Третья книга трилогии «Секретный Дозор» - Юрий Мишин

Ведьмы, где заклятия творят,

Эту песнь сложил и распевает,

Светлых магов боевой отряд.

Нам знакомы все вокруг дозоры,

И не страшны демона рога,

Дан приказ не долги были сборы,

На поимку Темного врага.

Помнишь, товарищ оборотня вой,

Как развоплотили эту тварь с тобой,

Помнишь девчушку, что тогда спасли,

Темные ведьмаки еле ноги унесли.

Помнишь, товарищ Сумрака слои,

Помнишь, как сквозь них мы с тобой прошли,

Как поймали ведьму у нее в дому,

Помнишь, как вернулись, не смотря на Тьму.

Кружка с чаем уж давно остыла,

Экстра — класса маг тебя хвалил,

Ты на службе, здесь все сердцу мило,

Только вот потратил много Сил.

Ловкими усталыми руками,

Заряжал свой верный амулет,

И о чем — то думал временами,

Вспоминая сотни прошлых лет.

Закончив петь, Муромцев, наконец, полностью иссяк и, отложив гитару с наслаждением, потянулся, откинувшись на широкую спинку кресла. Там был еще один куплет, но в этой компании даже после изрядной дозы спиртного Сергей не рискнул бы его исполнить. Ни к чему это было. Вскоре Муромцев пожалел, что поддавшись чувству, спел и эти два куплета.

Его маленькая аудитория несколько подавленно молчала. Гоша задумчиво все помешивал и помешивал ложечкой в стакане, как в песне давно остывшего чая. Ирина, запрокинув голову, почему-то разглядывала на потолке светящиеся в полумраке декоративные звезды. И только Алена, молча, с незнакомым ему выражением лица смотрела на Сергея. Когда пауза несколько затянулась, Муромцев с беспокойством спросил:

— Что, други, мои? Не понравилась?

Хотя он уже и сам понял, что действительно зря исполнил последнюю песню. Это был какой-то внутренний, неподконтрольный ему порыв, вызванный то ли обстановкой, располагающей к откровениям, то ли выпитым спиртным. Сергей не знал. Но одно ему было известно точно. «Такие порывы надо контролировать, Патрульный! Великий Сумрак! Что бы на это сказала Инквизиция! Чародей хренов. Расчувствовался! Поменьше эмоций и побольше холодного расчета. Так и только так!»

Ирина, не отрывая взгляда от потолка, медленно произнесла:

— Песня хорошая, не спорю. Но как-то все слишком…

— Натурально, — подсказал Гоша жене.

— Да, именно это слово, — согласилась с ним Ирина. — Очень натурально для песенки о нереальном. Я бы даже сказала жизненно. Понимаешь?

— Серёнька, не слушай их, — встряла в разговор Аленка. — Я одна понимаю твое творчество, а они еще до него не доросли. Вот такушки! — и она показала Гоше язык.

— Это не моя песня. Я ее просто пою иногда. Когда просят…, - он чуть не сказал «когда просят наши», но во время осекся. «Совсем разболтался!» — обругал себя Муромцев.

— Ну и пусть, что не твоя. Зато ты ее исполняешь. И очень хорошо! А некоторые, — Алена с напускным гневом взглянула в сторону Гоши. — Не ценят.

— Я вот, что думаю, — задумчиво произнесла Ирина. — А если бы все это было на самом деле? А?

«Так», — подумал Муромцев. — «Пора уводить разговор от этой скользкой темы».

Только открыл рот, как его опередил Гоша:

— Вся эта сверхъестественная чушь, Ириша, это не актуально. Было и прошло…

— А что в наше время актуально? — ухватился за неожиданно появившуюся возможность Сергей.

— Внутриполитическая и международная обстановка! — торжественно провозгласил Гоша. — Разоружение, например. Оно меня сильно беспокоит!

— О боже! — страдальчески закатила глаза Ирина. — Горе ты мое! Сел на своего любимого конька.

Алена прыснула, а Гоша продолжил:

— И нечего надо мной смеяться. Я сейчас вам все объясню.

Сергей тоже не был рад Гошиному коньку, но нудные разговоры о разоружении были все же лучше, чем обсуждение возможности реального существования песенных персонажей… Поэтому он неожиданно для всех поддержал своего друга:

— Слушаем, только короче. Нам с женой домой пора. И так уже засиделись.

— Точно, — сказала Алена, — а я буду пока одеваться.

— И вызови такси, — напомнил ей Сергей.

— Ну и ладно, — не обиделся Гоша. — Слушайте и вы поймете, что я прав! Сейчас снова ведутся разговоры о ядерном разоружении. Так?

— Ну, так, — согласился Сергей. — И что из того? Они почти всегда ведутся. Так сказать перманентно.

После инициации все Гошины политические и военные пассажи Муромцева совершенно перестали интересовать. У Иных собственные проблемы.

— Более того, — делая страшные глаза, продолжил Гоша. — президенты обсуждают так называемый безъядерный мир. Я же утверждаю, что разоружение опасно для нашей страны!

— Почему? — лениво спросил Сергей, наливая себе соку.

Спросил только для того, что бы поддержать разговор.

— Почему опасно? М… как бы вам доступнее объяснить…

— А то мы такие тупые…, - подала голос из своего угла Ирина.

— Не, вы не тупые, а просто не в курсе. Как в прочем и все остальные. Так вот. Был один такой очень бородатый анекдот. Времен Никсона, Брежнева и первого договора об ограничении стратегических вооружений.

Муромцев встал, похлопал Гошу по плечу, как бы говоря, давай, продолжай и тоже пошел в прихожую собираться. Он уже слышал этот анекдот. Рассказали как-то заезжие к ним в управление по командировочным делам пожилые силовики, курировавшие в те времена дивизию ракетных подводных лодок на Северном флоте.

— Сидят, значит, эти самые президенты сверхдержав за одним столом и обедают. Ели они молча, ели, а потом Брежнев со злостью Никсона ложкой по лбу бац! И говорит: «Доразоружался?!» В ответ через некоторое время то же самое в отношении дорогого и любимого Леонида Ильича делает Никсон и тоже говорит: «Доразоружался?!». Брежнев хотел, было, ему ответить, но, — тут Гоша как ему показалось, сделал эффектную паузу и закончил, хохоча очень довольный собой и рассказанным анекдотом, — но в это время входит китаец и говорит обоим: «Ну, поели? Хоросо. А теперь по камерам!».

Из-за того, что Муромцев знал этот анекдот, а женская половина компании его слушала в пол-уха — от души смеялся только сам Гоша. Остальные отделались вежливыми смешками, что, впрочем, Гошу совсем не огорчило. Напротив, он собирался и дальше развить свою мысль, но позвонили из таксомоторной компании, и сообщили, что машина у подъезда. Настало время прощаться.

И только когда Сергей уже был на лестничной клетке, он сказал на прощание Гоше, что бы тот не забивал себе голову мировыми проблемами:

— Без тебя разберутся. И… поверь мне. Есть более серьезные вещи, о которых ты не знаешь и даже не догадываешься.