Собрание стихотворений - Георгий Шенгели

22. X.1943

ОТВЕТ НА СТИХИ

Н.М.

…пусть не были мы счастливы с тобой…

Ну да; я виноват: я в жизнь твою принесНемного радости, но очень много боли.Но верь, что у меня в глазах довольно слез,Чтоб ты, сквозь пленку их, казалась — в ореоле.

26. I.1944

А МОЖЕТ БЫТЬ…

А может быть, вовсе не надоБыть ясным, логичным и стройным?Не грубую ль кисть виноградаПромазывал кистью Сезанн?Не комья ли розовой глиныВибрируют в воздухе знойном?Не все ли затмил анилиныЧешуйчатой медью фазан?Не магия ль крупного планаВ пушке над губами любимой?Не ломкое ль слово КоранаВосток пронизало и юг?Быть может, не львиная лапаМечтою столетий хранима,А лишь треугольная шляпаИ серый походный сюртук?

8. V.1944. Ашхабад

СОЛНЦЕВОРОТ

Вот прошел он — самый длинный,Самый светлый день в году.Голубою паутинойТени стелются в саду.Я сижу, большой и старый,Слышу возгласы ребят.Фирюзинские чинарыНадо мною шелестят.И еще пройдет полвека,И такой же будет день, –И не вспомнят человека,Отступающего в тень…

1944

«За слоистыми горами…»

Н.М.

За слоистыми горамиВ двадцати верстах — Иран;Из Ирана к нам утрамиПробирается туман.А от нас в Иран уходитНочью синяя звездаИ минувший день уводитЗа собою навсегда.Трудно мне. И жизнь — короче.От тебя я так далек…С кем вдыхаешь белой ночиПерламутровый дымок?

23. VI.1944. Фирюза

ПАНЦИРЬ

Он выплыть из всех напрягается сил,

Но панцирь тяжелый его утопил.

Но то ведь «слуга паладина убил»,Но то ведь лакей нарядился, но то ведьИзмена дерзнула, не выверив сил,Свое торжество за углом приготовить.Но панцирем блещет небесный простор,Когда разверзаются зори над мраком;Но панцирем был огражден «Монитор»,Когда в поединок вступил с «Мерримаком».И панцирь, кираса, кольчуга, броня,Как сердце, сверкают среди паноплии, –Уже не отвагу, а память храняО том, чем прославились годы былые.

1944

ПОЛИХРОМИЯ ВЕЧЕРА

Срезала девушка сиреньК вечернему столу;Закат сиреневую теньРасправил на углу.А после золотой брусокТяжелого лучаУдарил в девичий висок,В покорный скат плеча.И, как надкрылья, раздвоясь,Густая мгла волосБразильской бронзовкой зажглась,Короной рыжих кос.И стали зелены глаза,И в них, как нож, узка,Застыла зоркая грозаКошачьего зрачка.

Бледно-зеленый купоросПод станиолем оловяннымМедяной окисью пророс,Протаял леденцом багряным.И бархатный пурпурный диск,Как силуэт помятой митры,Набряк среди махровых брызгНебесной тающей палитры.Комком малинового льдаСползал он в тучи над пустыней,И стала фольговой водаИ неправдоподобно синей.Он сполз, и облачная вязь,Как пена ангельского мыла,Курчавясь, нежась и виясь,Воздушными шарами взмыла.Их розовые пузыриЛегчая, млели, — и в простореЛизали языки зариАлизариновое море.

Наш лоцман, старый наш «дарга»,Нагнулся через борт:Аму ломала берега,Как шоколадный торт.Как ложку, погружал каикПоджарую кормуВ какао «Золотой ярлык» –В бурлящую Аму.И, мутным золотом обвит,Лицо нам обжигалПустыни розовый бисквит,Песочных зорь накал.И вырисовывал рогаХрустальный лунный джинн,И всё внимательней «дарга»Глядел в игру пучин.И падали с небесных латЧервонные лучи,И стал дрянной его халатИз кованной парчи.И в медь угрюмого чела,Подчеркивая грань,Пендинской язвы залеглаКрылатая герань.

1944

«Порою бывала прекрасна земля…»

Порою бывала прекрасна земляПод ливнями музыки, в ветреной дрожи:Кокарды, цветы, веера, кителяИз ангельски белой чертовой кожи.Сиял перламутр дуговых фонарей,Левкои на клумбах равнялись по мерке,Дышали загадками дальних морейНа рейде качавшиеся канонерки.В аптеках цвели огневые шары,Бананы лежали горой в балаганах…

1945

ПТИЧКА

Вчера я растворил темницу…

Щегол стрельнул из клетки теснойВ простор сияющего дняИ с песней в синеве небеснойКлял на чем свет стоит меня.Восьмерками по небосводуЧертя, он резал высотуИ, празднуя свою свободу,Склевал козявку на лету.

24. VI.1945

ГОЛУБОЙ БЮВАР

Лежал в комиссионном магазинеМеж разным дрязгом голубой бювар.Сафьяновый. Разутые разини,Ища сапог, презрели сей товар.Сафьян был легче тенора МазиниИ синь, как бы сапфировый отвар,И от него, хочу ли, не хочу ли,Задумчивыми веяло пачули.

При чем «хочу ли, не хочу ли» тут?Для рифмы, что ли? Нет: для реализма.Ведь образ из подробностей плетут,И музыка не дышит без мелизма;Голодной средь широких амплитудДуше нужна питательная клизма,И вот — деталей золотой бульонМы цедим сквозь измаранный брульон.

Скажи я просто: «аромат пачули»,Деталь мелькнет случайной и пустой,И хитрое «хочу ли, не хочу ли»Ее, как гренадера на постой,Вам в душу вводит. Лампу ли, свечу лиДеталь засветит, спичкой ли простойСверкнет на миг, — лежать ей в недрах сердцаЗадоринкой закуски иль десертца.

Читатель здесь, я вижу, оглушенМетафорами без взаимной связи.Но почему?! Не вкусно ль пить крюшон,Настоянный к тому ж в китайской вазе?Стилистикой фольклорной сокрушен,Всю жизнь мечтал я о червленом вязе,Которым витязь, логике назло,Всех убеждал, когда ему везло…

Пачули! Запах томный и порочный.Душились им Нана и РигольбошВ те дни, когда Наполеон НепрочныйНад Францией свой утверждал дебош.Он дразнит ноздри телеграммой срочнойО том, что плоть согласна на грабеж,Он обещает сладкое томленье,Но в нем самом — лишь с ложечки кормленье.

Бювар дышал пачули. Почему?Должно быть, в нем хранили сувениры:Платок, перчатку, ленту иль тесьмуКакой-нибудь Прелесты иль Плениры.Быть может, место он давал письму(Для душных чувств — душистые гарниры),А может, без мечтаний и химер,Вблизи флакон раскокал парфюмер.

Я много раз видал его в витрине,Я много раз купить его хотел,Но грубый бас: «Отыди и отрини!»По мне из ярлыка с ценой летел.Но как-никак, пожалуй, раза три неХотел уйти я, мямлил и потел,В кулак зажав покорную зарплату,И всё ж на кратер страсти клал заплату.

Как в женщину, в него я был влюблен,Но, черт возьми, цена! На деньги этиМой полушубок быть бы мог дубленСвятейшим муром! Я бы на диетеМиндальной год сидеть бы мог! ДублонКупить дантисту — зуб залить!.. В поэтеРифм и сравнений много завелось,И всё ж бювар бодался, точно лось.

………………………………..………………………………..………………………………..………………………………..………………………………..………………………………..………………………………..………………………………..

Я иногда о нем мечтал ночами:Как он лежит, «осеребрен луной»,Как статуэтки с севрскими плечамиИ натюрморт с багряной ветчинойНад ним молчат, и синими очамиОн смотрит… Я проснулся весь больной…Я шел к нему; торговец (был урод онПрезренный!) мне сказал лениво: «Продан!»

7. X.1945