранном бою со зверством и жестокостью взрослых.

Иффридж нервно захлопнул книгу. Закинув голову, он закрыл глаза, стараясь стереть этот кошмар из своего сознания, а по щекам его потекли слёзы. Он присел, опершись спиной о стену. Обнял, как ребёнок, колени и зарыдал, измученный собственным воображением, которое, не переставая, рождало картины того ужасного времени.

К книгам он больше не притронулся. Прошло несколько часов, прежде чем Иффридж пришёл в себя. Эмоции утихли. Переживания за Оливера вынуждали забыть о прочитанном и собраться. Он поймал себя на мысли, что прошло уже немало времени, а Оливер и Ральф так и не появились. Это моментально взбодрило его.

Обшарпанная стена и дверь в электрощитовую — всё, что ему удалось увидеть в замочную скважину. Недолго сомневаясь, Иффридж взгромоздился на стеллаж, расположенный под вытяжной решёткой. Открыв её и заглянув внутрь, он увидел свет, падающий в канал из других помещений. Немой не обманул. Крепко ухватившись за края канала,