Правосудие Зельба - Бернхард Шлинк

— Да это же наши базы данных! Правда, в какой-то странной последовательности. И распечатка не наша. А я думал, что со всем этим уже разобрались. Хотите, я попробую выяснить, где это было распечатано?

— Не надо. Скажите мне лучше, что это за базы данных?

Таузендмильх сел за компьютер и сказал:

— Надо посмотреть.

Я терпеливо ждал.

— Так, тут у нас сведения о заболеваемости весной и летом семьдесят восьмого года, дальше тантьемы[101] и реестры изобретательских предложений прошлых лет, в том числе до сорок пятого года, а здесь… нет, сюда мне уже не войти, но аббревиатуры, наверное, означают другие химические предприятия. — Он выключил машину. — Я еще должен вас поблагодарить, господин Зельб. Фирнер меня потом вызывал к себе и сказал, что вы очень лестно обо мне отзывались в своем отчете и что у него на меня особые виды.

Счастливый человек. Я на мгновение представил себе, как Таузендмильх, на правой руке которого я заметил обручальное кольцо, придет вечером домой и расскажет о сегодняшнем успехе своей хорошенькой, нарядной жене, ожидающей его с бутылкой мартини и вместе с ним по-своему работающей на его карьеру.

В отделе охраны я зашел к Томасу. На стене у него висел полуготовый план учебной подготовки дипломированных специалистов для охранных предприятий и структур.

— Я тут был по делам и решил заглянуть к вам, чтобы поблагодарить за любезное предложение преподавать у вас в школе. Чему я обязан этой честью?

— Меня поразило, как ловко вы решили нашу проблему защиты заводской информационной системы. Мы все могли бы поучиться у вас, в первую очередь Эльмюллер. Кроме того, одно из обязательных требований программы — участие в учебном процессе специалиста в области безопасности, имеющего свою собственную практику.

— И какой же аспект вы хотели мне предложить?

— Все — от практики до этики охранно-сыскной деятельности. С упражнениями и экзаменами, если это для вас не слишком обременительно. Начинается курс с зимнего семестра.

— Есть у меня одно серьезное сомнение, господин Томас. Так, как это представляется вам и как, на мой взгляд, и должно быть, я смогу учить молодых сыщиков лишь в том случае, если буду передавать им свой опыт на примере конкретного расследования. А это как раз очень непросто. Возьмем хотя бы дело, которое мы вместе с вами расследовали. Хоть я и не называю никаких имен и забочусь о должной маскировке, все равно через пару часов уже каждая собака знает, где сидит фазан.

— Вы имеете в виду директора Фазана, из отдела экспорта? Но он же недавно вышел на пенсию. И вообще…

— Фирнер говорит, у вас в этом деле еще были осложнения?

— Да, мы еще помучились с этим Мишке.

— Мне, наверное, все-таки нужно было прижать его как следует?

— После того как вы нам его сдали, он еще долго хорохорился.

— Ну, судя по тому, что я услышал от Фирнера, вы с ним обращались как с принцем: ни слова о полиции, о суде, о тюрьме — как тут не хорохориться!

— Ну что вы, господин Зельб! Мы же не дураки — рассказывать ему о том, что никто не собирается его сажать! Тут все было иначе. Он начал нас шантажировать! Мы так и не выяснили, действительно у него что-то было или он блефовал, но переполошил он всех здорово.

— Историями про темное прошлое?

— Да, историями про темное прошлое. Грозился обратиться в прессу, к нашим конкурентам, к профсоюзам, в промышленную инспекцию, в Федеральное ведомство надзора за деятельностью картелей… Знаете, может, это звучит жестоко — мне и самому жаль этого бедолагу, — но, честно говоря, я рад, что вся эта морока позади.

В комнату без стука вошел Данкельман.

— А, господин Зельб! Мы как раз сегодня говорили о вас. Что вы там все еще выясняете по поводу этого Мишке? Ваше дело уже давно закрыто. Не надо поднимать панику!

В разговоре с ним, как и с Томасом, я ступал по очень тонкому льду. От слишком прямых вопросов этот лед мог проломиться. Но «кто не любит опасность, тот впадет в нее».[102]

— Гремлих вам звонил?

— Я серьезно, господин Зельб: держитесь подальше от этой истории, — сказал Данкельман вместо ответа. — Мы не любим, когда нам мешают работать.

— Я считаю дело закрытым только тогда, когда мне все известно. Вы знали, например, что Мишке успел еще раз похозяйничать в вашей системе?

Томас внимательно слушал, глядя на меня с неприязнью. Он уже раскаивался в том, что пригласил меня преподавать в свою школу.

— Странные у вас представления о заказе на ваши услуги, — произнес Данкельман сдавленным голосом, с трудом совладав с собой. — Заказ считается выполненным, когда заказчик не желает продолжения расследования. А господин Мишке уже нигде больше не хозяйничает. Так что я попросил бы вас…

Я услышал больше, чем мог даже мечтать, и дальнейшее обострение наших отношений не входило в мои планы. Еще одно неосторожное слово, и Данкельман, чего доброго, вспомнит о моем специальном пропуске.

— Вы совершенно правы, господин Данкельман. Хотя вы ведь, наверное, тоже понимаете, что энтузиазм в нашем деле не всегда удается удержать в рамках заказа. Да вы не беспокойтесь — мне как частному детективу чрезмерная активность без официального заказа все равно не по карману.

Данкельман вышел из комнаты лишь наполовину примиренным. Томас с нетерпением ждал, когда я уйду. Но у меня для него была припасена конфетка.

— Возвращаясь к прерванной теме, господин Томас: я с удовольствием принимаю ваше предложение вести учебный курс. В ближайшие дни я пришлю вам свой Curriculum Vitae.[103]

— Спасибо за вашу готовность к сотрудничеству, господин Зельб. Будем на связи.

Я вышел из здания заводской охраны и опять оказался во дворике с Аристотелем, Шварцем, Менделеевым и Кекуле. Северную сторону дворика освещало усталое осеннее солнце. Я сел на верхнюю ступеньку крыльца перед заложенной кирпичами дверью. Мне было о чем подумать.

16

Заветное желание папы

Число фрагментов этого пазла все росло, но картина не становилась понятней.

Теперь я знал, что представляла собой папка Мишке, — набор средств, которые он собирался бросить в бой против РХЗ. Жалкий набор. Ему явно пришлось отчаянно блефовать, чтобы произвести на Данкельмана и Томаса то впечатление, которое он, похоже, все-таки на них произвел. Руководство РХЗ не торопилось объявлять Мишке, что оно не намерено передать его полиции, предать суду и упрятать за решетку. Зачем же им понадобилось оказывать на него давление? Что они решили с ним сделать и от чего он так неловко защищался с помощью своих хилых намеков и угроз?

Я вспомнил про Гремлиха. Он получил приличную сумму, странно вел себя сегодня утром, и я был почти уверен, что это он сообщил Данкельману о намерениях Мишке. Может, он был человеком РХЗ в РВЦ? Может, эта роль первоначально была отведена Мишке? Мы не пойдем в полицию, а ты будешь следить за тем, чтобы наши показатели выбросов всегда были «хорошими»? Иметь своего человека в РВЦ дорогого стоит. Система контроля за выбросами стала бы фикцией и больше не влияла бы на производство.

Но все это не объясняло убийства Мишке. Гремлих — убийца, которому нужна была сделка с РХЗ и не нужен был Мишке? Или в материалах Мишке все же было что-то опасное для РХЗ, чего я не увидел и что стало смертным приговором для Мишке? Но тогда Данкельман и Томас, без участия которых трудно было провести такую операцию, не говорили бы так открыто о конфликте с Мишке. А Гремлих хотя и производил более солидное впечатление в кожаном пиджаке, но представить его себе в роли убийцы, даже надев на него «гангстерскую» шляпу-борсалино, я не мог. Может, я вообще веду поиск не в том направлении? Фред мог избить Мишке по поручению РХЗ, но он с таким же успехом мог сделать это — и даже убить его — для любого другого заказчика. Мало ли в каких темных делах мог запутаться Мишке со своим авантюризмом! Я должен был еще раз поговорить с Фредом.

Я простился с Аристотелем. Дворики старого завода опять тронули мое сердце своим обаянием. Я прошел через арку в следующий двор, стены которого были объяты осенним огнем девичьего винограда. Никакого Рихарда, никакого прыгающего мяча. Я позвонил в дверь шмальцевской служебной квартиры. Дверь открыла уже знакомая мне пожилая женщина. Она была одета в черное.

— Фрау Шмальц? Здравствуйте, мое имя Зельб.

— Здравствуйте, господин Зельб. Вы отсюда поедете вместе с нами на похороны? Дети сейчас за мной заедут.

Через полчаса я уже был в крематории на главном кладбище в Людвигсхафене. Семья Шмальц без лишних слов, как будто так и должно быть, включила меня в число участников траурных мероприятий по случаю кончины старика Шмальца, и у меня не хватило духу сказать им, что я угодил на эти похороны чисто случайно. С фрау Шмальц, молодой четой Шмальц и их сыном Рихардом я поехал на кладбище, радуясь тому, что надел сегодня темно-синий плащ и строгий костюм. По дороге я узнал, что Шмальц-старший умер от инфаркта.