Динка. Динка прощается с детством (сборник) - Валентина Осеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошли, Гордей Лукич! Сейчас самое время на пароход попасть, – с гордостью вытаскивая из кармана круглые часы с цепочкой, сказал приказчик.
Хозяин тяжело зашагал по сходням, приказчик в узких ботинках, растопырив руки, поспешал за ним мелкими шажками. Ленька стоял и смотрел, как подошел пароход, как появилось на палубе бородатое знакомое лицо и рядом с ним мелкое веснушчатое лицо приказчика…
Пароход дал короткий свисток и, шумно ворочая колесами, пошел мимо баржи. Хозяин пристально поглядел на Леньку и погрозил ему кулаком, но с каждым поворотом колес пароход уходил все дальше, и радостное ощущение свободы постепенно возвращало мальчика к жизни. Он вспомнил, что белобрысый паренек Федька, который одно время работал на барже, обещал ему дать на вечер свою удочку, а Митрич звал на завтра поторговать рыбой… Значит, и ему, Леньке, перепадет две-три копейки, да пару рыбешек даст еще Митрич… Щеки Леньки порозовели, глаза стали веселее. Он знал, что, когда начинаются торги, хозяин не сидит дома и часто уезжает в город на целую неделю.
Отломив корку оставшегося хлеба, Ленька убрал стаканы и бутылку из-под водки, вытер мокрой тряпкой пол и, услышав на берегу голоса, подошел к борту.
– Глянь! Глянь! Макака вырядилась! Макака вырядилась! – хватаясь за живот, кричал Минька.
– Эй, Макака! Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! – с тупой ухмылкой вторил ему Трошка.
Между ними, прижав к груди руки и беспомощно озираясь кругом, стояла девочка.
Глава 25
«Сарынь на кичку!»
Ленька не сразу узнал свою знакомую. Он почти не видел ее лица, когда они вдвоем отчаянно барахтались в воде, он смутно помнил эту девчонку на берегу, мокрую, сердитую, красную от слез, и хорошо запомнил ее на пристани. Она стояла на виду у всех, пела песни и собирала деньги в шапку шарманщика. У нее были грязные босые ноги и рваное платьишко. То была нищенка… может быть, такая же сирота, брошенная и несчастная, как Ленька. Шапка дрожала в ее руках, и в глазах был испуг… Ленька жалел сирот и потому, не помня зла, отдал девчонке свою последнюю копейку.
И сейчас, услышав знакомое слово «Макака», он с удивлением вглядывался в маленькую барышню, осажденную с двух сторон своими обидчиками. Он не хотел вмешиваться, полагая, что у господских детей всегда найдется защита, их не так-то легко обидеть. Его удивляло только знакомое слово «Макака» да еще сама девочка. Она стояла молча, словно что-то лихорадочно обдумывая, тогда как обнаглевшие мальчишки подступали к ней все ближе и ближе, дергали накрахмаленные оборки нарядного платья и, гогоча, выкрикивали обидные прозвища:
– Африканка! Куцый заяц! Ишь вырядилась! Го-го-го!
Леньке становилось невтерпеж глядеть на это издевательство, он уже поднял кулак, чтобы погрозить мальчишкам, как вдруг на берегу раздался отчаянный боевой крик:
– Сарынь на кичку!
Ленька увидел, как девочка стремительно налетела на Миньку; нагнув голову, как молодой бычок, она с размаху ударила Миньку в живот, потом так же молниеносно бросилась на Трошку.
– Сарынь на кичку! – с удалью и отчаянием кричала она, нанося удары и отбиваясь от своих противников.
Белое платье ее металось от одного к другому, голубые банты прыгали на плечах…
Минька, держась за живот и охая, осыпал ее песком и камнями, Трошка, защищаясь левой рукой, правой наносил девочке крепкие удары кулаком; она увертывалась, отбегала в сторону и снова бросалась на своих обидчиков.
– Сарынь на кичку! – отчаянно и жалобно кричала она. Ленька прыгнул на сходни и в три прыжка выскочил на берег. Он узнал этот жалобный голос и звенящие в нем слезы. Это была та самая нищая девчонка, которую он видел на пристани. Непонятные слова, которые она выкрикивала, подстегивали Леньку, как призыв на помощь, и, сбивая ноги о камни, он мчался по берегу, задыхаясь от злобы и возмущения.
А девочка все еще не сдавалась… Оторванная от платья оборка волочилась за ней, голубые банты втоптались в песок, из разбитого носа капала кровь…
– Сарынь на кичку!
Ленька обрушился на ее врагов со страшной силой. Мускулы его, окрепшие в постоянной тяжелой работе, налились твердыми желваками. Одним ударом кулака он сбил Трошку, схватил за шиворот и отбросил Миньку. Не давая им подняться и нанося удары то одному, то другому, он повторял злобно и отчетливо, подкрепляя каждое слово увесистым тумаком:
– Не тронь, сволочь! Не тронь ее! Убью гадов!
Минька тонко взвизгивал и хватал его за руки, Трошка истошно ревел, пряча от Ленькиных кулаков разбитое лицо.
Динка, вне себя от изумления и восторга, торжествующе выкрикивала свои чудодейственные слова:
– Сарынь на кичку!
– Хватит, – вдруг сказал Ленька, останавливаясь и отирая со лба пот. – Вон отсюда, жулье проклятое! Чтоб ноги вашей не было больше тут! – заорал он на воющих мальчишек. – Живо уходи! Ну?!
Минька подхватил падающие штаны и бросился бежать; Трошка, прихрамывая и держась за щеку, пошел за ним. Отойдя подальше, оба оглянулись и, подняв камни, швырнули их в Леньку. Камни, не долетев, упали на песок. Ленька усмехнулся.
– Ладно, ладно, бродяга! Попомнишь ты нас! – трусливо оглядываясь, грозили мальчишки.
– Побей их еще! – бойко предложила Динка.
– Хватит, – спокойно повторил Ленька. – Теперь не тронут. – И, поглядев на оторванную оборку и закапанное кровью платье девочки, озабоченно спросил: – Чье платье-то на тебе?
Динка мгновенно вспомнила пристань, жалостливое выражение в глазах Леньки, копейку, которую он ей дал… и испытующе взглянула на него исподлобья:
– Мое платье…
– Знаю, что твое, а вот где взяла ты его? Украла? – Ленька посмотрел на нее строго и участливо. Серые глаза на его бледном лице казались совсем черными.
Динка испуганно замотала головой:
– Не… Потихоньку я взяла… Я положу назад… – пробормотала она.
– «Назад»! – с горечью усмехнулся Ленька, присаживаясь на камень. – Ты гляди, оборвала ведь все, кровью попортила… Не миновать тебе палки, – безнадежно закончил он, и снова в его глазах мелькнуло выражение глубокой жалости.
Динке вдруг непреодолимо захотелось удержать его сочувствие, сравнять их судьбы, быть такой же бездомной сиротой, как и он, Ленька. Она уже видела себя рваной и голодной девчонкой, тайком надевшей нарядное платье барышни и поплатившейся за это короткое счастье жестокими побоями. Видение было настолько ясным, что Динка закрыла лицо руками и заплакала.
– Не реви, не реви! – испугался Ленька. – Еще хуже закапаешь. Пойдем, умойся… Ишь размазала кровищу-то!
Он взял Динку за руку, подвел ее к воде и, глядя, как она умывается, набирая пригоршнями воду, с досадой сказал:
– Не так! Ведь ты опять же на одежу льешь! Опусти свою личность в воду и пошуруй ее там руками, а тогда вытаскивай.
– Э-э… ишь ты какой! – покрутила головой Динка. – Я окунаться боюсь!
– Ништо, – сказал Ленька. – Прячь руки назад! – Он осторожно наклонил Динкину голову, несколько раз окунул в воду ее лицо, обмывая его там своей ладонью. Ладонь у него была жесткая и шершавая.
– Корябаешься, – сказала Динка.
Но Ленька не обратил никакого внимания на ее слова.
– А ну, глянь на меня!
Динка подняла подбородок кверху. Из носа потекла тонкая струйка крови.
– Текет, – озабоченно сказал Ленька и зажал ей нос двумя пальцами. – Не бойся. Дыши ротом. Постой так маленько!
Динке не хотелось стоять с зажатым носом, но, полная уважения к своему старшему товарищу, она не спорила. Операция Леньки помогла.
– Я все это на себе испытал, – сказал он, снова усаживаясь на камень. – Я тертый птиц… – задумчиво добавил он.
– Птица, – поправила Динка.
– Почему птица? Птица – это она, а я – он. Чего не знаешь, молчи! – обиделся Ленька.
– А как же говорят: летит птица… Откуда знают, что это она?
– Вот глупая! Раз говорят, то знают. К примеру, летит стая птиц… это про кого? Птица – она, птиц – он, тут и думать не над чем!
– Правда! Очень просто, оказывается, – соглашается Динка.
– Я много чего знаю. Одной энтой «Пещеры» сколь перечитал! Девятый выпуск вот дочитываю… – Он вынимает из кармана сложенную в трубочку тоненькую темно-красную книжицу с картинкой на обложке.
– «Пещера Лихтвейса», выпуск девятый, цена пять копеек, – с трудом читает вслух Динка и с интересом разглядывает картинку. На картинке мрачными, темными красками нарисована пещера, загроможденная камнями и ящиками. Из-за ящиков видны зверские лица присевших там людей, а у входа в пещеру стоит человек с поднятым вверх револьвером. – Что это, Лень? – с испугом спрашивает Динка.
– А вот, вишь, все убийцы… Графиню одну затащили они… А вот этот самый Лихтвейс и приметил их. Да вот на этой странице как раз написано… – Ленька послюнявил палец и, перелистав смятые страницы, нашел в конце книжки относящиеся к картинке строчки. – «Стой! – крикнул громовым голосом Лихтвейс. – Руки вверх и ни с места! Ваша карта бита!» – громко и медленно прочитал Ленька.
