Мисс Марпл из коммуналки - Оксана Обухова

Софа нерешительно потопталась за ее спиной, деликатно произнесла «кхм», но Надя только отмахнулась не оборачиваясь, и Софьюшка, вконец расстроенная загадочным поведением подруги, отправилась в опочивальню.

«Не хочет, и не надо. Придет время, сама расскажет».

Или не расскажет. Упрямство и своеволие приятельницы Софья Тихоновна давно воспринимала как должное.

Вот Клава… Клава – другое дело. Она бы ни за что не вышла из прихожей, не добившись правды…

Сидеть возле двери, где гуляли сквозняки, лишенной парового отопления большой квартиры было зябко. Надежда Прохоровна держала руки под мышками, смотрела в темноту и слушала тишину засыпающего дома.

Уже давно перестали звучать на лестнице шаги припозднившихся жильцов, давным-давно в последний раз хлопнула скрипучая дверь в подъезде, Надежда Прохоровна таращилась в угол и старательно отворачивалась от едва мерцающего прямоугольника в закутке на повороте к кухне. Фонарный свет проникал через кухонное окно, скользил по стенам, добирался до зеркала и оглаживал серебристую муть мягкой желтой лапой.

Лапа эта была живой и пятнистой. Свет разбивала жидкая осенняя листва березы во дворе, по зеркалу ползли неясные бесформенные тени…

Жуть!

Не оглядываться и забыть!

И только маленький, выбравшийся из хозяйской комнаты котик составлял компанию караульной. Он побродил вокруг, огладил хвостом и щечками ноги и, поприветствовав таким образом, испросив дозволения, взобрался на Надины колени.

Свернулся уютным, теплым шариком и запел кошачьи серенады.

Надежда Прохоровна перекинула меховой комок поближе к животу и рассеянно погрузила пальцы в теплую шерсть.

Что подумала о ней Софа?

Наверное, вздохнула бабушка Губкина, решила, что совсем подружка взбесилась. Чужие двери нюхает, подъезды стережет… Хорошо, хоть успела обратно в квартиру заскочить, когда услышала, что Софа из ванной выходит. А то б опять застала за обнюхиванием чужого замка… Стыдоба!

Но к сорок первой квартире Надежда Прохоровна выбегала не зря. Не зря склонялась к сквозной замочной скважине – на этот раз из квартиры соседей совершенно ощутимо тянуло сигаретным дымом…

И – чу!

Надежда Прохоровна приникла к щелке ухом: в соседской квартире кто-то тихо плакал. И не в комнате или на кухне, а, скорее всего, стоял почти у двери и жалобно всхлипывал.

Гульнара? Или ребенок?

Нет, не ребенок. Плач явно женский. Тягучий, безысходный, так плачет бедная вдова с четверыми детьми, убивается у вешалки, уткнувшись носом в пальто погибшего мужа…

Эх, горюшко-то!

Такие вот заунывные стенания и вызывают духов! Так вызывают, что покойники покурить приходят и соседям мерещатся!

Конкретно при этих размышлениях Надежда Прохоровна услышала, как прекратился в ванной шум льющейся воды, Софа вышла в коридор. Она юркнула обратно, захлопнула дверь и сделала вид, что шибко интересуется через глазок происходящим на лестнице.

Незачем перед Софьюшкой свой беспокойный облик лицом выставлять. Об оживших покойниках на ночь лучше не разговаривать. Ну их.

Баба Надя села перед дверью на табуреточку, подтянула под себя ноги и стала ждать.

Чего?

Уж точно не явления души невинно убиенного Нурали Нурмухаммедовича!

Баба Надя надеялась услышать тихий скрип открываемой соседской двери и убедиться – был мужчина! Не пригрезился!

Во-первых, из квартиры точно пахло сигаретным дымом, а во-вторых… ну не сошла же с ума в одночасье Надежда Прохоровна Губкина! Должен быть мужик в квартире! Живой, не призрак.

И не уходил он еще никуда. Опять курил в квартире, опять вонял папиросами…

Конечно, подмерзая, думала Надежда Прохоровна, другая б на ее месте давно участкового вызвала… настучала куда следует… Потребовала у Гулькиного гостя документы проверить.

А как потом соседям в глаза смотреть?

Придет Алеша. А у Гульнары родственник без регистрации обретается – за телом Нурали приехал. Горе у них.

Или нагрянут эти, из эмигрантской милиции. Выгребут всех нелегалов…

А в чем они виноваты-то?!

В том, что у них брата в Москве зарезали, а на родине никакой путной работы нет?!

Не по-божески это. Не по-людски. Милицию эмигрантскую на соседей натравливать. Гульнара и так на бабу Надю косо смотрит – у ней в квартире мужика прирезали!

Надежда Прохоровна стянула пальто с вешалки, укуталась теплее – котик спрыгнул с колен и порскнул в хозяйскую комнату – и стала слушать тишину.

Рано или поздно скрипнет соседская дверь, выйдет мужик на площадку, а тут – нате вам! – баба Надя у глазка. Посмотрит и определится, что за парень такой к Гульке приехал.

Ну не могла, не могла баба Надя принять неизвестно кого за Нурали Алиева! Курит он как Нурали, сигарету под ладонью держит, и лицом – ну точная копия покойника!

И если б встретила баба Надя курящего мужика в подъезде перед дверью соседки, ни за что б не стала за полночь мерзнуть! Что было б удивительного? Приехал Нуралиев брат из Таджикистана, остановился у родни…

Но не давала бабе Наде покоя одна мысль. Ведь как это можно: родного мужа гонять в подъезд курить, а какому-то родственнику дозволять дымить на кухне?!

Не бывает такого!

Прячет кого-то Гульнарка!

Но вот почему-у-у…

Может, гость этот в самом деле без регистрации?

Так таких таджиков полная Москва. И все они на одно лицо… А соседи вроде как ни разу мигрантскую милицию на сорок первую квартиру не натравливали…

Эх, надо было Алешку еще днем позвать! Пусть бы проверил, кто там в форточку дымит! Вызвать да договориться, чтоб не арестовывал Гульнаркиного гостя. Дал бы спокойно брата схоронить.

Но вот Софа смутила. Пахнет, говорит, из квартиры только луком с морковкой. А нюх у Софы не то что слух – хороший.

А сейчас уже поздно, третий час ночи. У Гульнарки полный дом спящих детей. Старшим завтра в школу, куда они невыспавшиеся пойдут…

«Так что надо без милиции, по-соседски вопрос решать. Коли не выставит Гульнарка мужика ночью за дверь, пойду утром и спрошу: кого, сердешная, прячешь, кого скрываешь?..» Решила так баба Надя, но спать не отправилась. Приросла как будто к табуретке. Куда ж тут спать, когда такие могильные мысли одолевают? Когда за недавним позором – Софа по всем комнатам призрака ищет, под кровать заглядывает – новый конфуз образовался: живой покойник померещился! Да не в затертом зеркале, а в полный рост на подоконнике!

«Да-а-а… неладное что-то в доме творится. Плохое что-то. Как будто проклял кто. И не квартиру, а весь подъезд. Одна чертовщина за другой приключается…

Попа, что ль, вызвать?

Пусть святой водицей по углам побрызгает…

Говорят – помогает…

А про привидений ни слова никому! Нечего на старости лет позориться. Чем тут хвастаться? Начнут во дворе языками трепать: «Баба Надя совсем сбрендила, пора старухе бумагу в собесе выправлять для дома престарелых».

Да лучше сразу в Кащенко…»

А ведь есть в доме соседки, что с удовольствием о призраках шушукаются. Любят поговорить о духах, вещих снах, о домовых да леших. То полтергейст какой у них молоко створожил, то сглазил кто, то порчу на мужика навел да водку пить заставил…

А молоко небось налили в грязную посудину. Мужик пьет от безделья да глупости. Самой лучше в поликлинику лишний раз сбегать, чем по колдунам шастать.

Не любила баба Надя этих разговоров. Не поддерживала.

И вдруг – с выпученными глазами к участковому бежать?! «Лови, Алеша, духов, совсем нечистая одолела».

«Не-е-ет, так дело не пойдет. Сама еще за себя постоять могу. И мозги самостоятельно поправить, и всех негодников словить.

А то… выбрали моду! Мертвяков в чужие квартиры подкидывать да в окнах-зеркалах являться!

Что бы там ни было, двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.

Выловлю, – решила баба Надя, – как есть выловлю!

Таньку же на чистую воду вывела?

И здесь, поди, не оплошаю. Двадцать лет в дружинницах всяких хулиганов гоняла, не трусила. А тут – делов-то – призрака ущучить…

Тьфу, тьфу, тьфу, чур меня…»

…Время тянулось медленно, дом спал, иногда к бабе Наде прибегал пушистый котик, но долго не сидел. Стараясь не заснуть, бабушка то и дело ерзала на табуретке, меняла позу, и шустрый котик спрыгивал с колен и убегал к спокойно спящей хозяйке.

«Совсем я сдурела на старости лет», – вздыхала баба Надя, начиная подремывать…

Тихий скрип соседской двери она все-таки пропустила. Клевала носом, сползала вниз по косяку. Чмок! – сказал дверной замок. Баба Надя встрепенулась, подскочила, едва не уронив табуретку, – и к глазку!

В желтой полутьме подъезда, едва видимый, по лестнице сбегал мужчина: в черной куртке с надетым на голову капюшоном, черных спортивных штанах со светлыми кантами на штанинах. Он быстро перебирал кривоватыми ногами, перепрыгивал через две ступени. Лишь две секунды видела его спину баба Надя в дверной глазок…