История Смутного времени в России. От Бориса Годунова до Михаила Романова - Александр Нечволодов

К большому сожалению, сохранилось весьма мало сведений о личной жизни князя М. В. Скопина-Шуйского. До нас не дошло ни одного его слова, ни одного письма. Помещаемое здесь современное его изображение, писанное московским иконописцем, конечно, также весьма мало передает сходство с ним, так как, по общим отзывам, он отличался большой красотой. Князь Михаил Васильевич очень рано лишился своего отца, преследуемого подозрительностью Бориса Годунова, и воспитывался своею заботливою матерью; около семи лет от роду он начал обучаться грамоте, обнаружив при этом «большую быстроту ума». Когда молодой князь стал подрастать, то был зачислен в царские жильцы; здесь, несмотря на свою юность, он обращал уже на себя внимание «многолетним разумом» и при этом истинным душевным благородством; он не был заносчив и дерзок перед низшими, отличался тихостью и скромностью и вместе с тем не запятнал себя с целью выдвижения ни единым доносом, к чему было столько соблазнов в развращающее время царствования Бориса. Первый самозванец возвел восемнадцатилетнего Скопина, как члена семьи, сильно пострадавшей при Годунове, в звание великого мечника; вскоре же по воцарении дяди своего Шуйского князь Михаил Васильевич Скопин показал себя выдающимся военачальником в борьбе с Болотниковым. На двадцать первом году жизни он женился на Александре Васильевне Головиной, после чего, не прожив с молодою женою и трех месяцев, отправился в Новгород для сбора рати и приглашения иноземных наемников. Для последней цели в Новгород приехал из Швеции королевский секретарь Монс Мартензон; с ним было условлено, что шведы поставят пятитысячное войско, которому царь будет ежемесячно уплачивать по 100 000 золотых (ефимков). Для окончательного же заключения договора должен был состояться съезд уполномоченных обеих сторон в Выборге.

Между тем к Новгороду подходил отправленный из Тушина отряд пана Кернозицкого. Чтобы противодействовать ему, Скопин собрал сколько мог войска и отдал распоряжение выслать эту рать к Бронницам, причем начальником ее вызвался быть Татищев. Но когда все уже было готово к выступлению, то новгородцы донесли Скопину, что Татищев собирается изменить Шуйскому и сдать Новгород Кернозицкому. По-видимому, Татищев, несмотря на оказанные им услуги при свержении Лжедимитрия, был удален воеводой в Новгород за свой буйный и грубый нрав и теперь желал воспользоваться благоприятным случаем, чтобы выбраться из Новгорода и свергнуть затем царя Василия. Возмущенный известием об этой измене, Скопин объявил о ней ратным людям в присутствии самого Татищева; они же, в порыве негодования, тут же убили его. Что касается Кернозицкого, то он, получив сведения, что у Новгорода собирается войско, поспешил в начале января 1609 года отойти от него.

Настроение северных городов

Переговоры со шведами требовали от Скопина много искусства, трудов и терпения; он тщательно скрывал от них истинное положение дел и выставлял его в гораздо лучшем свете, чтобы умерить алчность Карла IX. В это же время он вел деятельную пересылку из Новгорода для подъема русских людей на защиту царя Василия Ивановича, сносясь для этого со всем севером государства.

Здесь, на севере, не было боярского и служилого дворянского землевладения, что, как мы видели, повлекло в южной части государства к обострению отношений между помещиками и крестьянами, причем последние легко поднимались против своих господ, смущенные льстивыми воровскими грамотами. Север был силен целым рядом знаменитых русских монастырей, постепенно обращавшихся как бы в крепости Московского государства и имевших обширные и хорошо устроенные хозяйства; здесь же, в северных городах и деревнях, по путям к Беломорскому торгу, сидел крепкий своим русским духом промышленный сельский и посадский торговый люд, сильно приверженный к земской тишине и порядку и привыкший управляться своим крестьянским или посадским миром. Люд этот скоро понял, что означают воровские грамоты и блага, сулимые ими, и решил крепко стоять за законного царя: все здесь ясно сознали, что тушинцы и поляки – хищники и грабители и что с ними надо бороться всеми силами.

Дело не ограничивалось одними поборами. Паны из Тушинского стана и из лагеря Сапеги под Троицким монастырем размещались на поместных землях и в частных вотчинах, в чужих хозяйствах, для прокормления как самих себя, так и своей челяди, творя великие безобразия. Повсюду ходили польские разбойники и грабители вместе с русскими лихими людьми, бывшими еще свирепее поляков.

Слух о том, что в Новгород прибыл известный своими победами над Вором царский племянник, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, наполнил, разумеется, сердца всех крепких людей русского Севера живейшей радостью. «Для всего Поморья и северных частей Замосковья, – говорит С. Ф. Платонов, – Скопин был представителем государственной власти и военным руководителем с высшими полномочиями. Его «писания» имели силу указов, которым повиновались не только городские миры, но и государевы воеводы по городам. По его «отпискам» местные власти собирали ратных людей и готовы были отпустить их «в сход, где велит быти государев боярин и воевода князь М. В. Шуйский…» Вместе с тем северные города и сами от себя деятельно сносились друг с другом «отписками», чтобы крепко стоять против тушинцев и воров.

После бегства пана Кернозицкого из-под Новгорода Скопин отправил своих воевод, Бороздина и Вышеславцева, в Вологду, которая, вследствие своего выгодного расположения в узле главных путей из Поморья к Москве, начала приобретать важное значение для действий против воров, особенно ввиду того, что в Вологде зимой 1608/09 года случайно собралось множество иностранных и русских купцов с товарами, шедшими через Архангельск и не попавшими в Москву из-за боязни тушинцев. Все купцы, разумеется, оберегая свое достояние, тотчас же перешли на сторону царя Василия Ивановича, который со своей стороны не переставал рассылать грамоты по северным областям.

Такое же значение, как Вологда, получил и Великий Устюг, к коему сходились пути из далеких северо-восточных наших владений и Москвы. Кострома и Галич были городами, где сосредоточивалась главная деятельность против воров на Средней Волге; их жители целовали друг другу крест «за один умереть» и собирали ратных людей. В Нижнем Новгороде горячим противником воров и поляков являлся игумен Иоиль; он писал через игумена Тихоновской пустыни Иону жителям Балахны, «чтобы они не стояли за воров, а действовали бы с нижегородцами сообща и стояли бы на том, кто будет на Московском государстве Государь, тот всем нам и вам Государь…»

Ополчения, выставляемые северными городами, были чисто мужицкими ратями; они избирали своих военачальников всем миром: иногда ими бывали боярские дети, но часто также вдовые попы, священники и другие крепкие люди, хорошо известные посадскому и крестьянскому люду, их выбиравшему.

Осада Троице-Сергиевой Лавры

Конечно, снаряжение этих ополчений от земли шло медленно; при этом они зачастую терпели и неудачи от воровских отрядов; не скоро мог и Скопин-Шуйский дождаться прибытия нанятых им иноземцев и образовать свое воинство, чтобы двинуться на выручку Москвы, а между тем поляки и воры напрягали все свои усилия, чтобы овладеть главным оплотом православия и средоточием всех важнейших путей к северу – обителью преподобного Сергия, его Лаврою, выстроенною во имя Живоначальной Троицы, в 64 верстах от Москвы.

Мы видели, что Сапега при своем движении к Троице наголову разбил на Ярославской дороге высланное против него войско под начальством князя Ивана Ивановича Шуйского; затем, вместе с Лисовским, 23 сентября 1608 года, он подошел к Лавре, которая со времени Грозного была обнесена на протяжении шестисот сорока двух саженей каменными стенами, вышиной в четыре и толщиной в три сажени, с башнями, острогами и глубоким рвом.

Вначале у Сапеги вместе с Лисовским было до 30 000 человек войска, но так как осада затянулась и Сапега вынужден был рассылать отряды в разные стороны, то иногда у него бывало не более 10 000 человек.

Защитников же Лавры было всего около полутора тысяч человек, в том числе дворян, боярских детей, казаков и разных собранных в нее людей – 1300 человек и до 200 человек иноков, способных носить оружие, из которых многие были прежде воинами и теперь поверх ряс надели ратные доспехи. В Лавру, кроме того, собралось множество стариков, женщин и детей из окрестных деревень и сожженных вокруг монастыря посадов, так что теснота в ней была большая.

Продовольствием и боевыми припасами монастырь был снабжен довольно обильно, но было мало заготовлено дров.

Сапега расположился станом по западную сторону Лавры, на Дмитровской дороге; с ним были: князь Константин Вишневецкий, пан Казановский, братья Тышкевичи и другие именитые поляки, а Лисовский, в отряде которого находилось много казаков, стал по юго-восточной стороне обители; сильные польско-воровские отряды заняли остальные дороги, шедшие к Троице.