Учитель и его время - Михаил Кириллов

Система задавила непредсказуемость и разрушительность внешних влияний и мелочей. Все это – при минимуме эмоций, без шараханья, при разумном согласовании с теми, от кого зависела ее реализация. Чтобы это произошло, потребовался год.

С ранним периодом московской жизни Е. В. в личном плане у меня связано немногое. Как-то я провел целый день вместе с ним, сидя у него в кабинете на кафедре. Он работал, а я, не мешая ему, знакомился с новейшей литературой, лежавшей у него на столе. Потом мы вместе обедали в госпитальной столовой. Вечером, заехав за профессорами Р. X. Ясаевым и Ю. Г. Шапошниковым, помчались в Шереметьевский аэропорт. Они улетали на какую-то конференцию в Минск… А я возвратился в Москву. Но разве дело было в этом. Мы просто были вместе.

В другой раз, узнав, что я с женой приехал в Москву, и, не имея времени для встречи, он тем не менее тут же предложил достать нам билеты на выставку картин Дрезденской галереи в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москвичи выстаивали туда длинные очереди, а нам повезло. Это и есть Гембицкий: он умел разглядеть в каждом человеке и в каждой ситуации конкретную возможность быть нужным и делал это от души. И эту его добрую заботу я запомнил больше, чем посещение Дрезденской галереи…

У нас, в Саратове, до 1983 г. он был лишь однажды. Прочел преподавателям лекцию о СПИДе (тогда это было новостью), посетил клинику, побывал у нас дома…

В марте 1983 г. на базе Саратовского военно-медицинского факультета было проведено методическое совещание всех терапевтических кафедр военно-медицинских факультетов по проблемам обучения. Руководил им Ф. И. Комаров. Участвовал и Е. В. Гембицкий. Нами под руководством проф. Л. М. Клячкина, все было подготовлено, и совещание прошло успешно. Е. В. Гембицкий и в этот раз побывал у меня дома.

Еще в 1981—1982 гг. Е В. высказал намерение взять меня к себе на кафедру. Это естественно вытекало из всего того, что нас связывало, и я стал жить этим ожиданием. Звонил, опрашивал. Но он, шутя, советовал: «Пейте валерьянку…» и успокаивал, что все идет хорошо. Очень рассчитывал перейти на работу в Москву и Л. М. Клячкин, причем давно. Нужно подчеркнуть, что он действительно сделал очень много за то время, что работал в Саратове. Он организовал кафедру ВПТ, объединил ее с институтской кафедрой госпитальной терапии, добился получения самой крупной для того времени в городе клиники (на 250 коек), в 1975 г. создал пульмонологический центр, положил начало формированию Саратовской пульмонологической школы, возглавил областное общество терапевтов и т. д. И он действительно заслуживал большего, чем мог дать ему Саратов в дальнейшем. В конечном счете, к лету 1983 г. стало известно, что по решению Ф. И. Комарова Лев Михайлович едет в Москву начальником формирующейся в рамках Московского военно-медицинского факультета кафедры физиотерапии и курортологии. Это решило и мою судьбу: кто-то должен был оставаться в Саратове. Огорченный Гембицкий еще раз, но уже грустно, посоветовал мне «пить валерьянку». Я пью ее до сих пор.

Незадолго до этого я завершил работу над монографией по материалам своей диссертации. Писал ее я года два, советуясь с Е. В. Л. М. Клячкин в августе 1983 г. передал мне кафедру; отбывая в Москву, он увез эту рукопись, чтобы «пробить» ее издание, так как это было еще более трудным делом, чем ее написать. И действительно, прошло 11 лет прежде чем она, дополненная и отредактированная, вышла (Гембицкий Е. В., Клячкин Л. М., Кириллов М. М. Патология внутренних органов при травме. Руководство для врачей. М.: Медицина, 1994).

С сентября этого года кафедра легла на мои плечи. Я мог рассчитывать только на себя. Однако ничего страшного не произошло. В связи с усложнением задачи нужно было действовать по системе Гембицкого, что я и делал.

С 1981 г. в Ленинграде на базе ВМА к 150-летию со дня рождения С. П. Боткина по инициативе Е. В. Гембицкого стали проводиться ежегодные Боткинские чтения. Е. В. проявлял большой интерес к этой отечественной идее и стал серьезно заниматься изучением наследия Боткина. Так уж получилось, что в этом году мне привелось побывать в бывшем имении Н. И. Пирогова в Вишенках под Винницей. Посещение совпало со столетней годовщиной смерти великого хирурга. Посетил я и усыпальницу Н. И. Пирогова…Несколько мраморных ступенек вниз. Высокая светелка. На постаменте, на уровне глаз, под стеклянным колпаком покоится Николай Иванович. В черном скромном сюртуке чиновника департамента просвещения с золочеными пуговицами, голова откинулась на подушке, седенькая бородка. Руки сложены на груди. Видны синеватые прожилки старческих вен. В руках – золоченый крест, и все. На стене за постаментом – железные венки. Все это находится здесь со времени его смерти, бальзамирования и захоронения в часовенке в 1881 г. Годы прошли, войны пронеслись. Петлюра, фашистское нашествие… а его никто не тронул.

То, что его научное наследие будет жить вечно, как наследие Гиппократа, это мне было ясно, но что физический облик Пирогова останется на столетия для людей и чтобы увидеть его, – отца русской медицины, – достаточно спуститься на 5 ступенек, – было поразительным открытием. Тысячи людей прикасаются к памяти Пирогова в буквальном смысле слова, испытывая благоговейный трепет от встречи с великим человеком.

В Доме-музее Н. И. Пирогова на одном ив стендов указывалось на многочисленные встречи его с С. П. Боткиным в лазаретах и госпиталях в ходе войны на Балканах. Это удивляло, так как до сих пор было известно об их единственной встрече у постели раненого. Я написал Евгению Владиславовичу об этом, и он немедленно откликнулся. Ему это тоже показалось маловероятным: Боткин в те годы был лейб-медиком при дворе императора, а Пирогов работал рядовым хирургом. Кроме того, они не были близки и по-человечески. Считалось даже, что известная картина, где они вместе осматривают раненого, – не более, чем символический образ их общности. Пришлось, по просьбе Е. В. и ссылаясь на него, направить в музей запрос об официальном подтверждении этих фактов. Вскоре пришел ответ с извинениями за допущенную неточность. Материалы стенда были исправлены. Гембицкий со ссылкой на мои изыскания сообщил об этом казусе на одном из Боткинских чтений. В связи с этим позже мне был вручен памятный знак «С. П. Боткин».

Деятельность Е. В. к 1984 г. становилась все более заметной в московском терапевтическом мире. Он стал заместителем председателя Всероссийского общества терапевтов, председателем Центральной проблемной комиссии «Военная медицина» при МЗ СССР, членом редколлегии «Военно-медицинского журнала». Он курировал работу терапевтических коллективов Главного и Центральных военных госпиталей и поликлиник МО и видов ВС, много консультировал.