Исповедь школьника - Женя Золотов

— Надо же, — вздохнул он, — следы от розги… до сих пор не заживают… И здесь, и по всему телу… — Он легонько провел рукой по моему позвоночнику, по лопаткам, плечам: Худенький ты какой у меня… — Затем мягко запустил пальцы в мои густые, мокрые волосы и осторожно повернул мое лицо к себе. Я смотрел на него широко открытыми глазами, моргая, и молчал.

— Женька… — сказал он таким голосом, словно видел меня в первый раз, и разглядывал меня, будто изучая. Откуда ты взялся, Женка?

— Что? — не понял я.

— Я говорю: откуда ты взялся, Женька? — спросил он задумчиво. — Откуда ты взялся на этом белом свете. Тебя же не было… — Я лежал неподвижно, глядя на него, он задумчиво перебирал мои волосы.

— Ну ладно, — сказал он через минуту уже совсем другим, своим обычным шутливым тоном. — Что сделано, то сделано. Однако каков ты, парень! Как ловко! Я все больше не перестаю тебе удивляться! Ну, моя природа, точно! Вставай! Надень трусики, а то простудишься!

Я живо вскочил, рассмеявшись:

— Весь простужусь, или только жизненно важные органы?

Отец тоже рассмеялся:

— Смотри, они скоро тебе могут понадобиться! Будь с ними аккуратнее!

Становилось весело.

Я убежал в свою комнату, достал из коробочки и надел узкие — узкие, серебристые трусики — стринги. Вернулся в зал и встал посередине, задорно подбоченившись:

— Ну как, ничего? — Я повернулся так, повернулся этак, смеясь.

Отец допивал свое пиво на диване:

— Ничего, — проворчал он, оглядев меня. — В смысле ничего не прикрывают. Все следы от розги видно. Бесстыдник! Откуда у тебя эта эротическая гадость? Где ты их достал? — он хмурился, но улыбался.

— Ты же сам мне их купил, — скромно сказал я.

— Что ты несешь? Когда я покупал тебе такие трусы?

— В бутике, когда мы покупали мне зимнее пальто. Я взял их с прилавка, целую коробочку, там семь штук, все разных цветов — это Франция, знаешь, какие красивые, шелковые! А ты заплатил вместе с пальто, и не заметил.

— Ах ты, озорник!

Я рассмеялся, он, вслед за мной, тоже. Я кружился перед ним, как волчок. Он пытался с дивана поймать меня рукой, но не успевал. Я прыгнул через него на диван и ловко вытянулся между отцом и спинкой — диван был узкий, но я легко вписался со своей комплекцией.

— Так с Ленькой решено? — сладко прошептал я ему в ухо.

— Решено… директор филиала! — он хмыкнул.

— А насчет Павла Ивановича? — опять спросил я в ухо. — Ну, в смысле, нужно, чтобы ты завтра подтвердил, что все это поручил мне ты… И еще, скажи, чтобы он сам зашел в школу, сказал, что Ленька тоже едет, на тех же условиях, что и я, а то он думает, что ты уже говорил про Леньку. — скажи, что этого недостаточно, нужно, чтобы он сам, ладно?.. Хитрый я, да?

— Ох, хитрый. Выпороть бы тебе, Женька, как следует!

— Выпори! — Я рассмеялся, нежно прижавшись к нему.

Он обнял меня, играя моими волосами. Затем вздохнул.

— Ладно. Договорились. Подтвержу. Можете собираться, готовиться. — Он покачал головой, усмехнулся: — Конечно, я все устрою, куда я денусь. Коварный, ты знаешь свою силу…

Часть 11

На следующий день мы с Леонидом явились в школу — для получения задания на месяц. Я был здесь первый раз за этот год. В коридорах сияло солнце. Оно теперь будто везде нам сопутствовало, да и настроение было такое же. Я со всеми здоровался, все бурно меня приветствовали, подшучивая над моим здоровым, цветущим видом.

— Что-то не похоже, Женька, что ты нуждаешься в поездке на лечение! А уж Ленька Журавлев — тем более!

Действительно — загорелый, отоспавшийся, в новенькой школьной форме, сшитой на заказ, я выглядел скорее вернувшимся с курорта, чем наоборот. Впрочем, все понимали, что тут кроется что-то более интересное и необычное. Потом оказалось, что кое-какие слухи просочились из учительской: молодая преподавательница — практикантка пересказала утром нашим старшеклассницам примерное содержание беседы директора и других учителей сначала с моим отцом (кто он такой, знали все), а затем и с Павлом Ивановичем, который заходил утром перед занятиями. Когда мы явились, время близилось уже к обеду, и за учебный день приблизительный рассказ учительницы оброс цветистыми слухами и красочными подробностями, на которые так способны насмешливые старшеклассники. К моменту нашего появления о нас уже рассказывали целые истории, даже в стихах. Мы не обижались, было, наоборот, приятно и очень смешно. Даже вышел один забавный случай.

Нам сказали зайти за заданиями на следующей перемене в учительскую — пока их там приготовят. А пока начинался урок английского языка, и мы, вместе со всеми, шумной толпой направились в наш класс. Ленька и я заняли свои места за второй партой в левом ряду, у окна — веселое, солнечное место, где за открытым окном шумели листья березы.

«Как хорошо тут, — подумал я. — А завтра будет еще лучше: мы отправимся в путь на Зачарованный остров… А когда вернемся, все деревья за окном будут золотыми. И Ленька будет так же сидеть рядом со мной, а я — рядом с ним».

Я толкнул его ногой под партой, он — меня, мы стали толкаться и возиться, как маленькие, не в силах сдержать распиравшее нас счастье.

— Тихо, тихо! — раздались голоса. — Идут! Вошла учительница, и начался урок. Оказалось, было задано сделать перевод какого-нибудь народного американского стихотворения или песни.

— Разрешите мне, Мария Викторовна! — сразу вызвался Саша Туманов, Ленькин сосед по лестничной клетке — их родители часто общались. Вообще-то, он был неплохой парень, только очень насмешливый. В детстве Ленька часто его лупил, а потом они даже были приятелями, но так, не очень близкими.

— Пожалуйста, Туманов.

Класс притих. Сашка встал, откашлялся и начал:

— Блюз «ЛакиЛэнни» (Счастливчик Лэнни). (Сначала он прочитал английский оригинал, затем перешел к своему переводу):

Это — история о юноше из бедного квартала.Он был высок, красив и умен.Он не был честолюбив и не мечтал о большом бизнесе,Но имел сердце, подобное цветку розы.Отрежьте мне уши, если это не так.Он был сыном полицейского и медицинской сестры,И отец говорил, что он станет неудачником.Лэнни не делал карьеры и не поступал в университет —Он любил рисовать и любоваться на луну,Красивые девушки предлагали ему любовь —И у многих из них были богатые родители,Но не одной из них не отдал Лэнни свое сердце,Подобное чудесному цветку ночи —Отрежьте мне уши, если это не так.

В классе послышались смешки. Особенно смеялись девчонки. Сашка Туманов невозмутимо продолжал:

Но вот появился сын шведского короля,Прекрасный, как северное солнце над фьордами.И он протянул Лэнни свою руку в бриллиантах,А Лэнни отдал ему свое сердце.За сердце, подобное букету белых хризантем,Сын короля сделал его своим первым министром.И увез его в волшебный замок из золота и сталиНа берегу океана зачарованных снов.Отрежьте мне уши, если это не так.

Сашка закончил и сел. В классе слушался откровенный смех. Сзади явственно раздался чей-то шепот: «Журавлев, отрежь ему уши — если, конечно это не так!».

— А что, по-моему, неплохо, — сказала учительница, ставя в журнал оценку. — Перевод, может быть, не совсем точен, но довольно художественный. Может быть кто-то хочет высказать особое мнение?

В классе переглянулись. Ленька нехотя встал.

— Пожалуй, я выскажу. Он помолчал, потом сказал: — Нельзя не оценить художественность перевода. Он выполнен с присущей переводчику остротой и достоверностью. — Он незаметно ткнул кулаком в спину сидящего впереди Туманова. Тот возмутился, вокруг захихикали. — Однако, — продолжал Леонид, — на мой взгляд, недостаточно правильно расставлены акценты в отношениях между шведским принцем и юношей Лэнни. Мне думается, что между молодыми людьми образовалась крепкая мужская дружба, которая вовсе была лишена какой-либо корысти. Лэнни отдал, все что имел — свою верную дружбу, не ища ничего взамен, и сын короля ответил ему тем же — только на своем уровне. Никто не искал выгоды, и никто никого не покупал. Наоборот, их отношения были совершенно искренними — потому что только в этом случае сын короля сделал бы Лэнни своим министром, и только видя его неподкупную преданность, сам изъявил бы желание, чтобы Лэнни, а не кто-то другой, был с ним в волшебном замке, на берегу океана зачарованных снов. Дружба — это то сокровище, которое ни один король не может купить за золото и бриллианты, и ни один парень из бедного квартала не сможет заполучить, если он — продажен. — Леонид промолчал и добавил: — Я уверен, именно такая история произошла с юношей Лэнни и сыном шведского короля. Несколько перефразируя нашего любимого переводчика, закончу словами: «И я отрежу уши любому, кто скажет, что это не так!».