Новеллы о Шекспире - Юрий Домбровский

- Хорошо, - сказала она. - Я передам. - А сама, презрительно поджимая губы, подумала, что так ему и надо, этому наглецу. Он был моложе ее на шесть лет и стыдился этого. Так вот его будущая любовница будет старше его на сорок семь лет. Ух, как это противно! Она даже губу закусила. Но тут карета вдруг сильно дернулась и остановилась. Это они подъехали к дворцу.

* * *

Шторы были опущены, и в комнате стояли скользкие подводные сумерки. Сильно пахло духами и еще чем-то тонким и едким - уксусом, должно быть. Королева лежала в постели. Рыжие волосы и желтое, уже явно старческое, сухое, недоброе лицо, с резким чеканным, почти монетным профилем, ярко выделялось на белой подушке. Королева лежала одетой. На ней было платье с широкими рукавами, безобразно утолщенное в плечах и талии, и напоминала она упавшую летучую мышь.

Тонко и пронзительно где-то по сухому дереву стучал жучок. Ох, недобрая же это была примета!

Фиттон вошла, прижимая к груди руки.

- Ваше величество, - сказала она растерянно и преданно и в то же время зорко поглядела на королеву.

На постели, у сложенных рук королевы, лежал требник, но открыт он был не на молитве, а на многокрасочной иллюстрации. Вот - изображала она королева, царственно гордая, прямая, стоит на коленях и простирает руки к небу, под коленями у нее подушка. На другой подушке скипетр и корона. Никто лучше королевы не умеет так царственно гордо стоять на коленях перед Богом. Когда королева молится, тогда и Бог почему-то кажется не вполне Богом и королева не кажется уж больно коленопреклоненной.

~ Ваше величество, - повторила Фиттон.

~ Я ждала вас, мой мальчик, - проскрипела старуха с кровати. - Вы чрезвычайно доверчивы, и мы из-за этого с вами не раз ссорились. Так вот я хочу, чтоб вы сейчас услышали про благодарность того ничтожного и вздорного человека, которого я... Да, прошу вас, милорд.

Полог около изголовья дрогнул, раздвинулся, и обозначилась фигура человека. Он, очевидно, нырнул в тяжелые матерчатые складки его, как только услышал звон колокольчика и шаги. Человек этот, приветствуя Мэри, слегка наклонил голову, и в ту же секунду Фиттон узнала его: лорд-канцлер сэр Бэкон. Пришел в ранний час - значит, с экстренным докладом и поэтому хочет все говорить при свидетелях.

Человека этого Мэри, как, впрочем, и весь двор, терпеть не могла, но опасалась смертельно. А ведь он был добродушен, отменно вежлив и тих. Никуда не лез и как будто ничем не интересовался. Но знал все и поспевал повсюду. Был действительно беззлобен и если кого-нибудь топил, то делал это по необходимости. Но в свое время его самого втащил во дворец граф Эссекс - для него тогда не было ничего невозможного - и сейчас лорд Френсис Бэкон будет именно за это топить графа. Надо же показать королеве свою беспристрастность и верность короне. И Фиттон подумала: это будет очень ласковое, обходительное и вполне мотивированное убийство. Лорд - великий любитель чистоты и никогда не делает ничего грубо, грязно и небрежно. Он философ, и в его объемистых фолиантах никогда не было еще замечено ни одной опечатки. Все в них чисто и гладко, все радует глаз. И так же гладко и мягко, как бы само собой, катилась легкая колесница его придворной карьеры - направляемая не то десницей всевышнего, не то тонкой и сильной рукой лорда.

- Да, я слушаю, милорд? - повысила голос королева, так как лорд что-то замешкался.

- Таким образом, ваше величество, из всего, что мы знаем, - методически ровно и бесстрастно заговорил господин, - картина предполагаемых событий выясняется с достаточной ясностью. Граф Эссекс выступает открыто. Мятежники стягивают силы, чтобы двинуться ко двору. Если в настоящее время ими еще ничего и не предпринято, то причины на это, как я обратил уже внимание вашего величества, особые: они ожидают прибытия шотландских послов. Тогда от имени вашего наследника, короля Иакова, они обратятся к народу, сколотят воинскую силу, захватят дворец и принудят ваше величество к принятию их условий. Трудно сказать, насколь сильны их зарубежные связи, но возможно, что и ваш наследник передал своим посланцам соответствующие инструкции. По моим сведениям, - добавил он, помолчав, дело обстоит настолько серьезно, что разговор может идти об отречении вашего королевского величества в пользу шотландского короля.

- Чудовищно! - спокойно воскликнула королева. - Поистине чудовищно. Если бы я не знала Эссекса, я бы подумала, что вы бредите.

- Да, но ваше величество знает, что я, к сожалению, совершенно здоров, - слегка улыбнулся Бэкон. - Какие юридические основания будут приводить мятежники, я не знаю. Возможно, они будут ссылаться на то, что ваше величество нарушает коекакие пунктики протокола Иоанна Безземельного. - Тут и королева улыбнулась: ах, лиса, лиса! Ведь это он так обозвал Конституцию. - Возможно же, что они просто потребуют удаления от вашего величества всех верных слуг.

Королева потянулась и подняла черный серебряный кубок с каким-то отваром. Ее крепкая, старческая рука в синих жилах и подтеках дрожала, и Мэри чуть не бросилась ей помогать.

Королева долго пила, отдуваясь и тяжело дыша. Потом поставила кубок, тяжело откинулась на подушки и словно заснула.

- Я думаю, мистер Френсис, - сказала она, медленно открывая неподвижные глаза, - что, может быть, все-таки это одни разговоры. Граф любит кричать, а на деле...

Она открыла рот и положила за длинный малиновый язык прохладительную лепешечку.

Сэр Френсис поклонился. Невероятно гибок и точен в движениях был этот сэр при своей толщине и одышливой солидности.

- Мне очень неприятно противоречить вашему величеству, - сказал он твердо, - но дело все-таки много серьезнее простой болтовни.

Он бросил быстрый взгляд на Фиттон и осекся, совершенно явно показывая, что он мог бы и продолжить, - но вот фрейлина здесь, а она' ни к чему.

"Ах, скот, - быстро подумала Фиттон, - и как, однако, хочется ему утопить Эссекса. А ведь если бы не граф, кем бы ты сейчас был?"

Она взглянула на королеву. Та неотрывно смотрела в лицо сэра Френсиса.

- Вы можете говорить все, Френсис, - сказала она. - Моя фрейлина нам не помешает.

- Тогда разрешите вашему величеству повторить то, о чем я час тому назад имел честь докладывать графу Сесилю.

"Скот, скот, - опять подумала Фиттон. - И ведь знает, на кого сослаться. - На Сесиля. Ну, конечно, один любовник сожрет другого. Сесиль только и ждет удобной минуты".

- Да-да? - сказала королева. - Слушаю.

Бэкон сделал шаг к кровати.

- Дело зашло так далеко, - сказал он, понижая голос, - что в театре "Глобус", принадлежащем известным вам актерам Ричарду Бербеджу и Виллиаму Шекспиру, заказана возмутительная пьеса "Ричард II". Она должна идти в то время, когда мятежники выйдут на улицу к черни.

Мэри Фиттон увидела, как у королевы дрогнули губы. Он еще не кончил, а она уже села на кровати, сухая, вытянутая, жесткая, совсем не такая, как на портретах. Тонкие губы ее были сжаты, и она смотрела на Френсиса. Имя Ричарда II, недостойного, но законного короля, свергнутого с престола и потом заморенного голодом в тюрьме, было не в ходу при дворе. Как-то так получилось само собой: говорят Ричард II, а понимается Елизавета. Фиттон видела, как серьезно обстоит дело: вот, даже народ вовлекается в эту авантюру. Ведь именно этого они и хотят достигнуть представлением этой старой трагедии.

- Так что же это все значит, сэр Френсис? - спросила королева, понимая уже все.

Он слегка пожал плечами.

- Это ясно. Они хотят поднять чернь. Для этого им и нужна эта старая пьеса о свержении монарха. Мне передавали такой разговор. Лей сказал Эссексу: "Что вы теряете время, вот во Франции герцог Гиз в одном белье, крича, пробежал по улицам Парижа. Но он обратился к черни, и через день король должен был бежать, в одежде монаха. Но у Гиза было восемь человек, а у вас триста. Народ вас любит. Я отвечаю за все. Будьте голько смелее".

- А кто этот Лей? - спросила королева.

- Капитан ирландской гвардии графа, который и сейчас находится при нем. Его верный пес, - значительно ответил сэр Френсис.

- Черт! - Королева сильным жестким кулаком стукнула по подушке. Значит, у него есть уже и войска. Что же вы молчите?

- Ваше величество, - серьезно и даже строго сказал Френсис, не отвечая на вопрос. - Я клялся перед всевышним на верность моей королеве, и вот я теперь говорю - медлить нельзя! Медлить нельзя!

Помолчали.

- А этот актер, Шекспир, он знает, зачем ему заказана постановка?

Сэр Френсис добросовестно подумал или, вернее, сделал такой вид.

- Ну а об этом мы можем гадать, ваше величество, - сказал он очень резонно. - Но скажем так: этот актер - дворянин. Дворянин. Дворянством своим обязан только графу, пишет какие-то довольно ходовые любовные пьесы по итальянскому образцу - все любовь, дуэль - профанам это нравится больше, чем Сенека, и вот он состоит под особым покровительством Эссекса; падение графа ему очень неприятно. Ну кто же знает, может, они и посвящены в самое главное?