Дежурные по стране - Алексей Леснянский

— Не пудри мне мозги. Военные служат. Чиновники, менты, священники, врачи.

— А вот и нет. Многие из них сейчас работают, а не служат. Следовательно, вместо них начал служить кто-то другой, потому что свято место пустовать не должно.

На следующее утро Вася поздоровался за руку со своими товарищами, собравшимися возле дома Ивана, после чего задал несколько вопросов:

— Сколько отсутствующих? Причины?.. По какой цене час назад закупалось молоко? Разбавлялось ли водой?

Васе ответили, что отсутствующих двое, которые просили передать, что выйдут на работу через три дня, когда «мало-мало оклемаются после гриппа». Насчёт молока Ильюха Дронов заметил:

— Как бодяжили, так и будем бодяжить, потому как директор — сволочь и вор, хоть и скупал сегодня по шесть рублей за литру.

— Понятно, — произнёс Вася. — Делайте, что хотите, а на мою помощь можете больше не рассчитывать. Хочешь, как лучше, а получается, как всегда. Всё-таки скажите всем, что, если станут и дальше разбавлять, то директор снова обвалит цену, и это будет по справедливости. Теперь абсолютно от каждого зависит, какой будет конечная жирность продукта. Из-за одного нечистоплотного человека могут все пострадать. Я бы на месте директора с каждого литра пробу брал, но он этого не делает, потому что ему проще по дешёвке молоко закупать, чем нервы себе и вам трепать.

— Кружку на ведро всего. Чё такого? — едко произнёс Дронов. — А он-то тебе, наверно, расписал, что мы наполовину разводим. Его бабёнки, которые за приёмку молока отвечают, тоже ведь шарят. Нюх у них, без лаборатории обходятся… В общем, нет у нас таких, которые бодяжат.

— А зачем тогда врёшь, что разбавляете? — взъелся Вася.

— А чё ты веришь этому борову?! — зло бросил Дронов. — Он тебе лапши на уши накидал, а ты и раскис. Меня это задело, поэтому и сказал, что разводим.

Вася сделал вывод, что голова у деревенского жителя устроена как-то по-другому, поэтому впредь решил быть осторожней в речах и поступках.

Восьмидесятилетняя бабушка Агафья, о которой уже несколько лет не вспоминала единственная дочь, растапливала печку, когда услышала на улице крики. Старушка вздрогнула и засеменила к окну. Раздвинув загаженные мухами занавески, она прильнула к стеклу. Бабушка всплеснула руками, потому что у неё зарябило в глазах от людского столпотворения перед её палисадником.

— Господи, чё стряслось-то. Иль война? — подумала Агафья. — Одни напасти. Скорей бы уж Бог прибрал.

Она вытерла жёлтые высохшие руки о фартук, поправила на голове зелёный платок и, шаркая по деревянному полу негнущимися ногами, поспешила на улицу.

Вася на секунду опешил, когда из калитки вышла маленькая сморщенная старушка, трясшийся подбородок которой шёл на соединение с крючковатым носом.

— Здравствуй, бабушка, — сказал Вася.

— Здравствуй, мил человек.

— Помогать тебе пришли. Запустишь нас или как?

— Да у меня не прибрано, сынок. Грязища кругом.

— За тем и пришли. За пару часов из твоей избушки на курьих ножках дворец царский сделаем.

— Чаво, чаво? Недослышу я.

— Хоромы, говорю, из твоей развалюхи отгрохаем, — прибавил громкость Вася.

— Иль президент тебе наказал? Не может того быть. Неужто сам Борис Николаич?

— Нет больше Ельцина.

— Свят, свят, — закрестилась Агафья. — Преставился, сердешный. Какой-никакой, а человек всё ж таки был. Царство ему небесное.

— Куда там, — рассмеялся Вася. — Живее всех живых.

— Ну, — не поверила старушка.

— Вот тебе и ну, бабуля. На пенсии он теперь. Путина вместо себя назначил. Так и сказал народу: «Верьте этому человеку, как мне».

— И верят?

— Как будто у нас выбор есть, — сказал Вася. — Верят, конечно.

— Так это, выходит, он тебе телеграмму отбил, чтоб мне помочь-то?

— Он самый. Так и написал мне: «Василий, ты, конечно, в курсе, какое мне досталось наследство. Государство наше большое, и я не справляюсь. Ты уж постарайся, чтоб я о бабушке Агафье и думать забыл, не до неё мне. Передаю тебе все полномочия. Смело действуй от моего имени. Приказывать не могу, а просто надеюсь на тебя, Василий, потому как ты — муж государственный, не чета многим. Россия на таких людях, как ты, с древних времён держится, но награды от меня не жди, потому что медалей и орденов на всех не напасёшься. Сильно по этому поводу не расстраивайся, так как на небесах ведётся учёт всем заслугам и подвигам, и награда по выходу на тот свет своего героя непременно найдёт. На этом прощаюсь. С глубоким уважением, и. о. президента В. Путин».

Парни, стоявшие за спиной студента, давились от смеха. Бабушка Агафья качала головой. Вася же никогда не был так серьёзен, как сейчас.

— И плату не возьмёте? — спросила старушка. — А то вчера Антошка Варфоломеев с Колькой Кудрявцевым кормилицу мою закололи, помогли сдать её, значит, а потом расчёт потребовали… Одной вы артели или нет?

Вася изменился в лице, но назад не обернулся. Он начал проделывать вращательные движения головой, и в гулкой тишине, наступившей после слов бабушки, был отчётливо слышен хруст его шейных позвонков. Парни попятились назад. С каждой секундой пространство вокруг Васи расширялось.

— Суки… Гниды… Мочить тварей… С божьего одуванчика бабки содрали… Отдай их нам… Уроем гадов, — донеслось до студента.

— Предупреждён — значит, вооружён, — ошпарило сознание воспоминание о брате, а потом голова дежурного по стране стала раскалываться от вторжения мыслей. — Потеряю хоть одного пацана — конец. Пойду на поводу у толпы — конец. Растеряюсь сейчас — конец. Дам волю ярости — конец. Позволю разгадать себя — конец… Не подведи, бабушка.

Вася повернулся назад через левое плечо, словно настоящий солдат, и спокойно произнёс:

— Колян, Антоха, идите-ка сюда.

Провинившиеся парни отделились от толпы, подошли к студенту и потупили головы.

— Баб Гаша, — ласково начал Вася, — ты, пожалуйста, вспомни, что сама деньги парням вручила. Они упирались, а ты на своём настаивала. Ведь было же такое? — Старушка подняла выцветшие глаза на студента и увидела на его лице такую немую скорбь, что её сердце тут же наполнилось беспричинной жалостью к парню и тревогой за него. Настойчивым голосом Вася продолжил: «Не торопись, бабушка. В твоём возрасте люди часто забывают о том, что с ними случилось. Ты же сама отдала им деньги, — ведь так?».

— Припоминаю, сынок. Всё было в аккурат, как ты говоришь. Запамятовала я. Я им — берите, а они — ни в какую. На силу взять уговорила.

— Ничего страшного, со всяким бывает, — сказал Вася и поблагодарил старушку взглядом.

Деревенские парни оторопели. А Варфоломеев с Кудрявцевым вообще испытали шок, потому что не понимали, какими мотивами руководствовался студент, когда решил взять их под свою защиту.

А потом сельская молодёжь дружно работала на подворье у бабушки Агафьи. Ребята красили, белили, мыли, кололи, скребли, колотили, сверлили, чистили, переносили, строили, готовили, чинили и подметали. Вася только успевал отсчитывать деньги на необходимые материалы, которые покупались в промышленном отделе центрального магазина. В течение пяти часов в хозяйстве забытой всеми старушки не умолкала деловая перебранка плотников и маляров, каменщиков и сварщиков, монтажников и электриков, трубочистов и печников. Студент с радостью отметил про себя, что нет ни одной рабочей профессии, которой бы не владел хотя бы один из двадцати его парней.

— С такими орлами горы свернуть можно, — размышлял Вася. — Дотошность во всём. Не думая о красоте, прежде всего о добротности, удобстве и долговечности заботятся, а потом красота у них как-то сама по себе выходит. У всех какая-то удивительная природная сноровка. Если горожанину всё ещё надо рассказывать, что такое хорошо и что такое плохо, то деревенского жителя надо просто обеспечить работой, и тогда у него в голове само по себе всё выстроится. Крестьянин становится нравственным только в труде; ни проповедовать ему, ни урезонивать его не имеет смысла, если он безработный… Божьи заповеди и государственные законы для него — пустое место, если поля бурьяном и чертополохом поросли. Попробуй заставить его отказаться от водки, коль земля вокруг него ничего не рожает, бездельничает. Его совсем не волнует, он ли или кто-то другой виноват в том, что поля не пашутся. Просто, если не пашутся — значит, правды нет, справедливости нет, морали нет, смысла жизни и Бога нет, потому что с незапамятных времён крестьянин и земля — одно и то же. Мужик и ведёт себя в соответствии с состоянием земли: если она даёт хлеб — он нравственный, если же не даёт, то ему на себя и на весь мир плевать. Вот такая у них наркотическая зависимость друг от друга… Эх, Россия, Россия… Такие времена, что и не умрёшь теперь за тебя. Жить надо. Погружаться в рутину, подобно бухгалтеру, и дебет с кредитом сводить, баланс восстанавливать. Столько-то израсходовали, такой-то доход получили, такие-то имеем основные средства, которые увеличим в будущем месяце за счёт того-то и того-то. Скука неимоверная, — а что делать? Тебе, Россия, требуется скучный подвиг, протяжённый во времени. Подвиг скрупулезного бухгалтера, а не богатыря. Андрей Болконский, поворачивающий вспять отступающие дивизии, сегодня не пройдёт, потому что нет ни знамени, ни дивизий, ни тылов, ни оружия. Ничего нет, поэтому будем просто работать. Изо дня в день.